Чтение 87–й страницы книги ~Транквилиум~

- Я отнесу его туда, - сказал он, глядя Светлане в глаза. - Для него
это единственный шанс.

- Конечно, - она кивнула.

- Я быстро, - сказал он.

- Как прошлый раз? - сказала она и осеклась.

Глеб, двигаясь неловко и как-то угловато, обошел ее и положил руку на
плечо чужака.

- Полковник, вы поможете мне?

- Разумеется...

Двадцать минут спустя в отделении милиции маленькой станции Лопча
зазвонил телефон, и чей-то голос сказал, что на улице такой-то лежит
раненый офицер. Еще через двадцать минут раненый был в местной больничке.
Хирург домой не ушел, искать его не пришлось.

После операции неизвестный офицер прожил четыре дня. Хирург, два года
после института, умница, золотые руки, - не отходил от него. Были бы
нормальные антибиотики... но их не было. Пенициллин, стрептомицин,
канамицин. Плюс фурацилин для промывки брюшной полости. И, может быть, он
все-таки спас бы офицера - но тот отвязался ночью от койки, встал и
куда-то пошел...

Перед смертью он на несколько минут будто бы пришел в себя,
огляделся.

- Галка же была?.. куда делась? И вот что, - посмотрел на хирурга. -
Передай Турову - они по-английски говорили. Понял? Форма русская, а
говорили по-английски. Пусть знает... Что? - он заозирался. - Где ты,
Галка? А, вот куда... - он улыбнулся, закрыл глаза и перестал дышать.

Ну, что, король Руфус? Ты доволен? Доггерти сунул зеркальце и
маленькие ножницы, которыми подравнивал усы, в несессер. Мы заварили-таки
эту кашу...

Отсюда, со скалы, виден был весь лагерь пришельцев. Бинокль приближал
их так, что казалось: они специально молчат и объясняются жестами, но не
как глухонемые, а как актеры авангардного театра. Этот идиот Самсон...

Впрочем, сбрасывать его со счета нельзя. Идиот, а имеет власть над
тысячами - да таких, которые легко дадут содрать с себя шкуру, чтобы
постелить ему под ноги... Плохо, что нет ни малейшей возможности понять,
чего он хочет - и, тем более, предугадать его поступки. Зато есть полная
уверенность, что сам он все это прекрасно знает. Проклятый чернокнижник...

Там, у дороги, синим дымом окутывались танки - и дергались вперед и
назад, выстраиваясь в колонну. Свирепый рев донесся и сюда, заставляя
сжиматься что-то внутри. Страшная, страшная сила...

Вино откупорено, вспомнил Доггерти, остается только выпить его.

Сегодня будет много вина. Красного густого вина.

Дальше лошадь не шла, и Лев оставил ее. Он четко представлял себе:
перевалить вот эту лысую гряду - и там под гору меньше мили. Только бы не
ушли, только бы остались... Кровь ударяла в виски - поэтому, должно быть,
он не услышал ни разговора, ни каких-то других звуков... это было
непростительно для специалиста его профиля, но - так уж получилось...

Он перевалил гребень - навстречу ему поднимались четверо, и двоих он
узнал сразу: Руфус Доггерти и Джозеф Питни, его правая рука. Еще двое были
просто охранники...

Стрелять все пятеро начали почти одновременно - но, может быть, Лев
успел на четверть секунды раньше. Он хладнокровно срезал Питни, одного из
охранников, который взял его на мушку, выстрелил в Доггерти - тот присел и
юркнул за второго охранника, пуля лишь ободрала ему плечо. Потом Льва
отбросило назад, он упал, перекатился... Доггерти вынырнул, как черт из
коробочки, выстрелил дважды. И все же Лев сумел поднять огромный невесомый
револьвер и выпустить пулю в ответ. Лицо Доггерти удивленно сморщилось и
опало внутрь себя. Последнее, что Лев видел - это темный на фоне
исчезающего неба силуэт склонившегося над ним человека...

Мерсье, чувствуя какую-то невозможную воздушность в теле, осмотрелся
еще раз. Еще раз проверил: все ли так, как ему показалось? Мертвый
неизвестный человек в меррилендской солдатской форме. Мертвый Питни.
Мертвый Трент, даже не успевший ни разу выстрелить. И на кой черт твое
умение гасить свечу на пятидесяти шагах?.. Доггерти умрет: с такими ранами
не живут.

Может быть, оно и к лучшему...

Позади ревели моторы, и в какой-то момент Мерсье ощутил сильнейший
позыв спуститься вниз, найти Турова и все рассказать. Хотя, конечно,
трудно предположить, что Туров ни о чем не подозревает. Тем не менее - был
прямой приказ Парвиса: всячески способствовать авантюре Доггерти.

Что мы и делали по мере сил.

Оставить его здесь истекать кровью?.. По дикой самоуверенности шефа
никто не взял с собой бинтов. Он плевался и кричал, когда кто-то брал
бинты: ты что, козел, думаешь, на меня кто-то может покуситься? Думаешь,
да? Уж не ты ли сам? И так далее...

Теперь вместо носа и рта у него была дыра, в которую прошел бы кулак.

Ничего не сделать, понял Мерсье. Он присел рядом с Доггерти, пощупал
шею - и ударил тремя пальцами по сонной. Тело дернулось. Из дыры
выплеснулся фонтан крови. Все.

Лейтенант Завитулько получил пополнение и возвращался на фронт. Две
сотни молодых необстрелянных - только лагеря - матросов разместились на
восьми конных транспортах: длинных подрессоренных телегах, запряженных
четвернею. Когда в воздухе показалась, рокоча, давешняя "чертова
мельница", он скомандовал "врассыпную!" просто для тренировки. И даже
удивился поначалу, что там, на небесах, с ними согласились поиграть...

Потом, когда машина, наконец, улетела, он встал, оглушенный, и пошел
собирать тех, кто остался.

- Как-то странно мы встретились, - сказала Светлана. - Тебе не
кажется? Будто... - она поискала слова. - Будто было лучше.

- Да, странно, - сказал Глеб. - Действительно... не было дня, чтобы я
не вспоминал тебя. Этим спасался. И вдруг... Я думал, что это сон, бред...

- Кажется, я понимаю. Тут я, живая, такая, как есть: нечесаная,
грязная. Воняю, наверное. Вши были - правда, вывела. С сопливым мальчишкой
на руках. Так, да?

- Нет. Просто... я уже простился с тобой - здесь, в себе. Это была
прежняя жизнь, она никогда не вернется. Это был другой я - совсем другой.
Этот я любил самую лучшую в мире женщину... но - жизнь назад. Будто мы уже
все умерли и живем заново. И я так привык к этому... и вдруг - ты. И
оказывается, что это все придумано - и про другую жизнь, и про то, что я
другой, и про минувшую забытую смерть. Все, что есть вокруг, происходит на
самом деле, и недавнюю нашу жизнь мы помним не по рассказам в растрепанных
книжках, а - сами... И только мнится, что она миновала давным-давно и без
следа. Это мы - ее след.

- Вот он, самый главный след, - Светлана качнула Билли. - Нравится?

Глеб снова долго-долго всматривался в личико спящего.

- Красивый, - сказал он.

- И только?

- Я еще не узнал его ближе...

Они шепотом засмеялись.

- Ты будто замороженный, - сказала Светлана. - Что-то, может быть, не
так?

- Не так - все, - отмахнулся Глеб. - Война, разруха, вторжение,
контрвторжение... все не так, все через колено. Главное, не сделать
ничего, не поправить...

- И конечно, поправлять должен ты? - она взглянула на него чуть
иронически.

- Увы, да.

- А почему?

- Не знаю. Ответа не имею, капитан. Так легли карты. В свое
оправдание могу сказать только: будь со мной все иначе, будь я другой - мы
бы не встретились никогда. Помнишь день нашего знакомства?

- Еще бы...

- Все четверо - мы чудом избежали смерти. Причем дважды. Помнишь?

- Олив сказала, что это знак.

- Это действительно был знак.

- Не сомневаюсь...

- Все гораздо... массивнее, чем ты думаешь. Я тебе расскажу все, что
узнал о себе... позже, в более спокойной обстановке...

- Этого никогда не будет.

- Не будет чего?

- Спокойной обстановки. У меня, помимо всего, есть и свои дары. Дар
предчувствия. Он говорит мне, что спокойной обстановки уже никогда не
будет...

Она вдруг заплакала.

- Господи, кому мешало то, что мы живем тихо и спокойно? За что ты
нас гонишь куда-то, за что убиваешь? Разве грех был - любить? Разве можно