Чтение 87–й страницы книги ~Ниндзя~

- Я жду одного человека.

- Я тоже.

- Понятно.

Жюстина не могла не заметить, как сильно изменилась Гелда, как она
похорошела, с каким изяществом двигалась. И потом, в ней чувствовалась
какая-то уверенность - впрочем, уверенности в ней всегда было на двоих. Это
была прежняя Гелда, у которой не переводились поклонники, которую вечно
куда-то приглашали. Гелда, которая так грациозно каталась на коньках,
несмотря на свою полноту, что ее партнеры очень скоро останавливались на
краю катка и не сводили с нее восхищенных глаз.

Жюстина всегда была слишком маленькая; слишком худая, чтобы мальчики
обращали на нее внимание; слишком неуклюжая, чтобы заниматься спортом. Она
только больше замыкалась в себе, и зависть поедала ее изнутри как
прожорливый великан, чудом забравшийся в ее щуплое тело.

- Отец здесь? - Гелда покачала годовой.

- Нет, он в городе. - После недолгих колебаний она добавила, - У него
неприятности.

- Как обычно.

- Мне казалось, семейные дела должны хоть немного тебя волновать. Мама
всегда была к тебе так привязана.

И между сестрами опять встало прошлое: безобразная гноящаяся рана.

- Я не виновата, что мама так ко мне относилась, - отрезала Жюстина.

Ее душил гнев, и если раньше у нее и мелькнуло желание рассказать Гелде о
Николасе, теперь это желание прошло.

- Я тоже не виновата, что я такая, как есть.

- Это всегда было твоим оправданием.

- Девушки молча смотрели друг на друга. Жюстина была в полной
растерянности. "Боже мой, - подумала она отчаянно, - мы снова стали детьми.
Когда мы встречаемся, мы просто не можем вести себя как взрослые; нам
хочется только одного - причинить друг другу боль".

Гелда зажмурилась от яркого солнца.

- Не хочешь зайти, на минутку?

- Нет, я...

- Пойдем, Жюстина.

***

- Значит, ты тоже это почувствовал.

- Да. Сегодня ночью. Или утром. Не знаю.

- Хорошо, что ты пришел сюда.

- Мне больше некуда было идти, - сказал Николас. Фукасиги бледно
улыбнулся.

Сегодня не было занятий, и пустой додз" казался огромным. Николас с
грустью вспомнил о своей последней встрече с Кансацу в токийском пригороде.
Ему показалось, что с тех пор большая часть жизни пролетела незаметно: дни и
ночи окутывали его своей бесконечной чередой и убаюкивали, как морской
прибой.

Чего он добился в Америке? Как бы он распорядился этим временем, если бы
остался в Японии? Столько лет. А если бы он никогда не занимался будзюцу?
Что тогда? Каким бы он был теперь? Правительственным чиновником с высоким
жалованием и ухоженным садом. Две недели в году в Киото или даже в Гонконге,
когда он не переполнен западными туристами. Преданная жена, дружная семья.
Детский смех.

"Пустота становится заметной только тогда, когда ее больше нет", -
подумал Николас. Жюстина. Жюстина. Жюстина. Его награда за то, что он,
наконец, пересилил прошлое. Николасу вдруг мучительно захотелось снова
увидеть могилы родителей, стать перед ними на колени, зажечь ароматные
палочки и прочитать молитву.

- Ты принес? - спросил Фукасиги.

- Да. Я знал, что это надо сделать.

- Пойдем.

Фукасиги провел его через пустынный додзе, пересеченный полосами бледного
света, просачивающегося сквозь разрывы в темных облаках.

Они прошли в самый конец здания, в комнату, устланную татами.

Фукасиги сел, скрестив ноги, и взмахнул рукой.

- Поставь это между нами.

Николас достал сверток, принесенный с собой, и развернул его. Это была
шкатулка с изображением дракона и тигра, которую когда-то подарил его
родителям Со Пэн.

- Открой ее. - В голосе Фукасиги звучала почтительность. Николас послушно
поднял тяжелую крышку, открыв девять граненых изумрудов. Фукасиги затаив
дыхание смотрел на эти камни, искрящиеся и сияющие в тусклом свете.

- Я никогда не думал, - сказал старик печально, - что мне доведется это
увидеть. - Он вздохнул. - Все на месте: Все девять.

Фукасиги обвел глазами просторную и опрятную комнату, полную глубокого
покоя.

- Время многое меняет. Когда много лет назад ты пришел ко мне в Киото, я
сразу не отказал тебе, наверно, только из-за письма моего друга Кансацу. Ты
об этом не догадывался? Да, это правда. Если быть откровенным до конца, то,
даже прочитав письмо, я боялся совершить ужасную ошибку. В конце концов, как
учит нас история, Ака-и ниндзюцу - это не приобретенные знания, а подлинное
призвание, с которым нужно родиться.

Несмотря на то, что написал Кансацу, меня одолевали тяжелые сомнения:
следует ли допускать тебя к Аки-и ниндзюцу. Ведь Кансацу сам не был ниндзя,
и он не мог ничего знать - так я думал тогда. Но к тому времени многие наши
тайны уже были нарушены людьми Запада, одного из которых я, разумеется,
видел в тебе. С другой стороны, я безгранично доверял Кансацу. Конечно,
теперь я понимаю, что поступил правильно, не прогнав тебя. - Пальцы старика
гладили шкатулку; он улыбнулся. - Видишь, не такой уж я и всеведущий, как
обо мне тогда говорили.

- Об этом говорят и сейчас. Старик слегка наклонил голову.

- Да? Как видишь, это не правда. Только благодаря интуиции Кансацу ты
стал первым неяпонцем в рю Тэнсин С"дэн Катори. И единственным. Высочайшая
честь для тебя - и неординарное решение для меня. Но я не жалею об этом
решении. За все годы, что я руководил рю, у меня не было лучшего ученика.

Теперь пришла очередь Николаса склонить голову.

- Но ты тогда явился к нам с определенной целью, не так ли? И теперь
настало твое время. Началось.

- Боюсь, сэнсэй это началось не сегодня.

Николас рассказал старику об убийствах.

Фукасиги сидел неподвижно, и после того как Николас закончил рассказ,
установилась тишина. Старик посмотрел на Николаса.

- Когда ты пришел к нам, ты дал определенные клятвы. Ты должен был
понять, что происходит, в ту минуту, когда увидел осколок сякэн. Но ты
ничего не предпринял. И может быть, именно поэтому погибли люди, трое из
которых - твои друзья. - Глаза Фукасиги светились, как маяки в ненастный
день. - Ты тоже мертв, Николас?

Николас разглядывал свои руки, уязвленный словами старика.

- Видимо, мне не следовало приезжать на Запад. Наверно, я просто пытался
убежать от своей кармы.

- Ты не настолько глуп. Ты знаешь: куда бы ты ни ушел, ничего для тебя не
изменится.

- Это звучит как проклятие.

- Можно назвать и так, если тебе нравится. Но твои слова меня поражают.

- Вероятно, Америка изменила меня, как она изменила Винсента.

- Об этом можешь судить только ты сам.

- Я больше ничего не знаю.

- Мне кажется, ты просто еще не разобрался в себе до конца.

- Я чувствую, что неразрывно связан с Сайго... и с Юкио... но...

- Принять свою карму - это не значит стать фаталистом. Мы в большой
степени хозяева своей судьбы. Но мы должны также научиться смиряться с
неотвратимым: в этом подлинный смысл кармы и только это приносит покой, без
которого наша жизнь ничего не стоит.

- Я все это понимаю, - сказал Николас. - Но есть вопросы, на которые я не
могу ответить.

Фукасиги кивнул и, порывшись в складках своей одежды, извлек оттуда
несколько аккуратно сложенных листков рисовой бумаги. Он осторожно передал
их Николасу.

- Это письмо от Кансацу. Согласно его воле, я должен передать тебе это
письмо именно, теперь.

***

Самый обычный черный "форд".

Док Дирфорт пытался рассмотреть, кто сидит за рулем, но утреннее солнце
ударяло в ветровое стекло, делая это совершенно невозможным.

Дирфорт достаточно долго наблюдал за "фордом" и убедился, что он не
отстает от красного спортивного автомобиля Жюстины. Помня о предупреждении
Николаса, он повернул руль и поехал за ними.

Дирфорта вызвали к больному, недалеко от дома Жюстины, и он решил ее
навестить. Подъезжая к ее дому, он заметил сначала ее машину, а потом и этот
черный "форд".

Док Дирфорт держался от них на приличном расстоянии и остановился у
обочины, увидев, что оба автомобиля расположились у входа на пляж. Странно,
но из черного "форда" никто не выходил. Секунды ожидания тянулись бесконечно
долго. Наконец, Дирфорт вышел из машины с намерением догнать Жюстину, шедшую
вдоль пляжа, когда заметил, что "форд" медленно тронулся.

Док Дирфорт поспешил к своей машине. Он изрядно вспотел к тому моменту,
когда снова увидел "форд", теперь уже припаркованый. На шоссе почти не было
машин, и он вынужден был держаться от "форда" на большом расстоянии, чтобы