неизвестно, разыскивать его она не собиралась. В Москве делать ей было
нечего, и она вернулась в Ленинград.
тумане, автоматически, душевный ландшафт ее мало чем отличался от царства
Божественного Скривнуса: промозглая и серая глинистая пустыня, без кустика,
без травинки - но уже без сырых шатров, центурионов, без внушающих ужас
черных парусов, без пасти Владыки, вырастающей прямо из перерезанного горла.
Ей ни до кого не было дела - и никому не было дела до нее. Телефон молчал,
безмолвствовал и дверной звонок, на улице, куда она выходила по возможности
редко, никто не провожал ее взглядом, не перешептывался за ее спиной - или
она всего этого не замечала. И на том спасибо.
пакета, забитых письмами. Прежде Таня назвала бы их письмами от поклонников,
но теперь, перебрав конверты и посмотрев на даты, увидела, что подавляющее
большинство писем было отправлено на другой день после того, как в печати
появились некрологи Огневу (в "Вечерке" написали "трагически погиб", а
"Советская культура" обтекаемо сообщила: "ушел из жизни"). Отложив в сторону
письмо Лизаветы, извещение о задолженности по коммунальным платежам и
официальное уведомление из института о том, что студентка Ларина Т. В. за
систематические пропуски занятий отчислена, Таня сложила остальные письма
обратно в мешки и снесла на помойку. После этого всплеска поток писем иссяк,
приходило два-три в неделю. Таня, от нечего делать, стала прочитывать их
перед тем, как выбросить. Они были скучны и однообразны.
коварством и развратом вы убили замечательного артиста, а скольких неопытных
молодых людей морально убивают с экранов ваши "героини", такие же
безнравственные, как и вы сами. Позор и безобразие!"
Вы, уважаемая Татьяна Ларина, были в этой мокрухе замешаны, и каждому, кто
против Вас что вякнет, рога пообломаем. Мы все вас любим, и Ваша фотка в
каждом бараке у нас висит на почетном месте".
мечта - когда вырасту, быть похожей на Вас, чтобы из-за меня мужики тоже
горло себе резали! Пожалуйста, пришлите мне Вашу фотографию с автографом".
встревоженное письмо Лизаветы. Заплатила в сберкассе за квартиру. Снесла в
стирку гору белья и сдала в чистку каракулевую шубейку. Позвонила на студию,
напомнила о себе - обещали дать знать, если что будет. Сходила прогуляться
на залив, подышала свежим ветерком. Вечером купила полбанки, выжрала в
одиночку и отрубилась. Назавтра весь день ревела. Потом помылась от души,
обернула мокрую голову полотенцем, села на кухне, заварила кофе покрепче,
положила перед собой чистый лист бумаги и стала думать, как жить дальше.
отгадать несложно: Глас народа ј 1. Ругательные письма, разумеется, шли не
только ей, но и по начальству. А начальство - оно, конечно, в курсе, но не
начнешь же народу разъяснять, как оно все на самом деле было: ведь
официально-то у нас в стране никакого гомосексуализма нет, как нет
наркомании, проституции, добрачных и внебрачных связей...
туда забыла. Однако же теперь недолго осталось ждать, что и с квартиры ее
попросят. Фактически она давно уже живет здесь незаконно, потому что к
стройтресту, которому принадлежит этот дом, ее работа никакого отношения не
имеет. Теперь же исчезла и последняя формальная зацепка - Таня перестала
быть студенткой-целевичкой. Может, какое-то время, из уважения к былой
славе, ей и дадут пожить здесь. Но в любом случае, надо настроиться на то,
что придется теперь мыкаться по углам. Или возвращаться в трест, куда-нибудь
в плановый отдел или бухгалтерию. Ведь среднее специальное у нее все же
имеется.
мере полгода форы она себе дает. Не получится с кино - в театр какой-нибудь
устроится, в варьете. А квартира - да Бог с ней, с квартирой. Она теперь
свободна, одинока, найдет себе какую комнатушку-и ладно. Не впервой. Из
города-то ее никто не вытурит, пока она с ленинградским мужем расписана.
залезть в сберкнижку, у нее там на срочном вкладе от актерских барышей
тысяча с небольшим имеется, либо начать распродавать барахло, которого за
это времечко тоже изрядно накопилось. Одежка лишняя, всякие там фарфоры,
хрустали и побрякушки, без которых прекрасно можно жить, а таскать за собой
по квартирам - одна обуза. Деньги - они и в Африке деньги. И карман не
тянут. Нет, при таких ближайших перспективах - лучше налегке, но при своих.
рассказывает.
Ты лучше про кино расскажи, про актеров... - Набрала воздуху побольше и
выпалила, наконец, тот вопрос, который давно уже покою не давал ни ей, ни
всей общаге:
вышло так, что она недослышала его: позвонили в дверь, и она бросилась
открывать, а Нинка, не сразу отреагировав, задала этот самый вопрос пустой
табуретке.
остолбеневшую Таню в щеку. - Я ж говорил: дома она, в тоске и томлении. А ты
все - в Москве, в Москве! Заходи давай!
напора.
дело едем, решили крюка дать - да тебя, буку, с собой прихватить, - ответил
Белозеров. - Мы же не то, что некоторые, старых друзей не забываем.
волнуемся.
присмиревшую Нинку. - Здрасьте, девушка... Тань, ты тут, я погляжу, тоже не
грустишь. Вон и бутылочку приговорили с подружкой.
сумками. Отговаривать ее никто не стал.
встряхнуться, это я как врач говорю.
медицинского.
узкая, дружеская, выпендриваться не перед кем.
бы не встряхнуться, коли зовут?
пестрый джемперок и вельветовые брючки и вновь предстала перед Белозеровым и
Анечкой.
Тане широко улыбался скульптор Вильям Шпет.
расселись по местам. Таня не поняла вопроса, но Анечка с Белозеровым дружно
отозвались:
Летом там благодать!
деликатно воздерживались от вопросов. Впрочем, киношники прекрасно знали
суть происшедшего с Таней, Огневым и Захаржевским, сочувствовали Тане,
негодовали на Огнева, даже из смерти своей умудрившегося устроить гнусный
спектакль, и дивились на Захаржевского, которого до той поры считали
нормальным мужиком. Интересовало их, пожалуй, только одно - куда после всей
этой истории подевался сам Захаржевский. На студии он не появился ни разу.
Заявление об увольнении по собственному желанию получили от него заказным
письмом с московским штемпелем.
вокруг. Лужайка перед домом заросла густой, высокой травой, вдоль забора
зеленела акация, а над крышей шумели тополя. Пахло природой, зеленью, волей.
Этот запах пробивал всегдашнюю глиняно-скипи-дарно-масляную вонь мастерской.
закуской, сам хозяин отправился за магнитофоном, а Белозеров, откупорив
бутылки, взялся за гитару.
еще. Она смеялась, пела, что-то рассказывала, изображала в лицах,
танцевала...