оставших отпрянули посторонь, почуявши, что добыча не по зубам.
Мартос меня зовут, из дружины брянского князя я! - прокричал воин. - Стой
здесь, приведу коня!
туда, на север, к далеким дубам, где были Боброк и брат Владимир, где
можно было спастись, откуда, Бог даст, ускачет он к себе, на Москву.
клокастой бороде, в избитых доспехах, подымал он меч, гвоздил и гвоздил,
задыхаясь, хрипя, и, как ратник Иван звал матерь, так князь Дмитрий звал
Дуню, жену, и детское было, смешное: пасть ей в подол лицом и плакать и
каяти, что не вышло из него героя, что не может, не в силах он и что
потеряна рать и скоро сам Мамай придет на Москву...
рукояти меча - не отлепить! Неживую подымал все же и снова рубил, невесть
по чему, и вновь кто-то спасал его, и куда-то вели, узнавая, и уже в
полусне, в истоме смертной, увидел, как положили его ничью на землю и его
же мечом, вывороченным из скрюченных пальцев, срубили несколько
зелено-желтых золотых березок и обрушили сверху на него. И больше князь
ничего не помнил, не слышал, не зрел, ни короткого смертного боя его
спасителей с татарами, ни падения мертвых тел и всхрапнувшего коня, что
едва не упал, споткнувшись о могутное тело князя, ни того, как отхлынул
бой, ни далекого пенья рожков русской рати - Дмитрий был в глубоком
обмороке.
посунулся старший воевода.
с има, княже!
сверх атласного летника парадный пояс с византийскими капторгами, пальцы
не слушались. Уже одевая шапку с долгим, свисающим набок верхом, подумал:
ускакать, скрыться? Но посол ждал у шатра. Не ползти же змеею вон,
поднявши заднюю полу!
проверил, много ли ратных в оружии близ него. Кмети держали копья в руках.
Нахрабрясь, взглянул на татарина, смуглого, в черной негустой бороде,
широкого в плечах. И татарин, уже понявший, что рать Ягайлы не тронулась с
места, мрачно поглядел на него, невесело показавши белые крепкие зубы,
усмехнул:
крыло московитов разбито, передовой полк вырублен весь! Знамени уже нет!
Коназ Дмитрий убит! Нажми на правое крыло, там твои братья и вороги твои,
Ольгердовичи! Сокруши их, и будем делить полон! А там - пойдешь на Москву!
Наберешь серебра и рухляди! Рабынь! Красивых урусутских девок! - Татарин
усмехался зло, глядя Ягайле в глаза. - Не будь трусом, князь! У тебя
сильная рать!
побледнел от гнева.
может стать ханом!
великому литовскому князю.
завидя, как меняется лик Ягайлы. - Мамай и ты - союзники, и оба - враги
Москвы! Мамай просит тебя поднять войска! Он почти победил! Хочешь ли ты
оставить своих воинов без добычи?
готовно помчались вестоноши, понял, что войско, истомясь, рвется в бой.
шатры, торочили поводных и седлали боевых коней, Ягайло все стоял,
выпрямившись и глядя сурово. И пока отъезжали татары, продолжал глядеть им
вслед, и уже только когда те скрылись за дальним лесным островом,
поворотил гневное лицо к воеводам.
Проверить сряду! Ратники должны быть готовы к бою! И послать вестоношей,
пусть вызнают, где теперь князь Олег. Без того выступать нельзя!
возможно строже:
должны спешить и бросать полки в бой очертя голову!
остался токмо свой воевода со Скиргайлой, им двоим высказал:
промолчал. Решил, видно, не токмо не спорить, но и не думать вовсе, делая
то, что повелит ему старший брат. И это было лучше всего! Одному Скиргайле
и высказал с глазу на глаз.
приказа стоять на месте!
снимать княжеский шатер, и отогнув завесу входа, он полез внутрь, с
пол-оборота повелев: - И ко мне - никого! Пусть ждут!
рядом саблю, утвердил перед собою крест. <Я молюсь!> - высказал сам себе
вполгласа и замер, хищно оскалив зубы, готовый вскочить, кричать, драться,
ежели его силой поволокут из шатра...
поворотить иначе и в битве на Дону, и в истории.
Доволен ли он? Сражение это - последнее и самое великое в его жизни -
припишут князю Дмитрию. В крайнем случае - Владимиру Андреичу, что сейчас,
сидя на переминающемся в нетерпении игреневом жеребце, весело балагурит с
кметями. Из серпуховского князя со временем вырастет добрый воевода! Он
понимает кметей, и те верят ему! Прибавить терпения, опыта и лет... Но еще
не теперь! Андрей Ольгердович? Андрей умеет воевать под чужим началом.
Полоцкому князю не везет и будет не везти всю жизнь. Он никогда не отберет
престол у Ягайлы! А жаль... С этим подонком, коему Ольгерд, умирая,
передал свой престол, неможно иметь дела. Добро хоть то, что нынче,
обманывая татар и выжидая, он неволею поможет Москве! Микула Василич? Из
Вельяминовых, по всем рассказам, самым дельным был не он, а Иван,
казненный Дмитрием... Нет, на Москве, кроме него, Боброка, нету дельных
воевод!
Думалось невеселое. Он и сейчас не верил Дмитрию: а ну как упрямо настоит
на своем, двинет полки не туда, куда надобно, перепутает все на свете и
потеряет рать! Он обернул лицо, поглядел строго, сказал:
тайную обиду, младший воевода. Боброк слегка склонил взлысую сухую голову.
Подумал еще. Подумав, перемолчал.
Олегу! - выговорил Боброк. Тот, без лишних слов понимая своего князя,
молча кивнул. С Олегом Рязанским Боброк сговаривал сам, через послов.
Ответ был уклончив, и все-таки была у Боброка надежда, что, ежели Литва
выступит, князь Олег придет к ним на помочь.
убедиться еще раз в готовности войска. Издали доносило шумы сражения.
Передовой полк должен был погибнуть не сходя с места, а им тут приходило
ждать, обрекая Вельяминова с белозерскими князьями на разгром. Но только
так, только так можно было выиграть бой! Не отбиться в очередной раз, а
именно разгромить Мамая!
сырью. А ему казалось, что пахнет кровью и чадною горечью пожаров. Он все
стоял, выпрямившись, хотя холоп приготовил ему место под дубом и даже
холодную утку с нарезанным ломтями хлебом, серебряною чарою и флягою кваса
разложил на льняном вышитом рушнике. Боброк повел взглядом и легким
наклонением головы одобрил холопа, но с места не двинулся, хотя вестоношам
велел повестить, чтобы кормили кметей.
улыбаясь, пошел к Боброку.
вси!
князь поднял голову, глянул в глаза князю серпуховскому с незримой
усмешкой, произнес:
Шилова Юлия
Перумов Ник
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем