Европу и по дороге завернули в Лейпциг, где учились пажи.
ровства угодили, на ужин получают всего "два блюда с капустою и не-
большими кусочками старого и крепкого баранья мяса и с горьким маслом,
есть нельзя... Таковое кушанье, для немецких желудков весьма обыкновен-
ное, встревожило желудки русские, привыкшие более ко штям и пирогам".
нет-тюфячок с соломкою... вот так!
ради устройства концертов увеселительных. На вопрос, куда путь держит,
кривился:
краях не изменил привычкам. Пизанским дамам небрежно показывал "гвар-
дейские" фокусы: легко разгибал подковы, на улицах Пизы мертвой хваткой
останавливал шестерку лошадей. Однажды в доме маркиза Падулли фаворит,
дробя в пальцах орехи, нечаянно подбил осколком ореха глаз герцогу Вил-
лиму Глостеру, а когда тот разбушевался, требуя сатисфакции, Алехан свы-
сока отвечал аристократу:
обратил. Подумаешь - синяк! Потерпи, заживет.
чится? Да ведь он быка свалит". Что тут ответишь?
ва, и смертность в командах была велика. Русский флот с дальними похода-
ми еще не освоился. Балтика замуровала его в локальных плаваниях, а
морская гигиена пребывала в зачаточном состоянии. Крупу сыпали в котлы
пополам с крысиным пометом, солонину разнесло в бочках, как непогребен-
ный труп, и текла из бочек мерзостная гниль. Матросы хлебали тухлую во-
ду, разбавляя ее уксусом до такой степени, что уже не понимали, где во-
да, где уксус. Сухари двойной закалки кончились еще на подходах к Дании
- открыли банкеты с тройной закалкой. Но сколько ни барабанили матросы
сухарями об стол, вежливо прося червяков покинуть свои убежища, паразиты
эти (почему-то ярко-красные, как рубины) не желали покидать столь уютно
прогрызенных лабиринтов. Старые матросы червями уже не брезговали, гово-
ря жестоко:
беям, которые со слов тунисских пиратов точно доложили, что эскадра Спи-
ридова чинит паруса уже на Минорке.
цев. Султан заявил Венеции решительный протест: почему пропущены русские
корабли из Балтики? Обтянув такелаж на Минорке, эскадра адмирала Спири-
дова уже плыла в Архипелаг; за Сицилией встретили острую скампавею с
пушками - в тучах брызг, взрываемых форштевнем, выросла фигура мрачного
рыцаря с мечом в руке, черный плащ с белым крестом стелился по ветру.
счастлив видеть благородный флаг России в своих пределах!
огнем. Спиридов сказал капитан-командору Грейгу:
древности основан на наши православные денежки. Нас приветствовал мечом
и салютом посол Петербурга на Мальте лейтенант флота российского - Антон
Псаро... он из греков, ждущих нас!
выдвигала самозванцев, и Петербург не особенно тревожили сообщения, что
покойный Петр III чуть ли не ежегодно возрождался из могильного праха в
захудалых гарнизонах, в городишках провинции, за его мнимое здравие рас-
кольники ставили свечи в потаенных часовнях. Но два года назад и Обрес-
ков (из Турции) и князь Голицын (из Вены) депешировали о появлении на
Черной Горе некоего Степана Малого [18], ставшего черногорским владыкой.
Послы докладывали, что Малый хорошо образован, знаток языков и хирургии,
черногорцам при нем живется ладно, а на стенке своих хором намалевал он
двуглавого российского орла. Никто не знает, кто он таков и откуда взял-
ся. Но когда однажды облокотились ему на плечо, Малый сказал: "Знал бы
ты, брат, на кого опираешься, так и бежал бы прочь, как от огня". В гор-
ном монастыре нашелся портрет Петра III, сравнили его с обликом Степана
Малого - ну точно он! Если русских самозванцев хватали, ноздри им рвали
и, ошельмовав по всем правилам, гнали - на каторгу, то Степана Малого
императрица стащить с Черной Горы не могла. Орловы нежились в Италии,
когда она позвала князя Юрия Долгорукого, еще молодого парня, но уже из-
раненного в войне с пруссаками, и велела ему под именем "купца Барышни-
кова" пробраться в Черногорию, чтобы самозванца тамошнего всенародно ра-
зоблачить:
сто пудов свинца и втащить их на Черную Гору, ибо черногорцы нуждались в
припасах для борьбы с турками. В товарищи дал пирата Марка Войновича,
служившего дожам Венеции, порядки местные знавшего. Орлов напутствовал
князя:
вая, ты и сам вверх тормашками не слетел оттуда...
свинец и порох. Степан Малый ничего общего с Петром III конечно же не
имел. Одет он был в белое греческое платье, на голове носил скуфью крас-
ную, на груди болталась икона русская, через плечо цепь золотая, а голо-
сок имел тонкий, как у ребенка. Долгорукий на лужайке перед монастырем
Цетинье собрал скупщину, а "Степан Малый, - вспоминал князь, - остался в
комнате сидеть на постели, где лежала голая сабля. Курил он трубку, за-
пивая табак стаканом водки, без чего не может и жить по привычке..."
Долгорукий публично развенчал самозванца, а черногорцы поклялись в вер-
ности России; при этом Степан Малый безропотно дал себя арестовать, зая-
вив: "Присяга грешной жене моей еще не есть мое отречение!" Так и случи-
лось: Долгорукий жил в первом этаже Цетинье, а второй этаж отвел Малому,
отчего в народе решили, что посланец России сознательно возвышает царя
над собой; черногорцы внимали речам князя, но повиновались Малому. Кон-
чилась вся эта несуразица тем, что эмиссар Екатерины, подарил владыке
мундир русского офицера с надлежащим патентом и отдал на память свое
оружие:
ратрицы исполнил шиворот-навыворот: вместо ослабления самозванца он его
дополнительно укрепил.
Ливорно, готов ли? Ныне пора Эладу спасать от турков...
котором Орлов со свитою отплыл из Италии в Архипелаг; средь греческих
островов мотало на якорях усталую эскадру; три корабля держали на мачтах
госпитальные флаги. Спиридов встретил гостей в светлом "фонаре" кормово-
го салона, где было не повернуться: жилье адмирала заполняли обломки ан-
тичных статуй (Спиридов спасал от вандализма все, что еще можно спасти).
Настроен же он был мрачно, подозрительно, а находившийся возле него
Грейг - узколицый тощий шотландец в чине капитан-командора - улыбался.
Орлов поиграл алмазною табакеркой с профилем "матушки", со вкусом обоз-
рел торсы античных богинь.
до Эрмитажу, тонуть с грузом морякам всегда легше.
тами подкованными, как жеребец копытами?
Грейг дело флотское знает, себя в походе хорошо показал. А вот придут
еще две эскадры - Эльфинстона и Арфа...
корабли иноземцами не уснащала... Своих-то - посолил, перцем присыпал и
ешь на здоровье. А с чужих спрос короткий.
человека на переходе до Копенгагена умерло 54, а больных было 320; в
Англии списали на берег 720 больных, а на кладбище оставили 130 матро-
сов; в походе же до Минорки пришлось покидать за борт 208 трупов. Иными
словами, еще до приятия боевых встреч с супостатами эскадра четверти
экипажа лишилась.
звенящим ботфортом откинул крышку люка, откуда пахнуло мерзостью гнили и
немытой одежды, послышался крысиный писк.