но он тут же умолк, занявшись едой, - к облегчению Полунина, который уже
начинал испытывать неловкость.
Полуниным.
столом не одобряет... Он, правда, чаще у себя ест, - каюта-то в носовой
надстройке, попробуй побегай туда-сюда по открытой палубе - а борт низкий,
обратили внимание? Сюда шли в полном грузу, так волна в четыре балла - и уже
одни надстройки из воды торчат...
шел сепаратный разговор, в котором участвовали стармех, доктор, толстый
пассажир и кто-то из провожающих.
удержался, чтобы не кинуть этому сеньору в лицо ихнюю седулу* - нате, мол,
получите, я теперь не ваш!
со стороны слушателей. Но поддержки выражено не было, наступило несколько
неловкое молчание.
это уже инцидент, я понимаю! Но желание было. И вы, товарищи, должны просто
понять, - он приложил к груди растопыренную руку, - после всего, что мы
здесь вытерпели за это время, - то есть нет, вам это понять невозможно,
советскому человеку просто не представить себе такого! Чтобы тебя ежедневно
и ежечасно - на каждом то есть шагу - унижали, оскорбляли твое достоинство,
вытирали об тебя ноги...
протянул руку ораторским жестом.
самое!
отмолчаться.
приходилось...
говорю вообще об отношении - когда тебе всюду тычут в глаза, что ты
"экстранхеро"*, человек второго сорта, пока действительно не начинаешь себя
чувствовать просто, понимаете ли, каким-то отверженным!
себя... не очень уютно. А насчет того, чтобы в глаза тыкали... Вы Аргентину
имеете в виду?
- если для иностранца всегда самая тяжелая работа, самая низкая зарплата...
вас профессия?
специальности. Здесь я был плотником. Строительным плотником, на опалубке...
видимо заинтересованный этим дурацким спором. Полунин, ругая себя за то, что
не отмолчался, допил свой компот и тоже встал.
всюду. Я только не понимаю, что вас держало в такой фирме, - ушли бы в
другую, и дело с концом.
держала, молодой человек, вот что! Да, представьте себе!
безработица с вашей специальностью? Да здесь все эти годы не было более
дефицитной профессии, чем строительные плотники!
нет, в самом деле, товарищи! И отношение прекрасное, и безработицы никакой
нет, и платят всем по справедливости! А ведь, между прочим, неувязочка
получается! Если там так хорошо, - толстяк патетически указал на открытый в
сторону причала иллюминатор, за которым в этот момент с железным гулом
медленно проезжал рельсовый кран, - вы-то почему здесь, на советском судне,
а?
Полунину вдруг стало его жаль.
Во всяком случае, вопросы труда и зарплаты на мое решение не повлияли...
Если дурак, так это надолго...
капиталисты голодом морили...
никому в голову не придет простой вопрос: ну хорошо, а если бы ему там - за
границей - платили больше, то он бы, выходит, и не вернулся? Вот тут уж
действительно "неувязочка", скажем прямо... Так в машинное не хотите со
мной?
укладывать верхние ряды тюков. Часа через три, пожалуй...
его зовут Тиграном Вартановичем и что они соседи по каюте. Поговорив с ним
несколько минут, Полунин понял, что его собственная "одиссея" - небольшая
прогулка в сравнении с кругосветными странствиями доктора Оганесяна. Тот,
как выяснилось, побывал уже и на Ближнем Востоке, и в Африке, и в Австралии,
и в Штатах, а в Аргентину приехал через Бразилию...
Вартанович, - иногда сам удивляюсь, честное слово...
правого, наблюдая, как из Северной гавани медленно выдвигается белый
многоярусный "Конте Гранде". Оганесян рассказывал о том, как попал в плен в
сорок первом году: их транспорт торпедировали между Одессой и Севастополем,
два дня он провел в море, потом его подобрал румынский сторожевик - дальше
шла какая-то маловразумительная история с участием болгар, греков, чуть ли
не турок...
парнишка-вахтенный. - Там вас гражданка спрашивает, я ее в вашу каюту
провел!
до него смысл услышанного. - Простите, - сказал он Оганесяну и не тронулся с
места. Гражданка? Какая гражданка может его спрашивать? Не может быть,
чтобы... - Простите, Тигран Вартанович, я сейчас.
рванул наотмашь тяжелую дверь. Полгода уже - ровно полгода! - и ни одного
звонка... Ну, положим, звонки могли быть, пока он плавал. Но уж написать-то,
чего проще... если бы действительно хотела... Да нет, чушь! Молчать полгода,
и теперь вдруг - в последний день? Чушь, действительно. Он прошел мимо кают
старшего электрика, старпома, помполита, по внутренней лестнице сбежал еще
ниже - в огибающий шахту машинного отделения коридор, куда выходили двери
салона и пассажирских кают. Чего только себе не навоображаешь, когда ждешь и
надеешься... хотя и это вздор: ждать он давно уже ничего не ждал. А надежда
- ну, возможно, и была какая-то подсознательная. Сердцу, говорят, не
прикажешь... вот оно и вообразило сейчас - вопреки всякой логике! - что
загадочная посетительница эта не кто иной как Дуняша. Хотя совершенно ясно,
что уж ей-то и в голову не могло бы это прийти - после всего случившегося
взять и явиться вдруг сюда на судно. А вот Надежда Аркадьевна вполне могла
передумать, хотя и сказала вчера, что в порт не приедет... передумать или
что-то вспомнить. Может, поручение какое-нибудь? Она, конечно, кто же еще,
убежденно сказал себе Полунин, уже взявшись за ручку своей двери, - сказал
просто так, на всякий случай, или как заклинание от сглаза, хотя сам уже
знал, что на этот раз сердце оказалось прозорливее разума, а у Дуняши -
пусть в самый последний момент - хватило и смелости, и безрассудства сделать
то, на что так и не отважился он сам...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
тепло ее плеч в своих ладонях, знакомый запах ее волос, тепло ее легкого
дыхания на своей шее, долгожданный покой... Потом она отстранилась, снизу
вверх - из-под мокрых ресниц - робко заглянула ему в глаза.
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Доценко Виктор
Елманов Валерий
Акунин Борис