стар, погибли не только ровесники, но и вся молодая родня. Останься хоть
ты!.. Уйди, скройся. Это все согласно твоей проклятой вере, но сейчас я и ее
благословляю, ведь она спасает тебе жизнь...
как звезды. Тревор смотрел с болью. Редьярд еще раз покачал головой. Тревор
медленно поднял тяжелую, как налитую холодным свинцом, руку:
для разделки рыбы, подал рукоятью вперед. Тревор принял, застыл. Редьярд
повернул руку дяди так, чтобы острие коснулось левой стороны груди напротив
сердца.
жадно смотрели друг в друга, жадно вбирали взглядами. Потом Редьярд с силой
обнял старого воина, притянул к себе. Лезвие с хрустом прорвало тугую плоть.
Тревор почувствовал, как дыхание Редьярда оборвалось, но племянник нашел в
себе силы обнять дядю крепче, прижался как ребенок, как прижимался в
детстве, спасаясь от строгого отца, даже погладил по спине...
Они стояли грудь в грудь, крепко обнявшись. Тревор уже выпустил рукоять,
обхватил племянника обеими руками. Пальцы наткнулись на горячее мокрое
лезвие, что вылезло из-под левой лопатки.
широком вытоптанном пространстве сотня молодых воинов училась двигаться
вместе, разом бросать дротики, поворачиваться, закрываться щитами.
улыбался бродячий мудрец. Его вчера подобрали на дороге, накормили, теперь
он потешал их забавными рассказами.
что даже расписаться не умеем!
жалкие, и учат жить других... Слушай, мудрец, ты можешь сказать нашему
конунгу, что есть истина?
Странствующий мудрец ответил хриплым усталым, но совсем не слабым голосом:
скажут, глядя на его меч, сколько им осталось жить.
поплатишься своей головой.
не одну истину, а целых три.
племени. Вторая - что каждый понимает истины в меру своего развития. Третья
- ты пообещал не причинять мне вреда за сказанное.
глубокой задумчивости. Странное ощущение, что это уже слышал, или даже...
участвовал. Наконец, видя, что от него ждут ответа, встрепенулся, спросил:
запретил записывать его мудрые притчи. И даже упоминать его имя.
тем событиям, что происходят сейчас. Хотя на самом деле это произошло...
очень давно! Настолько давно, что многим неинтересно знать о тех временах.
Зато когда я называю живущих сейчас рексов или базилевсов, то слушают.
вернулся в бург, захваченный у какого-то разини, рухнул на ложе. Одеяло под
рукой слегка коробилось, пятна крови засохли, нежная ткань стала грубой. Он
сам зарубил владельца, а потом и двух женщин, что с визгом метались по
комнате, но слуги забыли сменить окровавленные простыни и одеяла.
неслышная, словно от окна пахнуло южным ветром. Он ощутил внезапно, что в
бург вошло нечто огромное и могучее. Волосы на загривке зашевелились. Страх
прокатился по телу, в следующее мгновение его тело взметнулось с постели, он
молниеносно опоясался и прицепил ножны с мечом.
как вроде бы без причины колотится сердце, горячая кровь бурлит в жилах.
Пальцы дергались, их неудержимо тянуло к рукояти меча.
набросить на него невидимую клейкую сеть, но ничего не получалось, а он,
Фарамунд, всякий раз проходил сквозь эту сеть, как проходит лесной лось
сквозь паутину. Это веселило, он чувствовал пьянящее чувство свободы и силы.
отчетливо видимые в лунном свете на свежих недавно выструганных досках пола.
Мухи?.. Да, мухи. Лапками кверху. Ни одна не шевелит даже лапой, не то, что
крылом.
беспомощные тела, оглянулся. На досках остались мокрые пятна. Шагнул еще,
тело содрогнулось, словно по нему внезапно ударили.
пролетит, стоят неподвижные, лица мертвые. Не восковые, а какие-то серые,
под цвет деревянных стен.
вот-вот сам от ужаса превратится в мертвеца.
Идут, зорко посматривая по сторонам, но без страха. Как мясники, что
отыскивают среди стада именно ту корову, которую им велели заколоть.
взялись. Глаз их Фарамунд не разглядел, но на лицах ясно читалось презрение.
В груди заныло. Эти явно видели другие миры, намного прекраснее! Наверняка
зрели теплые моря, бессмертный Рим, И его прекрасный бург с настоящими
каменными домами, для них только жалкая деревня...
свист от собственного дыхания. Он очень осторожно вытащил меч, бесшумно
отступил к стене в тень. От чужаков скрывал еще и угол стены, а если
выскочить внезапно и ударить, то...
Возможно. Если он окажется достаточно быстрым.
лица стражей. Застывшие, почти окаменевшие, они не дышат вовсе. Они не
живут, словно их изъяли из этого мира. Только тени от колеблющегося язычка
светильника двигаются по стене. А по ту сторону толстой стены слегка
колышутся ветви исполинского ясеня. Мир живет, только стражи, только люди
замерли. Возможно, даже кони и коровы в бурге не спят...
остановилось. Из-за поворота спокойно вышел человек среднего роста, вид не
воинственный, лицо почти холеное. Фарамунд успел рассмотреть холодные
выпуклые глаза, одутловатые щеки, мясистый нос, скошенный назад подбородок.
стали в руках Фарамунда описала почти полный круг. Послышался стук. Лезвие
разрубило голову, прошло через толстую шею, развалило плечо и грудь. На пол
замедленно шлепнулась рука с зажатой рукоятью меча.
рассек брусок масла. Пальцы отрубленной руки дернулись и разжались. Фарамунд
успел подумать, что настоящий воин меч бы не выпустил.
грохот. Пришельцы отворяют двери без страха и боязни быть услышанными.
Донеслось недовольное мычание разбуженной коровы. Фарамунд стиснул зубы,
коровы и те проснулись...
свой след. Сердце едва не выпрыгивало, буйное злое ликование рвалось наружу.
При всем своем колдовстве, сами не такие уж и неуязвимые!
мертвая луна. Он упал, прополз как ящерица, почти прижимаясь щекой к
сосновым доскам, возле лестницы привстал. Внизу тихо, но не рискнул
спускаться по ступенькам, выдадут скрипом, перемахнул через перила.
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Бажанов Олег
Браун Дэн
Куликов Роман