снят (перевёден и повышен). Похороны убитых. Хор поет над соловецкой глушью:
свежепогибшим?) Взвалили большой валунный камень на их могилу и высекли на
нём имена убитых. *(9)
петитом: заключённые [напали] на конвой, и шесть человек убито. Честная
газета "Роте фане" описала [бунт] на Соловках. *(10)
декабре опять собираются вводить новый режим. Дракон уже проголодался, он
хотел новых жертв.
разбросанные даже по разным островам, сумели конспиративно договориться и в
один и тот же день все партийные фракции всех трех скитов подали заявления с
ультиматумом Москве и администрации Соловков: или до конца навигации всех их
отсюда вывезти или оставить прежний режим. Срок ультиматума -- две недели,
иначе все скиты объявят голодовку.
пропустишь. За день до срока ультиматума приехал Эйхманс в каждый скит и
объявил: Москва отказала. И в назначенный день во всех трех скитах (уже
теряющих теперь и связь) началась голодовка (не сухая, воду пили). В
Савватии голодало около двухсот человек. Больных освободили от голодовки
сами. Врач из своих арестантов каждый день обходил голодающих. Коллективную
голодовку всегда трудней держать, чем единоличную: ведь она равняется по
самым слабым, а не по самым сильным. Имеет смысл голодать только с
безотказной решимостью и так, чтоб каждый хорошо знал остальных лично и был
в них уверен. При разных партийных фракциях, при нескольких стах человек
неизбежны разногласия, моральные терзания из-за других. После пятнадцати
суток в Савватии пришось провести тайное (носили урну по комнатам)
голосование: держаться дальше или снимать голодовку?
захлебывались столичные газеты, и не было студенческих митингов у Казанского
собора. Глухая [закрытость] уже уверенно формировала нашу историю.
проиграли: режим на зиму остался прежним, только добавилась заготовка дров в
лесу, но в этом была и логика. Весной же 1925 года показалось наоборот --
что голодовка выиграна: арестантов всех трех голодавших скитов увезли с
Соловков! На материк! Уже не будет полярной ночи и полугодового отрыва!
А скоро их коварно обманули: под предлогом, что старостам удобно жить в
"штабном" вагоне вместе с общим хозяйством, их обезглавили: вагон со
старостами оторвали в Вятке и погнали в Тобольский изолятор. Только тут
стало ясно, что голодовка прошлой осени проиграна: сильный и влиятельный
старостат срезали для того, чтобы завинтить режим у остальных. Ягода и
Катанян лично руководили водворением бывших соловчан в стоявшее уже давно,
но до сих пор не заселённое тюремное здание Верхне-Уральского изолятора,
который таким образом был "открыт" ими весной 1925 года (при начальнике
Дуппере) -- и которому предстояло стать изрядным пугалом на много
десятилетий.
взяли на замки. Старост всё-таки выбрать удалось, но они не имели права
обхода камер. Запрещено было неограниченное премещение денег, вещей и книг
между камерами, как раньше. Они перекрикивались через окна -- тогда часовой
выстрелил с вышки в камеру. В ответ устроили обструкцию -- били стёкла,
портили тюремный инвентарь. (Да ведь в наших тюрьмах еще и задумаешься --
бить ли стёкла, ведь возьмут и на зиму не вставят, ничего дивного. Это при
царе стекольщик прибегал мигом.) Борьба продолжалась, но уже с отчаянием и в
условиях невыгодных.
вызвала новую дружную голодовку всего Верхне-Уральского изолятора. Но теперь
уже не было их прежней строго-торжественной обстановки, и дружеских
ободрений, и своего врача. На какой-то день голодовки тюремщики стали
врываться в камеры в превосходном числе -- и попросту [бить] ослабевших
людей палками и сапогами. Избили -- и кончилась голодовка.
литературы прошлого. А голодовка -- оружие чисто-моральное, она
предполагает, что у тюремщика не вся еще совесть потеряна. Или что тюремщик
боится общественного мнения. И только тогда она сильна.
волновались, ахали, ухаживали, клали в больницу. Примеров множество, но не
им посвящена эта работа. Смешно даже сказать, что Валентинову достаточно
было поголодать 12 дней -- и добился он тем не какой-нибудь режимной льготы,
а ПОЛНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ из-под следствия (и уехал в Швейцарию к Ленину). Даже
в Орловском каторжном централе голодовщики неизменно побеждали. Они добились
смягчения режима в 1912-м; а в 1913-м -- дальнейшего, в том числе общей
прогулки всех политкаторжан -- настолько, очевидно, не стесненной надзором,
что им удалось составить и переслать на волю свое обращение "К русскому
народу" (это от каторжников централа!), которое и было ОПУБЛИКОВАНО (! да
ведь глаза на лоб лезут! кто из нас сумасшедший?) в 1914 году в N 1
"Вестника каторги и ссылки" *(11) (а сам [Вестник] чего стоит? не
попробовать ли издавать и нам?). -- В 1914 году всего лишь пятью сутками
голодовки, правда без воды, Дзержинский и четыре его товарища добились
[всех] своих многочисленных (бытовых) требований. *(12)
голодовка не представляла для арестанта. Его не могли за голодовку избить,
второй раз судить, увеличить срок, или расстрелять, или этапировать. (Всё
это узналось позже.)
настолько хозяевами тюрьмы, что и голодовку-то уже не трудились объявлять, а
либо уничтожали казенное имущество (обструкция), либо додумались объявлять
[забастовку], хотя для узников это, казалось бы, не имеет даже и смысла. Так
в городе Николаеве в 1906-м году 197 арестантов местной тюрьмы объявили
"забастовку", согласованную, конечно, с [волей]. На воле по поводу их
забастовки выпустили листовки и стали собирать ежедневные митинги у тюрьмы.
Эти митинги (а арестанты -- само собою из окон без намордников) понуждали
администрацию принять требования "бастующих" арестантов. После этого одни с
улицы, другие через решетки окон дружно пели революционные песни. Так
продолжалось (беспрепятственно! ведь это был год послереволюционной реакции)
[восемь] суток! На девятые же все требования арестантов были удовлетворены!
Подобные события произошли тогда и в Одессе, и в Херсоне, и в Елисаветграде.
Вот как легко давалась тогда победа!
Правительстве, но у тех нескольких большевиков, которые от Июля до Корнилова
сидели (Каменев, Троцкий, чуть дольше Раскольников), видимо повода не
нашлось голодать.
зрения как...) Этот широко известный и, кажется, так славно себя оправдавший
способ борьбы перенимают, конечно, не только признанные "политическими", но
и не признанные ими -- "[каэры]" (Пятьдесят Восьмая) и всякая случайная
публика. Однако что-то затупились эти стрелы, такие пробойные прежде, или их
уже на вылете перехватывает железная рука. Правда, еще принимаются
письменные заявления о голодовке, и ничего подрывного в них пока не видят.
Но вырабатываются неприятные новые правила: голодовщик должен быть
изолирован в специальной одиночке (в Бутырках -- в Пугачёвской башне): не
только не должна знать о голодовке митингующая [воля], не только соседние
камеры, но даже и та камера, в которой голодовщик сидел до сего дня -- это
ведь тоже общественность, надо и от неё оторвать. Обосновывается мера тем,
что администрация должна быть уверена, что голодовка проводится честно --
что остальная камера не подкармливает голодовщика. (А как проверялось
раньше? По "честному-благородному" слову?..)
требований.
к голодовкам. Даже вот такие ослабленные, изолированные, полуудушенные
голодовки -- зачем, собственно, государству нужны? Не идеальнее ли
представить, что арестанты вообще не имеют своей воли, ни своих решений, --
за них думает и решает администрация! Пожалуй, только такие арестанты могут
существовать в новом обществе. И вот с 30-х годов перестали принимать
узаконенные заявления о голодовках. "Голодовка как способ борьбы [больше не
существует]!" -- объявили Екатерине Олицкой в 1932-м году и объявили многим.
Власть упразднила ваши голодовки! -- и баста. Но Олицкая не послушалась и
стала голодать. Ей дали поголодать в своей одиночке [пятнадцать] суток.
Затем взяли в больницу, для соблазна ставили перед ней молоко с сухарями.
Однако, она удержалась и на [девятнадцатый] день победила: получила
удлиненную прогулку, газеты и передачи от политического Красного Креста (вот
как надо было покряхтеть, чтобы получить эти законные передачи!) А в общем
победа -- ничтожная, слишком дорого оплачена. Олицкая вспоминает такие
вздорные голодовки и у других: чтобы добиться выдачи посылки или смены
товарищей по прогулке, голодали по 20 дней. Стоило ли того? Ведь в [тюрьме
нового типа] утраченных сил не восстановишь. Сектант Колосков так вот
голодал -- и на 25-е сутки умер. Можно ли вообще позволить себе голодать в
Тюрьме Нового Типа? Ведь у новых тюремщиков в условиях закрытости и тайны
появились вот какие могучие средства против голодовки:
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Панов Вадим
Бажанов Олег
Белов Вольф
Чернецов Андрей