испытанию позже. У него была бледная кожа, жемчужная в полумраке палатки,
черные глаза, клок черных волос, наследие его родителя (не могу сказать -
отца; он случил нас, как другой случает лошадей). Я не испытывала никаких
чувств - ни ликования, ни неприязни. Я удалила мертвого младенца Тафры из
его плетеной гробницы и заменила его своим. Я не размышляла. Поступок этот
казался логичным, четким и очень ловким.
подстилку корзинки.
возмужает среди палаток Эттука, темноволосый, темноглазый, бледнокожий
из-за своей умыкнутой матери-иноплеменницы, обладающий - какими
дарованиями? Об этом я могла лишь догадываться. Какую гадюку я могла
оставить им - какого змея, что ужалит их спустя долгое время после моего
ухода. Догадается ли Котта? Наверное, она, которая, казалось, видела,
сразу заметит разницу и поймет - но кто ей поверит? Уж Тафра-то не
посмеет.
сверток и подошла к пологу палатки. Пир весело шел на некотором расстоянии
от этого места - дым костра, шум, движение, пение.
перелезла через нее.
было слишком быстрым, слишком внезапным, и все же, я думаю, я давным-давно
уже знала про него, сама того не подозревая. Во мне не шевельнулось ни
малейшего сомнения по поводу того, что я сделала.
полчаса, я почувствовала усталость и физическую боль. Удалившись за
пределы стана на значительное расстояние, я уползла в глубокую расщелину,
загороженную нависшими над ней высохшими на солнце кустами, и уснула.
по-прежнему сжимая свою ужасную ношу. Наконец мне попался ручей, очень
узкий и темный, но почва здесь под ногами казалась помягче. Я выкопала в
земле могилу для принесенного мной существа, а затем направилась вниз по
течению, нежа ступни в прохладной воде.
индиговый свет, и стволы высились, словно тусклые темные колонны, покрытые
беспорядочной резьбой и поддерживающие лунный свет на сплетенных ветвях.
Под моими ногами - мхи, камни и проросшая меж ними трава. Теплая,
безмолвная ночь.
упивались своей победой, и, кроме того, я не представляла большой
ценности. Я снова улеглась спать под открытым небом, не думая ни о людях,
ни об охотящихся животных. Вообще ни о чем не думая.
я не только свободна, но также в первый раз с тех пор, как вышла из Горы,
действую в одиночку. Без внешних причин, без влияния со стороны других -
действие, задуманное и исполненное по моей собственной воле.
казались ничтожной ценой в уплату за это.
под деревьями, глядя на эти камни. За ними - журчание ручья, вдоль
которого я шла ночью раньше. Да, наверняка в этом и заключался ответ:
камни означали близость воды. Мое тело и рот истомились от жажды. Я
поднялась, скрипя каждым своим суставом, и пошла между деревьев к камням,
и посмотрела вниз на стремительно струящийся здесь золотистый и словно
прозрачный ручей. Сняв черную "рубашку", я стояла по колено в потоке,
омывающем прохладой мне кожу, и пила из сложенных ладоней до тех пор, пока
намокшая вуаль шайрина не облегла мое горло, а влажные полосы не прилипли
белыми прядями к коже. Я провала рукой по животу, кожа все еще дряблая
после родов, тем не менее быстро натягивающаяся. Вскоре мускулы и плоть
будут твердыми и гладкими. Я с моим уникальным даром исцеления ликовала,
плескаясь в ручье.
я встретила пару ледянисто-желтых глаз. Не думала раньше, что желтый
оттенок может быть таким холодным. Вокруг глаз серополосый мех звериной
морды, над челюстью выступают острия зубов, уши с кисточками прижаты к
голове - дикая кошка горных долин и, вероятно, голодная.
оснащенная тварь и я, обнаженная, в воде, без ножа для защиты и без
оставшихся сил оглушить или убить. В другое время я бы сочла эту кошку
очень красивой. Она начала грациозно двигаться по берегу ко мне, сосны за
ней упирались в небо, отбрасывая теперь тени, полосатые, как ее шкура. В
последний миг она отвела взгляд, опустила голову и принялась пить из
ручья, футах в двух оттуда, где стояла я. Я чувствовала ее мускусный
запах. Ее язык делал быстрые розовые движения, напоминая мне кошку Уасти.
Через некоторое время она подняла морду, всю в бисеринках воды,
повернулась и прыгнула назад, туда, откуда пришла, исчезнув в лесу за
прислоненными камнями.
Я начала неудержимо дрожать, выкарабкалась из своей ванны и терла тело
пригоршнями сухой травы, пока это действие и теплое солнце не высушили
меня.
выскочил и упал в ручей, где течение унесло его. Я следила, как уносится
камешек и сразу увидела на его месте стрелу, и вспомнила ручьи над
ущельем, реку в лесу, в которой уплыла стрела Кела, сломанная пополам,
потому что она прикоснулась к злому месту. АЛТАРЬ ДЛЯ ЗАКЛАНИЙ - ДРЕВНИЙ,
КАК САМО УЩЕЛЬЕ. ГОВОРЯТ, БУДТО ТОТ ИЛИ ИНОЙ ЧЕРНЫЙ БОГ ВСЕ ЕЩЕ ОБИТАЕТ
ЗДЕСЬ... А я лежала здесь, ликуя, и дикая кошка не тронула меня.
свободы. Темное проклятье было со мной повсюду, куда бы я ни пошла.
пути. Когда я не смогла больше бежать, то пошла быстрым шагом,
стремительно и не особенно думая. Крутой путь и много деревьев. У меня
отсутствовало всякое чувство направления. Я сорвала с куста несколько ягод
и заплакала, как избалованный ребенок, когда боли в желудке стали
досаждать мне.
дороге, карабкавшейся из леса к темнеющему небу. Спала я в пещерке,
свернувшись клубком, так как места там было мало, и мне снилась
беломраморная спальня, где я лежала на шелковой постели, а рядом со мной
качался в золотой колыбели ребенок. Розовый голубоглазый ребенок с челкой
желтых волос.
двери, но темный человек в черной маске подошел ко мне, подняв меч,
фаллический и угрожающий. Меч свистнул и рассек колыбель. Я увидела, как
кудрявились на загривке сильной шеи черные волосы, ибо убийца был Дараком.
давным-давно покинуть путь, называемый эттуковцами Змеиной дорогой; не
осталось никаких следов проселка. Это был опасный край, населенный дикими
зверями и дикими племенами вроде эттуковцев. И все же я не видела никаких
людей, и они, надо полагать, не видели меня - или же они уволокли бы к
себе для развлечения. Животные, которых я мельком видела, относились к
робкому десятку: стройный длинноногий олень, извивающиеся гибкие серые
змеи, птицы и рыжевато-коричневые белки. Один раз в сумерках четверо
волков пробежали в расселине в скалах далеко внизу и побудили меня выбрать
для сна более глубокого пещеру. Через панорамы холмов и лесов по ночам
доносилось глухое эхо странных лаев и визгов разных тварей. Я чествовала,
что мне нет места в этой обжитой местности, посторонней, лишенной
способности выжить. Я съела красные ягоды, вызвавшие у меня рвоту, и
поняла, что отравилась. Подол моей "рубашки" порвался на колене, а
остальная одежда истрепалась и износилась. Я пила из прозрачных ручьев или
коричневых зеркал крупных прудов, где в сумерках квакали лягушки. Молоко
во мне начало высыхать.
направления и без всякой цели. На одиннадцатый день местность начала
меняться. Она стала ровной и плоской, камни постепенно ушли в почву. Из
темного мира, угловатого от камней и сосен, она стала серо-зеленым пологим
миром.
только в ноздри лезут раздражающие дымы-туманы; туманы настолько
разряженные, что их едва удавалось разглядеть. Небо походило на
раскаленный металлический щит над множеством прудов, зарослей камыша,
болот, ручьев. Птицы кричали по-иному. Жужжали тучи насекомых. По ночам я
ложилась там, где земля была суше всего, не думая о безопасности, и
беловатый фосфор тумана двигался между полосками воды. Я добралась до
болот.
раздраженной. Вода совершенно не годилась для питья - я попробовала ее и
Флинт Эрик
Белов Вольф
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей