наконец миссис Прайор убедилась, что надежда есть: началось настоящее
выздоровление. Дело не только в том, что улыбка Каролины стала ярче или
настроение лучше, - главное, что лицо ее и глаза утратили то особенное,
страшное и неизъяснимое выражение, которое знакомо всем, кто сиживал у
постели тяжелобольного. Задолго до того, как исхудавшее лицо ее начало
округляться и поблекшие краски заиграли на щеках и губах, в ней произошла
другая, почти неуловимая перемена: она вся стала как бы нежней и теплее.
Вместо мраморной маски и остекленелых глаз миссис Прайор видела теперь на
подушке лицо пусть бледное и худое, пусть даже еще более измученное и
изнуренное, но зато совсем не страшное лицо живой, хотя и больной девушки, а
не белый гипсовый слепок или неподвижную голову статуи.
"воды!" перестало быть ее единственным словом. Иной раз она даже съедала
что-нибудь и говорила, что это ее подкрепляет. Безразличие и отвращение ко
всякой пище исчезли; иногда она уже сама выбирала себе то или иное блюдо, и
надо было видеть, с каким трепетным удовольствием, с какой нежной заботой
мать старалась приготовить его повкуснее и как она радовалась, глядя на
дочь!
Потом ей захотелось подышать свежим воздухом, полюбоваться на свои цветы,
поглядеть, как зреют плоды в саду. Дядя с обычной своей щедростью купил для
нее кресло на колесах, сам относил ее на руках в сад и усаживал, а Вильям
Фаррен возил Каролину по дорожкам, показывая, что он сделал с ее цветами, и
спрашивая, что делать дальше.
тем, которые никого больше не занимали, но для них были интересны. Обоих
привлекали животные, растения, птицы и насекомые, оба одинаково чувствовали
обязанности человека по отношению к низшим созданиям, оба любили наблюдать
за всем, что относилось к жизни природы. Сегодня их занимали земляные осы,
устроившие свое гнездо под старой вишней, завтра - жемчужные яички и
неоперившиеся птенцы завирушки.
любимым журналом мисс Хелстоун и Фаррена. Она бы на него сразу подписалась,
каждый номер аккуратно передавала Вильяму, и оба наслаждались бы чудесными
историями о смышлености животных, слепо веря каждому слову.
Вильяму позволяла возить себя по саду и почему его общество и разговоры
вполне устраивали ее во время этих прогулок.
ее дочь может так хорошо себя чувствовать в обществе "человека из народа"!
Сама она могла говорить с ним только очень сухо и не иначе как тоном
приказа. Ей казалось, что между их сословиями лежит глубокая пропасть;
переступить ее или снизойти до прогулок с простым крестьянином
представлялось ей настоящим унижением. Однажды она ласково спросила
Каролину:
человеком? Он может Бог может что вообразить и, пожалуй, совсем забудется!
этого не позволит: для этого он слишком горд и чуток. У Вильяма возвышенная
душа.
лохматый поденщик в бумазейной одежде с грубыми ручищами и вдруг -
"возвышенная душа"!
чувствовал, что та к нему несправедлива, всегда был готов постоять за себя и
не намеревался спускать обиды.
особенно любила это время, когда она оставалась с дочерью наедине и никто,
даже тень человеческая не стояла между нею и ее любимицей. Днем она, по
привычке, держалась по-прежнему натянуто, а порой холодно. С мистером
Хелстоуном у нее установились отношения самые почтительные и в то же время
весьма официальные. Любая фамильярность покоробила бы и ее и его, но
благодаря тому, что оба были предельно вежливы и строго соблюдали дистанцию,
все шло вполне гладко.
холодно и недоверчиво. Высокомерие ее объяснялось скорее робостью, нежели
гордостью, но, как и следовало ожидать, Элиза и Фанни не смогли в этом
разобраться и потому не слишком ее жаловали. Миссис Прайор сама это
чувствовала, но ничего не могла с собой поделать и по-прежнему держалась
замкнуто и сурово.
любовь смягчали сердце миссис Прайор. Холодность ее таяла, суровость
исчезала, она сразу веселела, становилась уступчивее и мягче. А ведь
Каролина вовсе не изъяснялась ей в любви! Да слова и не тронули бы миссис
Прайор, она увидела бы в них лишь доказательство неискренности; но Каролина
так естественно и легко склонялась перед ней, признавая ее превосходство,
вверяла ей себя с таким безбоязненным доверием, что сердце матери таяло.
"Пожалуйста, принесите мне то, мама", "Почитайте мне, мама", "Спойте
что-нибудь, мама".
в ее помощи. Другие всегда относились к ней более или менее сдержанно и
холодно, так же как и она к ним; другие давали ей почувствовать, что видят
ее недостатки и недолюбливают ее за это. У Каролины же такой обидной
проницательности и недоброжелательной чопорности было не более чем у
грудного младенца.
потому неисправимых недостатков миссис Прайор, она не желала закрывать глаза
на те ее привычки, которые еще можно было исправить. Иногда она самым
откровенным образом делала ей замечания, и та, вместо того чтобы
рассердиться, испытывала при этом величайшее удовольствие. Если дочь
осмеливается делать ей замечания, значит она уже к ней привыкла!
это старое платье; оно совсем вышло из моды: юбка слишком узка. Днем
надевайте к столу ваше черное, шелковое: оно вам к лицу. А воскресное платье
мы вам сделаем из черного атласа, настоящего атласа, а не какой-нибудь
подделки. И когда у вас будет новое платье, пожалуйста, мама, носите его!
лет. Я хочу купить кое-что для тебя.
ведь знаете его щедрость. А мне так хочется видеть вас в черном атласном
платье! Купите поскорей материю, и пусть вам шьет моя портниха. И покрой я
сама выберу, а то вы всегда наряжаетесь, точно бабушка, словно хотите
кого-то убедить, что вы старая и некрасивая. Совсем нет! Наоборот, когда вы
принарядитесь и развеселитесь, вы, право, очень хороши! У вас такая милая
улыбка, такие белые зубы, и волосы у вас до сих пор блестят, и цвет у них
приятный. И говорите вы совсем как молоденькая девушка - голос у вас чистый,
звонкий, а поете куда лучше молодых. Зачем же вы носите такие платья и
шляпки, каких уже никто не носит?
скупы, а ведь это неправда, я знаю, как щедро вы помогаете беднякам. Только
вы всегда это делаете тайком и так скромно, что почти никто об этом не
знает, кроме тех, кто получает вашу помощь. Но теперь я сама буду вашей
горничной; вот только окрепну немного и примусь за вас, и вы должны
слушаться и делать все, как я скажу!
косынку, по-своему приглаживала волосы.
близостью. - Вы моя, а я вся - ваша! Теперь я богата, теперь у меня есть
кого любить и я могу любить, ничего не страшась. Маменька, кто вам подарил
эту маленькую брошку? Позвольте мне взглянуть на нее!
просьбе дочери. Каролина отшпилила брошь.
была жива, она бы сейчас поглядела на свою племянницу!
подарка?
меня.
вас ни на миг, бежит за вами, едва вы уйдете в свою комнату, ходит за вами
вверх и вниз по лестнице, как собачонка!
чего-то, глядя на твое прекрасное лицо.
добр: мне бы так хотелось думать о нем хорошо. Порочность портит и отравляет
все самое лучшее - она убивает любовь. Если бы мы думали друг о друге плохо,
разве мы могли бы любить?
казалось, что вы нехорошая, что я не смогу относиться к вам с уважением. Мне
было страшно, это меня угнетало, и я не хотела вас видеть. А теперь у меня