если и вспомним когда-нибудь, то лишь как о дурном сне, который давно
миновал.
плечо. - Не вспоминай о том сне, что принес нам столько горя. Здесь такие
сны не снятся. Им нет места среди мира и тишины. Не надо думать о снах, не
то они снова будут мучить нас. Глубоко запавшие глаза... худое личико...
дождь, стужа, холод... и это еще не самое страшное... Нет, забудем, забудем
все, иначе мы и здесь не найдем покоя!
перемена в нем совершилась!" - Останемся здесь, - продолжал старик, - и ты
не услышишь от меня ни слова жалобы, я буду покорен тебе во всем. Только не
прячься, не бросай меня одного! Позволь мне всегда быть с тобой, Нелл! Верь
мне!
рассмеяться. - Да ты шутишь! Дедушка, милый! Посмотри вокруг себя - вот это
будет наш сад. Тут хорошо, правда? И мы завтра же примемся с тобой за
работу.
завтра!
принялись за работу? Кто, кроме него, мог бы не сознавать, на какие мысли
наводит это место! Они принялись очищать могилы от зарослей бурьяна и
крапивы, пропалывать чахлые ростки и кустики, сметать с дерна засохшие
листья и траву. В самый разгар работы Нелл подняла глаза и увидела
бакалавра, который сидел неподалеку, на перелазе у изгороди, и молча
наблюдал за ними.
столько успели за одно утро?
те могилы, где схоронены дети, юноши и девушки?
Нелл, не глядя на него.
случайностью или же бессознательной любовью Нелл ко всему юному. Но старика,
не замечавшего раньше, чьи могилы они убирают, поразили слова бакалавра. Он
быстро оглядел кладбище, потом перевел взор на внучку, привлек ее к себе и
стал уговаривать, чтобы она отдохнула. Какие-то давно забытые мысли
шевельнулись у него в мозгу. Они не исчезали, подобно многим другим, может
быть, более тяжелым, но появлялись снова и слова и весь этот день и
следующий. Как-то раз, когда они вместе были на кладбище, Нелл заметила, что
дед поминутно бросает на нее тревожные взгляды, точно борясь с какими-то
мучительными сомнениями или стараясь сосредоточиться на какой-то мысли, и
спросила, что с ним. Но он ответил: "Нет, ничего", - и, прижав внучку к
груди, стал гладить ее бледные щеки и приговаривать вполголоса, что его Нелл
день ото дня крепнет, набирается сил и скоро будет совсем взрослой девушкой.
ГЛАВА LV
покидали его ни на минуту. Есть струны в сердце человека - неожиданные,
странные, которые вынуждает зазвучать иной раз чистая случайность; струны,
которые долго молчат, не отзываясь на призывы самые горячие, самые пылкие, и
вдруг дрогнут от непреднамеренного легкого прикосновения. В умах самых
косных или по-детски неразвитых спят мысли, и, пожалуй, никакое уменье,
никакая опытность не вызовут их к жизни, если они не проявятся сами, подобно
тем великим истинам, что ненароком открываются исследователю, когда он
ставит перед собой наиболее ясную и наиболее простую цель. С той поры старик
уже не забывал о беззаветной преданности внучки, стоившей ей стольких сил. В
тот день, отмеченный, казалось бы, таким незначительным событием, он,
мирившийся раньше с тем, что девочка терпит лишения и невзгоды, он, видевший
в ней лишь товарища по злоключениям, которые заставляли его сокрушаться над
своей долей не меньше, чем над долей внучки, - в тот день он понял, скольким
обязан ей, понял, до чего страдания довели ее! И с тех пор и до самого конца
ни разу, ни единого разу не отвлекся он себялюбивыми заботами и попечениями
о собственном благополучии от мыслей о дорогом ему существе.
на его руку; он сидел в уголке у камина, не сводя с нее глаз, ловя миг,
когда она поднимет голову и улыбнется ему, как встарь; он выполнял тайком ту
несложную работу по дому, которая так утомляла ее; он вставал холодными,
темными ночами и мог подолгу сидеть, сгорбившись, у ее кровати, держа ее
руку в своей, прислушиваясь к ее сонному дыханию. И лишь тот, кому ведомо
все, знал, какая горячая любовь, какие надежды и опасения таились в
расстроенном уме несчастного старика и какая перемена произошла в нем за эти
дни.
целые вечера, на кушетке у камина, хотя теперь ничто не утомляло ее. Учитель
приносил книги и читал ей вслух, и редкий вечер проходил без того, чтобы
бакалавр не заглянул к ним и не сменил чтеца. Старик сидел тут же и слушал,
плохо улавливая смысл повествования, но не отрывая взгляда от девочки, и
когда на губах ее появлялась улыбка, лицо светлело, он хвалил прочитанное и
проникался нежным чувством даже к самой книге. Если же бакалавр начинал
рассказывать что-нибудь и рассказ его забавлял девочку (впрочем, иначе не
могло и быть), старик мучительно старался запомнить каждое слово, а иной раз
украдкой выходил за бакалавром и смиренно просил повторить то или иное
место, чтобы получше сохранить его в памяти и заслужить потом улыбку Нелл.
стремилась на воздух, в свой торжественно тихий сад. Ей приходилось также
водить посетителей, приезжавших осматривать церковь. И те, кто побывал
здесь, рассказывали другим о юной привратнице, и эти рассказы привлекали
сюда все больше и больше народу, так что даже в это время года в деревню
почти каждый день наезжали гости. Старик следовал за ними поодаль,
прислушиваясь к дорогому ему голосу, а когда посетители, простившись с
Нелли, выходили из церкви, подступал к ним поближе или стоял с непокрытой
головой у калитки, ловя обрывки их разговоров.
внучкой! Но что же эти посторонние люди часто добавляли к своим похвалам,
разрывая ему сердце на части, почему он так горько плакал, забившись
куда-нибудь в темный угол? Увы! Даже посторонние, те, кто любовался ею лишь
минуту и, уехав отсюда, на другой же день забывал о ее существовании, - даже
они видели это, даже они скорбели о ней, даже они сочувственно прощались со
стариком и, уходя, перешептывались между собой.
полюбить бедняжку Нелл, относились к ней так же: с нежностью, с сочувствием,
возраставшим со дня на день. Даже школьники - беспечные, легкомысленные
школьники - души не чаяли в этой девочке. Самые озорные из них вешали нос,
если им не удавалось повстречать Нелл по дороге в школу, и сворачивали с
пути, чтобы справиться о ней у решетчатого окошка. И когда Нелл сидела в
церкви, они, случалось, осторожно заглядывали в отворенные двери, но никогда
не заговаривали с ней первые, а дожидались, пока она сама не выйдет к ним. В
этой девочке чувствовалось что-то такое, что поднимало ее надо всеми.
все из бедных поселян, так как в замке, давно превратившемся в развалины,
никто не жил и на семь миль кругом стояли только скромные деревушки. В
церкви, в дни служб, Нелл привлекала к себе всеобщее внимание. На паперти
вокруг девочки собиралась толпа; дети цеплялись за ее платье; старики и
старухи ласково здоровались с ней, отвлекаясь от своих пересудов. Все они, и
стар и млад, считали своим долгом обратиться к девочке с дружеским словом
привета. Многие, кто жил мили за три, за четыре отсюда, приносили ей
маленькие подарки; те, кто был победнее, попроще, ограничивались добрыми
пожеланиями.
впервые посетила его. Мальчик, который рассказывал о своем брате, особенно
полюбился ей, и они часто сидели рядышком в церкви или поднимались вдвоем на
колокольню. Мальчик помогал ей всем, чем мог, - во всяком случае так ему
думалось, - и вскоре между ними завязалась крепкая дружба.
погруженная в чтение, этот малыш прибежал туда весь в слезах, положил ей
руки на плечи, минуту пристально смотрел на нее, потом вдруг порывисто обнял
за шею.
такая! Нет, нет!
целуя, спросила, что все это значит.
могут ни поиграть, ни поговорить с нами. - Оставайся такой, как есть! Такая
ты лучше!
ангелом, прежде чем птицы опять запоют весной. Скажи! Ведь это неправда!
Нелл, не уходи от нас! Я знаю, там, на небе, так светло, но все равно, не
уходи, не уходи туда!
никуда не уйдешь! Ты же знаешь, как мы будем жалеть тебя! Скажи, что
останешься с нами, Нелл! Скажи, скажи!
это все неправда, и перестану плакать. Скажи "да", Нелл!