больше их, нет больше настоящих японцев!
такси, но теперь он решил, что ему все равно больше некуда торопиться,
в коляске же так мерно покачивает. Можно думать и думать...
рикша остановился сам. Седок был удивлен. Проехали еще слишком мало,
чтобы рикша вздумал отдыхать. Ах да! Опять все то же...
проваливались, словно стараясь достать до позвоночника.
ветер совсем не попутный.
двадцать пять. Значит, он не доживет целых пятнадцать лет...
его.
вокруг изменилось. Каменные громады зданий исчезли. По обеим сторонам
Гинзы шли теперь одноэтажные, редко двухэтажные деревянные домики.
Рикша отвез старика словно на сто лет назад.
стен, во многих местах была прорвана. Сквозь висящие клочья ее
виднелась внутренность жилищ с лимонно-желтыми циновками, ширмами,
картинками без теней.
женское лицо с высокой прической словно твердых, отливающих черным
лаком волос.
Гигантские вертикальные плакаты, испещренные столбцами иероглифов,
давно были изодраны в клочья. Многие жерди, на которых они крепились,
были поломаны. Даже неимоверно высокие телеграфные столбы совершенно
явственно казались наклоненными на юго-восток. Да не одни столбы, даже
приземистые расщепленные японские ели, нет, больше - даже сами
полуигрушечные дома наклонились все в одну и ту же сторону. Их
голубоватые ребристые крыши, казалось, готовы были сорваться,
напоминая отогнутыми краями застывшие всплески волн.
вырвавшийся из океанских тюрем тайфун. Но это был не тайфун.
остановке рикши Кадасима спросил его:
ответил рикша и снова взялся за лакированные оглобли.
Кадасима сошел и расплатился.
спиной и, подойдя к двери, стал снимать ботинки.
скрылся за порогом дома.
Что-то процедив сквозь выкрашенные черные зубы, она протянула ему
письмо.
взглянув на преклоненную женщину, вошел в дом.
сердце его радостно сжаться. Забылись обиды этого дня. Не стесняясь
присутствия женщины, Кадасима снял с себя мундир и брюки и с
удовольствием облачился в поданный ему киримон. Сев на корточки,
старик дрожащими пальцами стал разрывать конверт.
сейчас в Париже, где Кадасима хотел дать ей образование.
когда-то распевала:
написано для воспитанницы стихотворение старинного поэта:
тебя! Я получила твои деньги и письмо, где ты приказал продать все
драгоценности и приобрести акцию спасения. У меня нет сил передать
тебе весь ужас положения. В Париже все сошли с ума. Мне не понять, что
происходит. В ресторанах с названием "Аренида" творятся страшные вещи.
Те, кто имеет деньги, ведут себя так, словно переживают последние дни
Содома. Они стараются дожить свои дни. Они неистовствуют в своем
предсмертном безумии..."
надувшуюся, готовую лопнуть бумагу наружной стены. Слышался
истерический вой ветра.
Аренида в серую пыль, как в колбе мистера Вельта, - произнес Кадасима.
даже за лучшие мои драгоценности. Отец, проходит один день за другим.
Стоимость акции спасения растет с каждым днем. И я начинаю думать, что
мне никогда не купить ее. А когда я прихожу к этой мысли, мне начинает
грезиться наш Ниппон, прозрачный розовый воздух и жизнь. Отец, мне
начинает грезиться жизнь, как будто она может продолжаться! Тогда я
падаю на пол и беззвучно рыдаю. Рыдаю, хотя, может быть, это и
недостойно японки. Но это плачет не японка. Нет. Это просто девочка,
которую ты так любил, которую покидает жизнь, не показав ей своего
сияющего лица..."
иероглифы письма.
присев на корточки около телевизефона, судорожно стал набирать один
номер за другим.
звонил в банки. Старик Кадасима хотел достать денег, чтобы купить
своей девочке акцию спасения.
кратковременного председателя найкаку генерала Кадасимы. У банков не
было денег для просто Кадасимы.
было напрасно. Банки и друзья знали уже о провале проекта.
друзей. У него не осталось даже надежды на спасение существа, которое
он любил больше всего на свете.
почти бегом выбежал на улицу.
напоминавшего о неминуемой гибели.
очень давно, еще до получения генеральского чина:
вскочил в трамвай.
заменивший его, Кадасиму, премьер-министр объявил по радио о
готовности Японии сотрудничать с Советской страной в деле борьбы с
мировой катастрофой.
банкирского дома Фурукава. Швейцары подобострастно открывали перед ним
двери: они узнали его. Да, господин Фурукава здесь, в своем кабинете.
уперся в выдвинутый ящик стола, правой рукой что-то поспешно писал, а