возможности сойти с парохода, пока не достигнут они какого-нибудь далекого
острова. Эта узкая палуба с черными смолеными швами между досок - его
единственный дом. И зверски холодно на ветру, гуляющем по широкой гавани,
и вообще - да поможет им бог!
предложил своей Комиссии: "Пойдем, что ли, вниз, посмотрим, нельзя ли
чего-нибудь выпить?" - с пристани донесся шум запыхавшегося такси, и
показалась худая, высокая фигура, бегущая, но так медленно, так нетвердо,
- и они поняли, что это Макс Готлиб; он ищет их глазами, на пробу
поднимает для приветствия тонкую руку, не находит их в ряду людей у
поручней и печально отворачивается.
добрых, им отвели две каюты-люкс на средней палубе.
тем и другим он чувствовал себя усталым и развинченным; Леора мерзла
вместе с ним, ее тоже тошнило, - на то и женщина, но усталости она не
чувствовала. Она упорно делилась с ним сведениями из путеводителя по
Вест-Индии, который доверчиво приобрела.
матросами, на нижней палубе вел умную беседу с негром-миссионером. Его
было слышно повсюду и всегда, он пел, прогуливаясь по палубе, защищал
большевизм от нападок боцмана, спорил с первым помощником о сгорании нефти
и объяснял буфетчику, как приготовлять подслащенный джин. Он устраивал
детские утренники в третьем классе и достал у первого помощника
руководство по навигации, чтобы изучать его между утренниками.
оплошность: был излишне внимателен к мисс Гвильям, которую пытался
приободрить в скучноватой поездке.
Нью-Джерси; ее отец был адвокатом и церковным старостой, ее дедушка был
зажиточным фермером. Если она в тридцать три года не была замужем, то
причиной тому - только легкомыслие современных молодых людей, отдающих
предпочтение бойким девчонкам, пляшущим под джаз; а она была не только
деликатно сдержанной молодой леди, но к тому же и певицей; в самом деле,
она и в Вест-Индию-то поехала с целью сохранить для благодарного потомства
чудеса примитивного искусства туземных баллад, которые она соберет и будет
петь перед восхищенной публикой, если только научится толком петь.
менее джентльмен, чем страховые агенты и управляющие конторами, с которыми
она привыкла встречаться в Загородном клубе, и что хуже всего - он совсем
не спрашивает ее мнения об искусстве и о хорошем тоне. Его истории о
генералах и разных высокопоставленных особах, наверно, сплошная ложь, - он
ведь водит компанию с разными чумазыми механиками. Нужно его мягко, но
весело пожурить.
акцентом стал восторгаться чудесным вечером, она его перебила:
штуку? Или, может быть, в виде исключения дали возможность поговорить
кому-нибудь другому?
покорной почтительности, которой каждая культурная американка вправе
ожидать от каждого мужчины, хотя бы даже иностранца.
с Готлибом правы: не стоит спасать дураков. Большая ошибка - быть
естественным. Надо быть всегда накрахмаленной манишкой, как старый Табз.
Тогда тебя станут уважать даже артистические старые девы из Нью-Джерси...
Странная вещь - самомнение! Подумать! Меня, который так часто навлекал на
себя проклятья и гонения от великих мира сего, которого вели однажды на
расстрел в турецкой тюрьме, - меня никто никогда так не раздражал, как эта
самодовольная девица! Самодовольство - вот худший в мире враг!
завел спор с судовым врачом о черепных швах у негров, изобрел, как играть
в крикет на палубе. Но однажды вечером, когда он сидел в салоне и читал,
сгорбившись, надев предательские очки, наморщив губы, Мартин проходил мимо
окна и, не веря своим глазам, увидел, что Сонделиус стареет.
по-настоящему, смотрел на ее бледное лицо, в первый раз за долгие годы,
когда она была для него чем-то, что само собой разумелось. Он задумался о
ней, как задумывался о фаге; и пришел к твердому выводу, что не уделял ей
должного внимания, и твердо решил сделаться с места в карьер хорошим
мужем.
как ты должна была скучать в Нью-Йорке.
каждый день урывать часок, и мы будем с тобой гулять, ходить в кино и все
такое. И я буду каждое утро посылать тебе цветы. Точно гора с плеч -
сидишь и отдыхаешь! Но я теперь по-настоящему понял, насколько ты была у
меня в загоне... Скажи, родная, было очень скучно?
возможность подумать о тебе и честно признался, что был незаботлив... И
надумал посылать тебе цветы...
угрызеньями совести при мысли о том, какая я была бедная, обиженная,
хнычущая жена из трогательной повести. Не пришлось тебе насладиться
несчастьями, вот ты себя и подвинчиваешь так, чтобы стать вконец
несчастным... Будет сплошной ужас, если ты, вернувшись в Нью-Йорк, не на
шутку впряжешься в оглобли и начнешь меня развлекать. Ты будешь это делать
с ловкостью слона. Я должна буду лезть из кожи, умиляясь каждый день на
твои цветы... то есть в те дни, когда ты не забудешь прислать их!.. и
воображаю, как ты станешь волочить меня на аркане в кино, когда мне
захочется посидеть дома, поспать...
всегда быть тем, чем ты захочешь, - вплоть до заброшенной, одинокой жены.
Но я... я, может быть, ленива. Я, может, предпочитаю слоняться без дела,
чем утруждать себя заботой о туалетах, и блистать в обществе, и всякое
такое. Я хлопочу по дому... Эх, зря я не распорядилась, чтобы без нас
побелили кухню - такая славная кухонька!.. Я делаю вид, что читаю свои
французские книжки, я люблю пойти погулять, посмотреть витрины, съесть
порцию мороженого с содовой - так день и пройдет. Рыжик, я тебя страшно
люблю: если б я могла, я стала бы забитой, как собака, ради полного твоего
удовольствия. Но я не способна на систематическую ложь. Так, немного
приврать, это я могу - вот как на той неделе: сказала тебе, что не
притрагивалась к конфетам и что живот у меня не болит, а на деле съела
добрых полфунта, и меня мутило, как проклятую... Нет, я у тебя
замечательная жена!
у поручней, и Мартин чувствовал всю ширь моря и жизни. Он всегда жил
воображением. Когда он продирался сквозь толпу, когда скромным молодым
супругом выбегал купить на обед холодного ростбифа, его черепная коробка
была просторна, точно купол неба. Он видел не улицы, а микробов,
громадных, как чудища джунглей, видел тысячи колб, мутных от бактерий, и
себя самого, отдающего приказы своему гарсону, и слышал грозные
поздравления Макса Готлиба. Его сны всегда связаны были с его работой.
Теперь, пробудившись, он так же страстно воспринимал корабль, таинственное
море, присутствие Леоры. И в теплых сумерках тропической зимы он
воскликнул:
Сент-Губерте у меня все пройдет успешно, я приобрету вес в научном мире, и
мы поедем за границу, побываем в твоей Франции, и в Англии, и в Италии -
везде!
горевших рядом в гостиной, она наблюдала его спящего.
дня. Волосы взъерошены, лицо глубоко вдавилось в измятую подушку, которую
он обхватил обеими руками. Леора глядела на него улыбаясь, и растянутые
уголки ее губ были похожи на спущенные с тетивы крошечные стрелы.
я умно поступила, что поехала! Ты так измотан. Ты можешь схватить это, и
кто же, кроме меня, сумеет за тобой ухаживать? Никто не знает всех твоих
причуд - что ты не выносишь слив, и все такое. Я буду сидеть над тобой
день и ночь: шепнешь - и я проснулась. И если понадобятся компрессы и
пузырь со льдом... уж я достану, если даже придется пролезть в дом к
миллионеру и выкрасть у него лед из того запаса, что он держит для
коктейлей. Мой дорогой!"
него, и вышла на цыпочках в их неуютную гостиную. Мебели было здесь
немного: круглый стол, несколько стульев и роскошный зеркальный красного
Шилова Юлия
Дальский Алекс
Березин Федор
Круз Андрей
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав