порядки другие, но русским такие порядки неизвестны. На том краю земли, у
Восточного моря, торгуют пленниками, а своих продают за проступки, за
долги. Также и на западном краю, у Моря Мрака, по всем странам и берегам,
где живут франки, мавры. В Англии французы-завоеватели торгуют англами и
саксами, как скотиной, без всякой вины, по закону и по праву меча.
Греки-византийцы торгуют всеми пленниками, перепродают любого. Турки
повсюду хватают людей. Арабы ходят на дальний юг, в пустыни и дикие леса и
захватывают черных людей, и черных рабов можно найти в Константинополе.
Половцы хватают русских, германцы ловят литву, жмудь, поляков. Русские
чаще селят пленных, но не брезгуют и торговлей. В Киеве иноземные купцы -
греки, иудеи, арабы - не отказываются от людского товара.
преждевременными слезами, озаботилась баню истопить. В этот день, пока
Стрига с половцами воевал, приехали из Переяславля друзья, два лекаря:
один - иудей Соломон, другой - русский Парфентий. Вовремя пришлось. Люди
ученые рану на щеке Стриги промыли настоями трав и сшили разрез шелковой
ниткой - через неделю срастется. Они же лечили бок молодого парня
Острожки. Половецкая стрела прошла под кожей по ребрам, а парень прибавил
рваного мяса, вырывая стрелу. Но не поморщился, когда лекаря и мыли, и
шили. В просторной бане было многолюдно - сам боярин, гости, дружинка
боярская; там же, отдыхая, пили мед, брагу, пиво в ожиданье большого
стола. Но из бани Стрига пошел к пленным в поруб, чтобы покончить с делом.
держал толстую восковую свечу.
колени, кто спустил ноги. В углу стояла кадь с водой, в которой плавал
ковш, остро пахло немытым мужским. телом, кожей, шерстью.
было от роду лет тридцать. На русский глаз он чем-то напоминал Долдюка.
боярин.
отвезу в Киев. Там цены хорошие дают за рабов. Продам арабу, русскому,
иудею, все равно. Вас отвезут к грекам. Греки найдут вам место подальше. В
Египет, на острова, либо италийцам продадут. Мучить я вас не буду, и
томиться вам долго не придется.
наперебой.
ни солнца не видеть, живыми в землю лечь!
яблоньки недалеко падает. Будет, как сказал, - отмахнулся боярин и шагнул
к двери, в которой, для порядка, стояли двое дружинников с короткими
булавами.
цепко поймал Стригу за край длинной рубахи:
продадут в Константинополь.
сколько за меня взял бы?
стыдно будет.
нет. Будешь платить? Или не видеть тебе степи, не нюхать больше полыни.
стоя на коленях, хватал Стригу за ноги. - И какие у тебя пленники?!
откуда у тебя пленники?
половца ногой. - Зря я на тебя время трачу, пес ты! Тебе не воевать, а
баранов пасти!
вышел, и провожатые затянули тяжелую дверь. Поруб гудел за дверью, будто
рой шмелей. Кто-то стучал в дверь, кричал, но уже невнятно - толстые доски
гасили голос.
доспехи Долдюка. Умелой рукой на крестовине была распялена половецкая
кольчуга, удерживаемая, как на человеке, подкольчужным кожаным кафтаном.
Снизу - кожаные штаны с нашитыми спереди железными полосами и сапоги из
красного сафьяна. Сверху - низкий шлем, чуть надрубленный справа,
соскользнув откуда, меч Стриги освободил хана Долдюка от жизни, а боярина
- от врага.
поглядывая на жену, которая села в нижнем конце стола, где было ей удобней
следить за порядком:
мы давно, в день несчастного боя на Альте. Был тогда Долдюк лет двадцати с
небольшим от роду, а я уже зрелым мужем, усы были такие же, - усмехнулся
Стрига. - Я Долдюка срубил, как думалось. Потом оказалось, что я ему
только ухо рассек и в плечо ранил. От того дня и прозвище его пошло -
Рваное Ухо. Тому назад лет пять он здесь гостил день проездом, когда все
ближние ханы ездили мир покупать у Святополка Изяславича. Напомнил он мне
о старой встрече сегодня в сшибке. Злой, злобный. Сказал, Елена, что хотел
тебя взять. И я поверил.
русскому обычаю, чужую жену в глаза да при муже славить. Елене тридцать
лет, темно-русая, сероглазая, на ясном лице нет ни одной морщинки, только
сейчас в гневе брови сдвинулись и меж ними врезались две складки. В тонких
пальцах держит платочек. Не думая, рванула, и с треском разорвалась нежная
ткань.
рубахи, вышитой красными нитками. Такие усы у него одного - по старинному
обычаю. Ныне все с бородами, подстриженными, или, как принято говорить,
подщипанными. Седины много в усах и на голове боярина, и кажется он сейчас
вышедшим из старого времени былого Святослава или первого Владимира. И
серьга у него в одном ухе тоже по-старинному, ныне так не ходят мужчины.
Силы у него не меньше, моложе он меня лет на двадцать, коль не более. Уж
очень я был ему ненавистен, слишком был он злобен, спешил, кровь мою хотел
поскорее увидеть, и сам растратился... Я же был спокоен и дрался на своем
месте. Вот и сказке конец, дорогие гости.
что одному не унести - руки коротки. Третий тащит серебряную миску, полную
икры. Свежая икорка, сегодня вынута, промыта и в меру посолена самой
хозяйкой. Кто понимает - нет ничего вкуснее икры, но вкус ее - от соли.
Несоленую икру собака голодная есть будет, человек же в рот не возьмет.
икру, ибо в каждой икринке заключена целая жизнь. Соломон был в русском
платье, только стрижен не по-русски. На висках отпущены длинные пряди
волос, а сама голова покрыта черной ермолкой - Соломон лыс, ему уже давно
бог лба прибавил. Это человек, известный и в Киеве, и в Чернигове, и в
Переяславле. Лечит он раны, переломы, и от его лечения кости становятся
как были, а от ран остаются малые рубцы. Знает Соломон и травы, хорошо
пользует от боли в сердце, от головной боли, даже женщинам помогает в
трудных родах, и многие матери обязаны ему жизнью своей и детской.
разрешиться князем Святополком, и нынешний великий князь киевский ему
обязан жизнью. Лекаря повсюду любили, как доброго человека. За труд брал
он немного и отказывался, когда иной от радости хотел ему лишнее дать; сам
же всем помогал, не рядясь о деньгах, и неимущему мог сам помочь не только
наукой своей, но и деньгами. За то слыл бессребреником и по давности жизни
своей среди русских был всем известен так, что встречал друзей везде,
стоило ему лишь назваться. Любил Соломон ездить, повсюду оказывая помощь,
для того он и в Кснятин приехал вместе с русским другом своим, тоже
лекарем, ровесником, Жданом по русскому имени, в крещении - Парфентий.