он смог бы признать, что делится, правда, это пространство, но не
субстанция, в нем действующая, стало быть, при делении пространства делится
сфера действия этой субстанции, но не сам действующий подвижный субъект.
Таким образом, по его мнению, материя состоит из физически неделимых
частей, но вместе с тем наполняет пространство динамически".
лет тому назад. Она и составляет теперь объект критики нашего философа. В
чем смысл совершившегося изменения точки зрения Канта на природу материи? В
своей диссертации 1756 г. Кант рассматривал пространство как явление -
явление внешнего отношения монад. Неделимые же центры сил - монады - Кант
рассматривал как вещи сами по себе. Получалось, что если геометрия дает нам
знание о внешних отношениях субстанций, то динамика гораздо ближе подходит
к сущности этих субстанций и способна установить не только законы природы,
но и причины самих законов.
есть всего лишь явление, а не вещь в себе. Естествознание вообще, а не
только одна математика, не идет, по Канту, дальше явлений. Свое прежнее
различение вещей в себе и явлений Кант разделял с большинством
естествоиспытателей XVIII в.: это различение, если употребить выражение
самого Канта, было эмпирическим, а не трансцендентальным.
понимание материи в истолкование природы и в обоснование науки о природе, в
интерпретацию отношения к физике и в разрешение проблемы континуума? Если
мы принимаем материю за субстанцию в прежнем, докритическом смысле этого
слова, то допущение бесконечной делимости материи означает, что материя
состоит из актуально бесконечного множества частей. В противном случае
бесконечное деление материи не имело бы основания в ее собственной природе
и потому было бы произвольным. Такое актуально бесконечное множество единиц
- правда, не частей материи, а нематериальных монад, которые, однако же,
входят в состав сложных тел и составляют метафизические основания
физических точек, - допускал Лейбниц, чтобы найти в самой природе вещей
основание для бесконечной делимости, на которой стоит геометрия. Но если
считать, что материя есть только явление, то нет надобности искать в самом
основании материи предпосылок ее бесконечной делимости. "...О явлениях,
деление которых можно продолжить до бесконечности, можно лишь сказать, что
частей явления столько, сколько их будет дано нами, пока мы будем в
состоянии продолжать деление. Ведь части, как относящиеся к существованию
явлений, существуют лишь в мыслях, т.е. в самом делении". Иначе говоря,
если материя не есть вещь в себе, то нет надобности допускать актуальной
бесконечности (частей) для обоснования потенциальной бесконечности
(процесса деления), и парадокс актуальной бесконечности снимается. Мы можем
продолжать деление до бесконечности, но это не значит, что делимое и само
по себе, безотносительно к нашей процедуре содержит в себе актуально
бесконечное множество частей.
раньше) как всего лишь явления возвращает Канта от Лейбница к Декарту и
даже дальше - к предпосылкам философии Аристотеля, на которую в данном
пункте опирался и Декарт. Это истолкование приводит Канта к выводу, что в
материи нет ничего неделимого, ничего субстанциального, что в материи мы
имеем дело с потенцией в старом, еще античном смысле слова, согласно
которому потенция не есть акт, не есть энтелехия.
"лепит" из материи вещи и процессы чувственного мира, является теперь
трансцендентальный субъект: на место объективного процесса ограничения
беспредельного (материи) с помощью форм у Канта встает деятельность
трансцендентального субъекта. Все теперь отнесено к субъекту, к Я
трансцендентальной апперцепции, этому новому творцу эмпирического сущего.
Кант, таким образом, завершает ту линию развития, которая наметилась в
эпоху Ренессанса и продолжалась в философии XVII-XVIII вв. и которая
базировалась на принципе субъективной достоверности. При таком истолковании
материи математика приобретает статус самой достоверной среди наук. Здесь
опять-таки Кант возвращается к Декарту и расходится с Лейбницем, ставившим
метафизику выше математики, поскольку метафизика познает с помощью только
понятий разума, а математика прибегает к воображению.
логического конца одной из тенденций лейбницевой философии - его
феноменализма, за счет отбрасывания и критики реалистической тенденции
Лейбница. Феноменализм Лейбница не был последовательным потому, что Лейбниц
не смог свести чувственный мир к явлению в восприятии одной монады -
человеческого сознания. Монадический принцип пронизывал у Лейбница всю
природу сверху донизу, а потому требовал также и реалистического
рассмотрения первичных субстанций. Отвергая реалистическую линию в
монадологии, Кант в то же время рассматривает свою философию как прямое
продолжение и развитие лейбницева феноменализма. Об этом красноречиво
свидетельствует следующий отрывок из "Метафизических начал естествознания":
"Великий муж, который, быть может, более чем кто-либо способствует
поддержанию престижа математики в Германии, неоднократно отклонял
метафизические притязания опрокинуть положения геометрии о бесконечной
делимости пространства, с полным основанием напоминая, что пространство
принадлежит лишь к явлению внешних вещей; однако его не поняли. Его
утверждение истолковали так, будто он хотел сказать: само пространство нам
является, но вообще-то оно есть вещь, или соотношение между вещами самими
по себе; математики же рассматривают пространство лишь в том виде, в каком
оно является. Между тем сказанное следовало бы понять так, что пространство
вовсе не свойство, присущее само по себе какой-либо вещи вне наших чувств,
а есть лишь субъективная форма нашей чувственности, в которой нам являются
предметы внешних чувств; каковы же эти предметы сами по себе, мы не знаем,
и явление (их) мы называем материей. При указанном ошибочном толковании
мыслили пространство все еще как свойство, которое присуще вещам и помимо
нашей способности представления, но которое математик мыслит лишь в
соответствии с ходячими понятиями, т.е. смутно (ибо так обычно толкуют
явление), и таким образом связывали математическое положение о бесконечной
делимости материи, утверждение, предполагающее величайшую отчетливость в
понятии пространства, со смутным представлением о пространстве, которое
геометр брал за основу, причем метафизику не возбранялось затем складывать
пространство из точек и материю из простых частей и таким путем (по их
мнению) вносить отчетливость в это понятие. Источник подобного заблуждения
находится в плохо понятой монадологии, которая вовсе не призвана объяснять
явления природы, а есть развитое Лейбницем, само по себе правильное
платоновское понятие о мире, поскольку мир, рассматриваемый не как предмет
чувств, а как вещь в себе, есть лишь предмет рассудка, лежащий, однако в
основе чувственных явлений".
математике Германии - самого Лейбница, или, быть может, своего друга
Кестнера, - нет сомнения, что он истолковывает феноменализм Лейбница,
неоднократно повторявшего, что пространство есть явление внешних вещей, как
учение, не противоречащее его собственному пониманию пространства как
априорной формы внешнего чувства. Кант хочет видеть в Лейбнице не
противника, а предшественника своего учения; об этом свидетельствует и
заявление о том, что реалистическое толкование лейбницева учения есть
результат недоразумения, возникшего оттого, что монадологию приняли не
только как чистую метафизику, но и как средство объяснить явления природы.
независимо от необходимости объяснить природный мир: она, конечно, не
заменяет собой естествознание, но, точно так же, как и у Аристотеля,
составляет его философскую базу. А отсюда - и реалистическое истолкование
монадологии, которое мы находим не только у толкователей Лейбница, но и у
него самого.
то подразумевается прежде всего то обстоятельство, что главная наука о
природе - механика - конструирует свой предмет таким же образом, каким
раньше конструировала его математика, прежде всего геометрия. Конструкция
создает идеализованный объект.
уделялось большое внимание: ею занимались Галилей, Гоббс, Спиноза, Лейбниц
и особенно Декарт. Мир, с которым имеет дело наука, Декарт, как мы помним,
считал особым - "другим миром", и это выражение он понимал отнюдь не
метафорически. Но никто не сделал из проблемы конструирования наукой своего
объекта столь далеко идущих выводов, как Кант. Эта проблема, по существу,
определила всю теорию познания Канта, его понимание теоретического разума в
целом.
как его познает математическая физика. У Лейбница, с одной стороны, и в
английском эмпиризме (у Локка и особенно у Юма) - с другой, было положено
начало обсуждения этого вопроса. Лейбниц, со своей стороны, отличал
феноменальный аспект действительности, познаваемый с помощью
математического естествознания, от ее более глубокого - реального - уровня,
постигаемого с помощью метафизики. Кант, как мы уже видели, довел до
логического конца феноменализм Лейбница. Он пришел к выводу, что все в
природе познаваемо только с помощью математического естествознания, - а то,
что не может быть познано средствами естествознания, уже не есть природа.
"Под природой (в эмпирическом смысле), - пишет Кант, - мы разумеем связь
существования явлений по необходимым правилам, т.е. по законам.
Следовательно, существуют определенные законы, и притом a priori, которые
впервые делают природу возможной..." Природа у Канта не имеет ноуменального
существования, она есть не более, как совокупность всех явлений,
"закономерность вещей в пространстве и времени". Это не значит, что законы
природы носят субъективный и произвольный характер: напротив, Кант ставит
своей целью обосновать объективность природных закономерностей, всеобщность
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Ковальчук Вера
Круз Андрей
Никитин Юрий
Свержин Владимир