не давала ответов, десятичные весы, бак с керосином, медную перекладину, где
развешивали колбасы, пустую кассу и--с большим удовольствием -- запасы в
подвале. Мария же, которую он без раздумий нанял продавщицей и много словно
представил своей воображаемой жене Любе, в свою очередь представила
Файнгольду нашего Маце-рата, уже три дня лежавшего в подвале под брезентом,
потому что из-за множества русских, что кишели на всех улицах, проверяя
качество велосипедов, швейных машинок и женщин, его до сих пор не смогли
похоронить.
Файнгольд так выразительно всплеснул руками над головой, как Оскар много лет
назад мог неоднократно наблюдать у своего торговца игрушками, у Сигизмунда
Маркуса. Господин Файнгольд созвал в погреб всю свою семью, а не одну только
жену Любу и, без сомнения, увидел, как все они поспешили на зов, ибо он
обращался к каждому по имени, говорил: Люба, Лев, Якуб, Берек, Леон, Мендель
и Соня, растолковал всему семейству, кто это лежит и кто это умер, после
чего сразу объяснил, но теперь уже нам, что все, кого он созвал в погреб,
лежали точно так же, прежде чем попасть в печи Треблинки, и не только они,
но и его невестка, и зять невестки, у которого было пятеро деточек, и вот
все они лежали, не лежал только он, господин Файнгольд, потому что должен
был все посыпать хлоркой.
после чего собрал вокруг себя свое семейство, а жену Любу попросил помочь
Марии обмыть тело. Но Люба помогать не стала, чего господин Файнгольд не
заметил, поскольку он перетаскивал запасы из подвала в лавку. И Греффиха,
которая в свое время обмывала мамашу Тручински, тоже не пришла нам на
помощь, потому что в квартире у нее было полным-полно русских, и мы слышали,
как они поют.
работу и подкидывал подметки на русские сапоги, прохудившиеся в ходе
наступления, поначалу отказался выполнить роль гробовщика. Но когда в
переговоры с ним вступил господин Файнгольд и за электромотор из сараюшки
старого Хайланда предложил сигареты "Дерби" из нашей лавки, тот отложил
сапоги в сторону, взял в руки другой инструмент и последние оставшиеся у
него доски.
предоставил в наше распоряжение подвал, в квартире мамаши Тручински, которую
до того полностью очистили соседи и пришлые поляки. Старый Хайланд снял с
петель дверь на кухню, поскольку дверь между гостиной и спальней уже пошла
на гроб для мамаши Тручински. Внизу, во дворе, он курил сигареты "Дерби" и
сколачивал гроб. Мы же остались наверху, и я взял единственный стул, который
остался в квартире, распахнул разбитые окна и разозлился на старика, который
сколачивал гроб абы как, даже и не думая о том, что гробу положено сужаться
к ногам.
тачку вдовы Грефф, он уже был заколочен сверху планками от ящиков с
маргарином "Вителло", хотя при жизни Мацерат не только не ел маргарина, но
даже и для готовки не употреблял.
русских солдат на улице. Файнгольд же, который по- турецки сидел на прилавке
и ложечкой черпал искусственный мед из пакетика, сперва отвечал
нерешительно, боялся, как бы его жена Люба не приревновала, но потом, верно,
получил от нее разрешение идти с нами, потому что сполз с прилавка, передал
мед мне, а я в свою очередь передал его Куртхену, который и вылизал пакетик
до конца, покуда господин Файнгольд позволил Марии подать себе длинное
черное пальто на сером кроличьем меху. Прежде чем запереть лавку и приказать
своей жене никому не открывать, он водрузил на себя цилиндр, который был ему
маловат и который Мацерат надевал в свое время на всевозможные похороны и
свадьбы.
сапоги еще неподбиты, ему надо спешить. На Макс-Хальбе-плац, где все еще
чадили развалины, он свернул влево, на Брезенервег, и я смутно почувствовал,
что он держит курс на Заспе. Русские сидели перед домами на скупом
февральском солнышке, сортировали ручные и карманные часы, на чищали песком
серебряные ложечки, надевали лифчики на голову, чтобы согреть уши,
упражнялись в фигурной езде на велосипедах, воздвигнув баррикады из картин,
напольных часов, ванн, радиоприемников, вешалок для пальто, выписывали между
ними восьмерки, спирали, змейки, с отменным присутствием духа уклонялись от
таких предметов, как детские коляски и люстры, которые кто-то швырял из
окон, и получали аплодисменты в награду за свое искусство. В том месте, мимо
которого проезжали мы, игра на несколько секунд прерывалась. Некоторые
солдаты, напялившие поверх формы женское белье, помогали нам толкать тележку
и протягивали руки к Марии, но господин Файнгольд, который говорил по-русски
и имел при себе удостоверение личности, одергивал их. Солдат в дамской шляпе
подарил нам клетку, где сидел на жердочке волнистый попугайчик, Куртхен,
вприпрыжку следовавший за тележкой, тотчас захотел выдрать у птички ее
пестрые перышки, Мария же, не посмевшая отказаться от подарка, подняла
клетку, чтобы Куртхен не мог ее достать, и поставила ко мне на тележку. Ос
кар, который счел попугайчика чрезмерно пестрым, поставил клетку на
увеличенный ящик из-под маргарина, где лежал Мацерат. Сам я сидел позади,
свесив ноги, и глядел в лицо господину Файнгольду, а лицо было морщинистое,
выражение от задумчивого до скорбного, отчего казалось, будто господин
Файнгольд силится решить сложную задачу, которая никак у него не получается.
спугнуть мрачные мысли господина Файнгольда, но он сохранил все свои
морщины, взгляд устремил неизвестно куда, возможно в далекую Галицию, а
барабан мой он так и не увидел. И тогда Оскар отказался от своих попыток,
чтобы впредь одни только колеса ручной тележки да плач Марии наруша ли
тишину.
позади, и даже уделил внимание волнистому попугайчику, который встопорщил
перышки под лучами полуденного солнца, стоящего над аэродромом.
поговорил с господином Файн-гольдом, который во все время разговора держал
цилиндр на растопыренных пальцах, открыв редкие светло-рыжие волосы,
раздуваемые ветром. Коротко, словно для проверки, постучав по ящику Мацерата
и подразнив пальцем попугайчика, офицер пропустил нас да еще дал в придачу
двух пареньков лет от силы шестнадцати, в слишком маленьких пилотках и со
слишком большими автоматами, то ли как сопровождение, то ли как конвой.
даже и не останавливая тележку, раскуривать сигареты одной рукой. В небе
висели самолеты, и гул их моторов слышался очень отчетливо, потому что был
то ли конец февраля, то ли начало марта. Лишь перед солнцем плавало
несколько облачков, постепенно утрачивая окраску. Бомбардировщики летели на
Хелу и возвращались с полуострова, потому что там до сих пор дрались остатки
Второй армии. Меня погода и гудение самолетов настроили на грустный лад. Нет
ничего более тоскливого и усиливающего досаду, чем безоблачное мартовское
небо, полное то громкого, то замирающего гудения самолетов. К тому же оба
русских солдата всю дорогу тщетно пытались шагать в ногу.
булыжнику, потом по асфальту с выбоинами немного разболтались, вдобавок и
ехали мы против ветра, во всяком случае от мертвого Ма-церата исходил
сильный запах, и Оскар был рад, когда мы добрались до кладбища Заспе.
дороги стоял обгорелый танк Т-34, преграждая подступы к кладбищу. Другим
танкам пришлось на пути в Нойфарвассер его объезжать, они и оставили следы в
песке по левую и по правую сторону дороги, а попутно обвалили часть
кладбищенской стены. Господин Файнгольд попросил старого Хайланда идти
сзади, и они понесли гроб, который слегка прогибался в середине, по колеям
от танковых гусениц, далее -- с превеликим трудом -- через осыпь
кладбищенской стены и, уже из последних сил, -- отрезок пути между
могильными плитами, что лежали пластом либо грозили рухнуть. Старый Хайланд
жадно сосал сигарету, выпуская дым в ноги гроба. Я нес клетку с волнистым
попугайчиком на жердочке, Мария тащила за собой две лопаты, Куртхен нес
кирку, верней сказать размахивал ею, а на кладбище, подвергая себя
опасности, начал колотить по серому граниту, покуда Мария не отняла у него
кирку, чтобы, будучи вполне сильной женщиной, помочь обоим мужчинам копать.
чего решил отыскать место Яна Бронски за северной стеной. То ли это было
здесь, то ли вот там. Отыскать точно уже не удавалось, поскольку сменяющие
друг друга времена года сделали некогда предательски свежую побелку серой и
облупленной, как и вес стены вокруг Заспе.
поднял взгляд к вершинам искривленных сосен и, чтобы не давать ходу пустым
мыслям, подумал: вот сейчас они зароют и Мацерата. Потом я начал искать
некий смысл и нашел его в том, что здесь, под гнетом одного и того же песка,
будут лежать два партнера по скату, Бронски и Мацерат, пусть даже и без моей
бедной матушки.
опытные землекопы. Мария сделала перерыв, тяжело дыша, оперлась на свою
кирку и снова заплакала, когда увидела, как Куртхен с большого расстояния
забрасывает камнями попугайчика в клетке. Попасть Куртхен не мог, он бросал
дальше, чем надо, Мария плакала искренне и громко, потому что потеряла
Мацерата, потому что видела Мацерата таким, каким он, по-моему, навряд ли
был, а для нее это вос поминание навсегда останется отчетливым и дорогим.
Господин Файнгольд бормотал слова утешения, чтобы, воспользовавшись случаем,
передохнуть, потому что выбился из сил. А старый Хайланд вел себя как
золотоискатель -- так размеренно работал он своей лопатой, перекидывал землю
назад через плечо, да при этом еще ухитрялся выпускать дым через равные
промежутки времени. Чуть поодаль оба русских паренька сидели на