Чтение 87–й страницы книги ~По следам дикого зубра~

узнал о тебе. Пропал... Дануты уже нет, умчалась. Я следом. Она как-то
сумела прорваться к самому председателю ЧК. Мне сказали, что меры приняты,
остается ждать. А время дорого. Сейчас я иду в Кубанский ревком с нашим
общим делом. Направили на согласование... Отдел народного образования не
против. Но предлагает свои границы для заповедника. Лесной отдел тоже не
возражает, но границы дает свои. Спорам конца не видно. И это не пустяк.
Речь идет о высокогорных лугах - где им быть.

- Кто в лесном отделе? - перебил Зарецкий.

- У меня где-то записано. Вот: Постников.

- Я его знаю. Умный человек.

- Он собирается в горы, чтобы лично посмотреть, что делается в
заповеднике, и установить его границы.

- Вот это ни к чему. - Андрей нахмурился. - Без наших хлопцев ему
нельзя туда ехать. Там такое... Наслушался предостаточно от соседей по
тюрьме.

- Ну, это, как говорится, его личное дело. Предупредим, конечно. Так
вот, я тем временем изготовил проект постановления и сдал в ревком. Обещали
рассмотреть в самом срочном порядке. Сколько тебе оставаться здесь?

- Пока не привезут моего злодея.

- Тогда так. Я покину вас, пойду по этим самым делам. Забегу сказать о
результатах. И домой. Надо твоих успокоить, самому прийти в себя, а дальше
уже думать о горах. Главное, ты на свободе, камень с души... Можем
действовать вместе. Будет заповедник!

Данута во время разговора сидела молча, уставившись в окно. Андрей с
возрастающим беспокойством поглядывал на нее.

Шапошников решительно нахлобучил кожаную фуражку и ушел.

И только тогда Данута дала волю слезам. Все, что накопилось у нее на
сердце за тревожные месяцы, вся боль за мужа, страшное пережитое, - все
вылилось в нескончаемых рыданиях, почти в истерике. И Андрей, и напуганная
хозяйка, как могли, успокаивали ее, уложили в постель, но Данута никак не
могла справиться с нервным потрясением. Ей удалось уснуть лишь после того,
как приняла большую дозу брома.

В тот день и в последующие дни она почти не вставала. Это была не
быстротечная истерика, а серьезная нервная болезнь. Нашли доктора. Он
прописал лекарства и покой. Андрей почти не отлучался от жены. Всякий раз,
когда он выходил из спальни, Данута впадала в состояние, близкое к новому
приступу, - так боялась за него.

Наконец, кризис миновал. По расчетам Зарецких, Христофор Георгиевич был
уже в Псебае, успокоил родителей, Мишаньку.

Утром пришел Сурен и просто сказал:

- Пошли. Чебурнова привезли.

- Подождите, - Данута поднялась. - Я с вами.

Мужчины переглянулись. Сурен сказал было:

- Совсем вы напрасно...

Но, глянув на Андрея, умолк и сел на край стула.

- Не торопись... - Андрей говорил с женой спокойно и тихо, как говорят
с ребенком.

Шли медленно. Лицо Дануты было сосредоточенно, даже угрюмо, губы
решительно сжаты. Всю дорогу молчала.

Все так же молча поднялись на второй этаж. Сурен открыл дверь кабинета,
сказал, пропуская Дануту:

- Прошу...

- Я подожду здесь. - Она оглядела приемную, где за столом сидел один
военный, и уселась на стул в уголке. - Пожалуйста, вы с ним сами.

Сурен и Андрей опять переглянулись и закрыли за собой дверь. Минут
через двадцать в коридоре застучали сапоги. Дверь распахнулась. Вошел
конвоир. За ним Чебурнов, в солдатской рубахе без ремня, без фуражки. Сзади
его подталкивал второй красноармеец.

Увидев шагнувшую к нему Дануту, Семен испугался лишь в первую секунду.
И тут же овладел собой. Самоуверенно протянул:

- Скажи на милость! Госпожа офицерша...

Пощечину она нанесла с такой силой, что голова Чебурнова почти легла на
плечо. И второй удар был не менее хлестким. Всю ненависть, все презрение к
мерзавцу вложила в эти пощечины. За тем и пришла.

Конвоиры удержали ее, усадили. Выбежал Сурен, за ним Андрей. Данута
старательно поправляла юбку, лишь бледность выдавала, что переживает она.

Семен хватал воздух открытым ртом.

- Ну, госпожа Зарецкая, это тебе вспомнится...

Конвоиры втолкнули его в кабинет.

- Зачем ты?.. - укоризненно спрашивал Андрей. - Я понимаю, но тебе же
нельзя волноваться!

- Ты ступай. Я подожду здесь. Все хорошо, не беспокойся... - с трудом
произнесла она. - Я не волнуюсь. Напротив, совсем спокойна.
Удо-влет-во-ре-на, - по слогам произнесла она.

Семен Чебурнов уже стоял в кабинете. На Зарецкого он глядел с вызовом.
Нагловатое лицо его горело. Заработал...

- Чего не поздоровался, чекист? - громко спросил Сурен. - Или вы не
знакомы?

- Непонятно мне, товарищ комиссар, как вот этот... - он кивнул в
сторону Андрея. - Не ждал не ведал, что встрену. Пощадили, выходит, живым
оставили их благородие? А пошто не шлепнули?

- Свидетель нужный, вот и не шлепнули. Много знает.

- Супротив кого же свидетель, позвольте спросить?

- Здесь вопросы задаю я, Чебурнов. Первый вопрос: где сегодня
обретается твой хозяин полковник Улагай?

- У меня хозяев немае. Я сам себе хозяин. Что касаемо Улагая, знать не
знаю и не хочу об ем говорить. Контра. Одна шайка-лавочка вот с этим.

- Но ты служил у этой контры? Сперва в Лабинской. Потом в
Суворово-Черкесском. И на фронте. Так где же он сейчас?

- Не могу знать. Все мы служили их благородиям. Под нагайкой. А ноне
наше время, мы сами подвиги делаем.

- Ну, твои подвиги, Чебурнов, у меня записаны. Вот один из них: в июне
1918 года ты вместе с Улагаем расстрелял в хуторе Шабановском семерых
активистов Советской власти. Их фамилии...

О, как мгновенно изменился в лице Чебурнов! Ноги не удержали его, сел.
Лоб покрылся крупными каплями пота. Давно забытое, считал.

- Далее. - Сурен посмотрел на него. - Во время поиска казацких сокровищ
в Фанагорийской ты зарубил на глазах семьи красного казака Бережного.
Свидетели живы, я их уже вызвал для опознания. И наконец, ты оклеветал
Зарецкого. Ты боялся его. Он знал о твоей тесной связи с Улагаем. Так?

- Наговоры все. Вранье, - хрипло выговорил вконец раздавленный
Чебурнов. - А ты... Не в последний раз встретились! - И с ненавистью глянул
на Зарецкого.

Сурен кивнул конвоирам, и Семена увели.

- Каков? Тут у меня лишь немногое из того, что наделал этот мерзавец.
Но он получит свое. А ретивый командир, что пошел на поводу у Чебурнова,
разжалован и уволен из ЧК. Так легко поддаться на провокацию!..

Андрей Михайлович молчал. Сурен подошел к нему, обнял за плечи.

- Поезжайте-ка вы домой, Андрей Михайлович, и беритесь за свое
благородное дело. Все в прошлом... Если будут осложнения, немедленно
сообщите мне. Все, что я узнаю о Кате и Саше, тотчас передам вам. Слово
друга!

Андрей пожал ему руку и шагнул к двери.

Через несколько дней Зарецкие уехали в Псебай.

Возле армавирского вокзала их встретил Шапошников.

- Звонил твой друг Сурен. Сказал, что вы поехали. Ну вот я... У меня
отличный экипаж. Идемте. Так-то веселей, когда вместе.

В тележке Христофора Георгиевича под сеном лежали две винтовки. Одну он
протянул Андрею:

- Узнаешь?

Это была старая винтовка Зарецкого.

- Между прочим, отыскали и Куницу. Она стоит у вас в конюшне. А вот
новость не очень приятная: Семка сбежал...

- Чебурнов?! - Андрей Михайлович даже отшатнулся.

- В местном ЧК только что депешу получили. Его вели ночью с очередного
допроса на Дубинку. У карасунского перехода изловчился ударить конвоира,
выхватил винтовку и заколол другого. Бежал в парк, оттуда к реке, переплыл
Кубань, ну а дальше - ищи-свищи. Лес!

Данута презрительно сощурилась. Андрей промолчал. Понял, почему
Шапошников прихватил с собой винтовки.

- Ладно, - сказал он как можно спокойнее. - Нам к неожиданностям не
привыкать. Что с нашими делами по заповеднику?

- Кажется, удалось. Есть постановление ревкома. - И победно посмотрел
на Зарецкого.

- А Постников?

- Скоро приедет к нам. Так сказал при встрече, когда я отговаривал его
от этой поездки. Куда там!..

"6"

Здесь нам нужно привести несколько строчек, которые Андрей Михайлович
написал, видимо, в первые дни по возвращении домой. Конечно, он сразу же
встретился со своими друзьями по охране зубров - Телеусовым, Кожевниковым и
другими. Они рассказали не только о зубрах, но и о положении на Кубани.

Гражданская война подходила к концу, белые войска оставались лишь в
Крыму.

Но зато на Кавказе контрреволюция не утихала. И в предгорьях, и в
степной Кубани, где генералы терпели полное поражение в открытом бою,
началась борьба тайная, еще более жестокая и изуверская. Об этой войне