пользоваться тормозом далеко не так просто, как он думал. Раза два он чуть
было не пролетел вместе с вагоном сквозь ограду: к счастью, его вовремя
выручал инструктор. Последний был вообще очень терпелив, но ни разу не
улыбнулся.
надо попрактиковаться.
передней площадке вагона. Скоро его стал мучить голод. К тому же повалил
снег, и он сильно продрог. Ему дьявольски надоело гонять вагон взад и
вперед по короткой колее.
за ним и Герствуд сошли с него. Герствуд вошел в депо, уселся на подножку
вагона и достал свой скудный завтрак, завернутый в газетную бумагу. Воды
поблизости не оказалось, а хлеб был довольно черствый, и все же Герствуд с
наслаждением ел его. Тут было не до обеденных ритуалов. Он сидел, жуя
хлеб, и наблюдал, как люди выполняют эту нудную, тяжелую работу. Она была
неприятна - ужасно неприятна во всех своих стадиях. Не потому, что
казалась ему унизительной, а потому, что была тяжела. "Всякому другому она
тоже далась бы не легче!" - утешал он себя.
часть времени ушла на ожидание.
провести ночь. Половина шестого... пора было бы поесть. Если отправиться
домой, то ему придется потратить на это два с половиной часа: сначала идти
в такой собачий холод пешком, а потом ехать. Кроме того, Герствуду было
приказано явиться на работу в семь часов утра, и если бы даже он добрался
домой, ему пришлось бы встать ни свет ни заря.
деньги, взятые у Керри на покупку двухнедельного запаса угля.
- подумал Герствуд. - Где, например, ночует этот парень из Ньюарка?"
дожидался очереди молодой паренек. Это был почти мальчик, лет двадцати, не
больше, долговязый и тощий, с лицом, свидетельствовавшим о годах лишений.
Стоило подкормить как следует этого юношу, и он быстро бы принял цветущий,
самоуверенный вид.
осведомился Герствуд.
Нью-Йорк.
он устроил.
добираться домой, когда живу я у черта на куличках.
продолжал молодой человек. - Не знаю, что она собой представляет, но, надо
полагать, местечко дрянное. Мастер дал мне и билетик на обед. Воображаю,
чем там кормят!
ответ.
уйдет.
спросил он. - Если мне возвращаться в Нью-Йорк, то, боюсь, я никак не
успею вернуться...
одну, если хотите.
подходящую минуту и примирился с тем, что в этот вечер придется поесть за
собственный счет.
очень холодно и его томило одиночество, он тотчас же отправился искать
указанное ему пристанище. Трамвайная компания по совету полиции решила не
пускать вагонов после наступления сумерек.
дежурных ночной смены. Тут было девять коек, два или три табурета, ящик
из-под мыла и маленькая пузатая железная печка, в которой пылал огонь. Как
ни рано пришел Герствуд, кто-то уже опередил его и грел у печки озябшие
руки.
скудости и убожества всего, что связано с этой его затеей, но крепился,
внушая себе, что должен выдержать до конца.
заметил человек, сидевший у печки.
ней, сняв только башмаки, и завернулся в засаленное одеяло, а голову
обмотал старым, грязным шерстяным шарфом. Это зрелище было отвратительно
Герствуду, и он отвел глаза и стал смотреть в огонь, стараясь думать о
другом. Вскоре он тоже решил лечь и, выбрав себе койку, стал снимать
башмаки. В это время вошел знакомый ему молодой человек и, увидев
Герствуда, по-видимому, захотел поговорить.
выражают лишь удовлетворение тощего юноши, и потому промолчал.
насвистывать. Но, заметив, что кто-то уже спит, он тотчас прекратил свист
и погрузился в молчание.
загнул грязное одеяло так, чтобы оно не касалось его лица. Вскоре, однако,
усталость взяла свое, и он задремал. Одеяло приятно согревало его, и он,
отбросив всякую брезгливость, натянул его до подбородка и уснул.
двигались по холодной, безрадостной комнате. А Герствуду снилось, что он в
Чикаго, в своей уютной квартирке. Джессика собиралась куда-то идти, и он,
Герствуд, разговаривал с ней. Он так отчетливо видел эту сцену, что,
пробудившись, был ошеломлен представившимся ему контрастом. Он приподнял
голову, и горькая действительность заставила его быстро очнуться.
тело. Его костюм был сильно помят, волосы всклокочены.
поили лошадей. Но полотенца у него не было, а носовой платок был грязен со
вчерашнего дня. Герствуд ограничился тем, что промыл глаза ледяной водой.
Потом отправился разыскивать мастера, который оказался уже на месте.
готов.
собой огромное усилие.
жареного мяса и чашка скверного кофе - и затем вернулся в парк.
минут можете выводить вагон!
депо, и стал ждать сигнала. Он волновался, но все же испытывал некоторое
облегчение: что угодно, лишь бы не оставаться дольше в этом депо.
Следуя советам прессы и тех, кто возглавлял забастовку, бастующие вели
борьбу довольно мирно. До сих пор еще не произошло никаких сколько-нибудь
серьезных столкновений. Бастующие иногда останавливали вагоны и вступали в
переговоры со штрейкбрехерами, а те, случалось, сдавались на уговоры и
уходили. В некоторых вагонах были выбиты стекла, было несколько стычек,
сопровождавшихся криками и угрозами, но только человек пять или шесть
пострадали серьезно. И даже в этих редких случаях руководители забастовки
порицали подобные действия, приписывая их неорганизованной толпе.
трамвайные компании и помогает им одержать победу, ожесточали бастующих.
Они видели, что с каждым днем число курсирующих вагонов все возрастает, а