окошко влетел камешек. Девушка вспомнила про Зимнюю Деву, обернулась белым
покровом и сбежала в сад.
в кустах ее ждал Марбод Кукушонок. Марбод взял ее за руки и хотел
поцеловать. "Интересно, сколько раз он так в тюрьме целовал ту, другую,
горожанку", - подумала она.
суконщика?
Варнарайна?
а знает способ заставить короля отказаться от сватовства.
будет шестилетний пасынок, он и станет наследником.
была светлая: портрет в медальоне был виден в малейших чертах. Девушка
взглянула на Марбода, - а потом на портрет. Кукушонок сидел, завернувшись
в плащ, на краю болотца с кувшинками: на нем был пятицветный боевой кафтан
с узором "барсучья пасть", и на плаще поверх - золотая пряжка. Рука лежала
на рукояти меча. Рукоять перевита жемчужной нитью, и рукав схвачен золотым
запястьем... Глаза его, голубые, молодые и наглые, которые так нравились
Айлиль, снова весело блестели в лунном свете. "И стрелы его, - подумала
Айлиль, - подобны дождю, и дыханье его коня - как туман над полями, и тело
его закалено в небесных горнах..."
думать, - лишь на год младше Арфарры-советника. На портрете, однако,
следов времени на его лице не было: художник выписал с необыкновенной
точностью большие, мягкие, жемчужные глаза, которые глядели прямо на тебя,
откуда ни посмотри. Экзарх был в белых нешитых одеждах государева
наследника: просто белый шелк - ни узоров, ни листьев, и этой шелковой
дымке, за спиной, Страна Великого Света: города и городки, леса и поля,
аккуратные каналы, розовые деревни, солнце зацепилось за ветку золотого
дерева...
герой, а тот - бог...
шее.
негодяй Неревен! - и вдруг вгляделся пристальнее в белое покрывало Айлиль
и сорвал его, - серебряные паучки треснули, ткань взметнулась в воздухе...
Девушка вскрикнула, а Марбод выхватил меч, подкинул покрывало в воздух и
принялся рубить его. Айлиль давно уже убежала, а он все рубил и рубил,
потому что легкая тряпка рубилась плохо... Наконец воткнул меч в землю,
упал рядом сам и заплакал. Так он и проплакал целый час, потом встал,
отряхнулся и ушел. Ветер зацеплял клочки кружев и волок их то в болотце,
то к вересковым кустам.
порвал его вышивку. Положила в ларь золотой инисский покров, и все. Наутро
караван отправился в путь, и вместе с ним уехали пятеро заморских
торговцев со своим золотом. Королевский советник Ванвейлен остался потому,
что он вообще оставался в королевстве, а Сайлас Бредшо остался потому, что
уезжал через три дня вместе с Даттамом, рассчитывавшим налегке нагнать
грузный караван.
что не помнят такого многолюдного совета.
овале прорезали ступеньки. Во время оно на ступеньках сидели граждане,
слушали говоривших внизу ораторов и решали городские дела. Потом, при
Золотом Государе, внизу стали выступать актеры. Государи внизу не
говорили, а приносили жертвы на вершине государевой горы. Потом на
ступеньках Белой Горы пересчитывали войска. Теперь ступенек не хватило, и
люди заполнили еще и равнину. Слышно, однако, было очень хорошо.
проросшим у основания скалы. На южной стороне дуба сел Арфарра-советник, в
простом зеленом паллии, издали почти горожанин. Справа от него - советник
Ванвейлен, слева - обвинитель Ойвен, и еще множество горожан, рыцарей и
монахов, в простых кафтанах и разодетых.
чем простонародья, зато все они были в разноцветных одеждах и с отменным
оружием.
где обрушились зрительские трибуны и удобно было стоять лошадям. Заморские
торговцы сегодня утром уехали с торговым караваном. Кроме Ванвейлена,
остался еще Бредшо. Теперь Бредшо сидел рядом с Даттамом, потому что под
священный дуб его бы не пустили, а в общую давку ему не хотелось. Даттам
был весьма задумчив. Бредшо спросил его:
мире было бы одно народовластие.
благоприятны. На Весеннем Совете имел право выступать каждый свободный
человек, и, пока он держал в руках серебряную ветвь, никто не мог его
унять. Почему-то, однако, простые общинники редко брали в руки серебряную
ветвь.
присовокупил свои слова.
сверху вниз, на королевский дуб.
сидел обвинитель Ойвен и очень вежливо улыбался.
Ойвен. И это было, конечно, естественно, что прошение зачитывает человек
из самого крупного города и представитель Ламассы в королевском совете. И
говорить Ойвен умел хорошо, и выглядел бы хорошо в строгом черном кафтане
и с серебряной ветвью в руках. Одно было плохо: то, что вчера, как всем
было известно, господин Даттам взял обвинителя Ойвена за воротник и
размазал о столб для коновязи. И хуже всего было даже не то, что
обвинитель после этого не выхватил меч и не бросился на Даттама, - тут уж
как случится, бывает, растеряется человек. Хуже всего было то, что сам
Даттам и не подумал брать меч и резать Ойвена, а так, сгреб и притиснул.
тот никогда не мог перебороть свойственную подданному империи боязнь
публичных выступлений. И правильная, между прочим, боязнь. Вот поругайся
Арфарра и Даттам вчера с глазу на глаз, и что бы было? А ничего бы не
было.
тут бы пошли страшные склоки, потому что каждый город королевства считал
себя вторым после Ламассы.
люди подставили щиты, чтоб ему не спускаться с помоста на землю, и так
понесли. Ванвейлен запрыгал по щитам, как по волнам, и подумал: "Весенний
совет имеет такое же отношение к демократии, как золотая ярмарка к рынку.
Облеките законодательной властью вооруженный митинг..."
а сеньоры смотрят на жизнь как на поединок...
вышел Марбод Белый Кречет. На нем был белый боевой кафтан, шитый облаками
и листьями, и белый плащ с золотой застежкой.
сказал:
прошении - раньше, чем оно было зачитано. И гражданин Ламассы Ванвейлен
даже сказал, что не меч, а топор палача ждет тех, кто такие вещи
предлагает народу и королю.
Ванвейлен прав, и отказались от своего прошения.
всякое своеволие называется свободой и что тот, кто хочет свободы для
себя, должен хотеть ее для других. В другой раз он сказал, что сеньоры
Березин Федор
Якубенко Николай
Круз Андрей
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Пехов Алексей