Ведь я сегодня из командировки вернулась. Мы полтора месяца не виделись.
вывалившись на мостовую, открыл дверцу и сказал:
я из Горздрава.
подумал, сделал сердитое лицо и закричал:
и куда одновременно с нами подошли одна за другой три санитарные машины.
Рабочие, мокрые с головы до ног, сбрасывали с грузовиков мешки с землей или
песком прямо в воду, под которой не видно было ни мостовой, ни панели. По
крутой улице вода стремительно сбегала вниз, к ярко освещенному,
переброшенному через другую широкую улицу деревянному мосту. Никого не было
на этом мосту, только, переливаясь через настил, бежала, тяжело поблескивая,
вода, и то, что заставляло мокрых людей бросать на мостовую мешки с песком,
происходило не на земле, а глубоко под землей, в вырытом под мостом
котловане. Не знаю, что это было и что делали метростроевцы в этой путанице
рухнувших перекрытий, вывернутых щитов, оборванной проволоки, под потоками
земли, струившейся в котлован вместе с водой. Потом Андрей объяснил мне, что
дождь размыл бровку котлована, и пятиэтажное каменное здание, стоявшее
вплотную рядом с ним, повисло над десятиметровой пропастью, в которой
работали люди.
куда-то по колено в воде. Сестра с красным крестом на рукаве плаща бежала за
ним, озабоченно спрашивая о чем-то и оглядываясь в ту сторону, где санитары
поднимали с земли человека с беспомощно болтающимися ногами.
и когда я окликнула его, он остановился и стал всматриваться, не узнавая.
вокзале?
он не дал и поцеловал мою руку.
Ты звонила Мите?
искать, обо что вытереть мокрые руки. Мне не хотелось уходить, но Андрей
разговаривал с нетерпеливым выражением, и я, сунув ему бутерброды, ушла.
месте которого стоит теперь огромное здание одного из московских вузов. Вход
был со двора, через запущенный сад, в котором на кустах постоянно висели
мокрые наволочки, простыни. Бузина разрослась у веранды, летом - нарядная,
сейчас черная и голая, придававшая этой веранде и самому дому грустный,
покинутый вид. У Мити было темно, но в передней горела лампочка - полоска
света чуть виднелась под выходившими на веранду дверьми. Я постучала.
Старуха пенсионерка, которая жила в одной квартире с Львовыми, открыла и
сказала, что Дмитрий Дмитрич, по-видимому, спит.
рот, хотела что-то сказать и не сказала.
какое-то детское учреждение, и от старых хозяев остались две раковины с
кранами и обрезанные трубы, свисавшие с потолка по углам. Митя сумел как-то
устроить, что эти некрасивые трубы были почти не видны. Но сейчас, едва
войдя в полутемную комнату, я почему-то сразу же заметила их.
котором еще дрожали сморщенные осенние листья. Чем-то нежилым повеяло на
меня от этой пропахшей табачным дымом комнаты, от широких, голых переплетов
окон.
искать выключатель, но Митя сказал:
день.
сразу поверила, что дела действительно плохи. - Вот Андрей как-то
рассказывал мне о плывунах; есть, оказывается, под Москвой такая чертовская
штука, с которой никак не могут справиться строители метро. Это мелкий
мокрый песок, почти пыль, с примесью глины. Пройти через него можно только
под сжатым воздухом, он проникает через щели, ползет под ногами. Я попал в
такой плывун, милый друг. Как это случилось - не знаю. Но куда я ни ступлю -
плывет.
происходило со мной. Не сегодня же я догадался, что не умею доводить до
конца начатое дело! Не сегодня же понял, что именно это нужно преодолеть
прежде всего, если я надеюсь хоть что-нибудь сделать в науке. Всю жизнь я
только начинал, и вот теперь вокруг меня лежат десятки начатых и брошенных
работ, а опереться не на что, потому что ни одной из них мне не удалось
довести до конца. Ведь у меня были новые мысли, Таня! И вот теперь, когда
все рухнуло, когда я понял, что самые лучшие, самые драгоценные силы были
брошены даром, я оглядываюсь и вижу - ступить некуда, все плывет вокруг.
было устроено отделение, в котором стояло вино. Стекло звякнуло. Он налил
стакан, быстро выпил, стоя ко мне спиной, и принялся шагать по комнате -
огромный, поглядывая туда и сюда, грустный, в измятой пижаме.
мензурки, а потом быстро, прежде чем он успел опомниться, вышвырнула бутылку
в форточку. И удачно - слышно было, как бутылка ударилась о камень и
разбилась.
глазами. Вы мне очень дороги, Митя, и я не могу позволить вам вести себя,
как жалкая, побитая собака.
что переменилось в его комнате, прежде устроенной удобно и уютно: она была
почти пуста, хотя знакомая мебель - диван, два кресла, столы, кровать -
осталась на своем месте. Но все было содрано с этих столов и кресел, и они
стояли голые, как в магазине или на складе. Глубокая ниша, в которой Митя
устроил туалетную, прежде была отделена ковром. Теперь этого ковра не было,
а в нише прямо на полу валялись какие-то зимние вещи. Не было и другого
ковра, лежавшего прежде перед диваном. Вместо люстры с потолка спускалась
одинокая лампочка на грязном шнуре. Только книги, как прежде, стояли на
полках, но и они в этой опустевшей комнате выглядели одиноко и голо.
меня, - ...вы теперь будете жить отдельно от Глафиры Сергеевны?
- Ну что ж, Митя, - сказала я наконец. - Не мне утешать вас в этом горе. Но
ведь это все равно произошло бы, рано или поздно. Так уж лучше...
негромко сказал он. - Я знаю, что вы ненавидите ее, и Андрей, и что все
друзья считали, что она губит меня. Но вы не знаете ее и никогда не узнаете,
потому что трудно найти более скрытного человека. Она лучше, чем вы думаете,
Таня. Она добрая.
родственнику, которому трудно живется. Она нежная, привязчивая, а эта
резкость, развязность - все, что так раздражает вас и Андрея, - уверяю вас,
что это от застенчивости, от сознания, что ее не уважают, не любят. Эх, да