Чтение 88–й страницы книги ~Андерграунд, или Герой нашего времени~

Я помолчал. Пауза. (Слабу врезать менту?)

Он опять показал кулак С в сжатом и в несжатом виде. И почему и как
именно, умелый, он бьет сжатым кулаком вполсилы. Сильный тычок псих тоже
не выдерживает.

С А мент? С опять спросил Я.

Он вперился:

С Ты чо? Ты, что ли, ментом работал прежде?

С Да не, С сказал Я. С Шутка.

С Ничо себе шутка!

Он пооткровенничал: у санитаров только с виду работа кулачная, силу
надо соразмерять, думать надо, С он одного психа ненароком убил. Да, да,
убил. По лицу бить нельзя, это он знал, предупредили. Врезал по ребрам,
и там, под ребрами, чтоРто смялось. Рентген, то да се, а вечером тот
отбросил копыта...

И, плюнув на сигарету, он выразительно выстрелил бычком в сторону
крохотного окна. Пугает, подумал Я. Сам боится.

Но тут и менЯ понесло. Препарат плюс опустевшаЯ стихшаЯ больница С
это странным образом возбуждало, коктейль говорливости. Я стал ему (ни-
зачем!) рассказывать, как Я рыбачил на Урале.

С ... Да уж река! С воодушевлялсЯ Я. С Всем рекам река, а рыбнадзор
какой!.. На ночь нам ловить едва разрешили. Только на ночь, на одну
ночь, а чтоб утром сматывались. Забросили перемет, двадцать крючков. Я
сам крючки вязал. Из двадцати на пятнадцати крючках сели судаки. Пятнад-
цать судаков поутру!

С Урал? С санитар удивлялся. Он плохо знал географию и
думал, что Урал С это только горы. Про реку и рыбу не
знал.

С Ты что! С кричал Я. С В Урале рыбы, как... (Я искал сравнение) как
в ухе.

С Ну? С он даже крякнул.

А рыбаРщука?! А сырой тлен речной лозы (острый запах реки)? а какаЯ
бахча на берегу с сероРполосатыми и белыми гигантами! А с реки ничей
крик: ТАлексаРаРаша! ВражинаРа! Верни лодку!У С и молчание с противопо-
ложного темного берега... Я говорил и говорил, поймал себЯ на том, что
еще немного и начну всхлипывать. (Накачивают. На праздники чегоРто доба-
вили, С догадался.) Но, казалось, именно сейчас река, лодка , рыба, ар-
бузы собираются, фокусируютсЯ моей речью в нечто сверхважное С говорение
как творческий акт. Казалось, Я так легко и гениально (и на века, это
понятно) оставляю сейчас свой след в этих подверстывающихся, скорых,
почти лихорадочных словах.

Бродил еще с час возле опустевших палат. В сестринской пусто, вновь
везенье! С Я быстренько туда, к аппарату, С поколебавшись, позвонил На-
те. Телефонный разговор ей был труден: Ната запиналась, заикалась. Я
сказал, что в больнице (не сказал, что в психушке) С и она (наконец впо-
пад) пожелала здоровья.

С Спасибо, С сказал Я.

С Спасибо, С сказала и она в ответ на мое спасибо.

Говорить трудно, но ведь играть ей не так трудно, верно? И Я попросил
сыграть мне на флейте, хоть чтоРнибудь. Да, да, прямо сейчас С Я буду
слушать. Из второй английской. (Тот, популярный кусочек.) Ната села иг-
рать: бедняжка трудилась, выдувала доступные ей писклявоРсладкие звуки,
стараясь порадовать больного, но перед самым исполнением, увы... дав от-
бой. То есть положив телефонную трубку не возле себя, а на место. њастые
гудки. Я понял, в чем дело. Я ее простил. Пусть играет.

ДорвавшийсЯ до телефона С все равно, что голодный. Тут же Я попробо-
вал звонить Михаилу, но вошли медсестры и сразу в крик. Прогнали. Мол, а
если њП? А если лечащий врач позвонит, а телефон занят! Вон, вон в пала-
ту!..

Горит наша тусклаЯ лампа. Все кровати ровно застелены. В палате оста-
лось нас двое. Перед сном ТлогическийУ дебил Юрий Несторович негромко
сообщает мне последние новости:

С ... Свет в палате дважды выключали. Это неправильно. Это совершенно
неправильно. Я только что принял одну таблетку седалгина...

Но вот и он, отчитавшись, смолк.

Можно спать. Тихо. Палата как пустыня. Луна. Лунный свет (далекий,
заоконный) напоминал о лугах с высокой травой.

Тихо. Но в коридоре (или это в раковинах ушей) Я расслышал некий жа-
лобный звук. Я прислушался. Я догадался. Это за много километров, дале-
коРдалеко отсюда, в бомжатнике, на первом его этаже, на убогих кв метрах
все еще звучала (длЯ меня) мелодия. Ната играла. Я слышал ее слабые нес-
лышные звуки. Она старалась. Она, конечно, выполнит просьбу и сыграет
всю флейтовую часть сонаты; до конца.

С утра С на укол, Я стоял возле решетки, вяло поглядывая, как КалериЯ
обламывает ампулы. Никакой толчеи, троеРчетверо, отчего в процедурной
показалось зябко. Зябко С да и стоял Я, просунув за прут руку, словно
дружески обнимал решетку.

Телефонный звонок, и КалериЯ говорит:

С Да... Да... А вот он рядом стоит.

И мне:

С Возьмите трубку.

С Я?.. Трубку?

Это чтоРто новенькое. В трубке знакомый и неожиданно бодрый голос
Ивана Емельяновича:

С Вас оставили? Вас не отпустили на праздники? Ужас!..

Главврач (телефоннаЯ вежливость) мне, обычному больному, объясняет С
мол, он тут ни при чем. К сожалению, отменить насчет праздников не мо-
жет. То есть он может, конечно. Но коллега Зюзин обидчив. Знаете ли, что
такое обида рядового врача на начальника? Так что празднички вы уж какР-
нибудь здесь, а? С перетерпите?.. Ну, и молодцом! А чтобы вам совсем не
заскучать, приходите ко мне. Поговорим да поболтаем. Можно попозже. А
можно и прямо сейчас. В кабинет. Вы ведь знаете, где кабинет...

НаконецРто большой человек менЯ припомнил! Когда Я ходил к нему как
брат Вени, у нас велись интеллектуальные беседы. њуть ли не отношениЯ
складывались. (Я знаю, где кабинет.) Нет, Я не досадовал: понятно, что
главврачу, сверхзанятому Ивану Емельяновичу не до менЯ и не до досужих
со мной разговоров. (Ну а в праздники он вспомнил, можно пообщаться.)
Пока Я у телефона, КалериЯ призывно подняла шприц, выпрыскиваЯ веселый
микрофонтанчик С Я приспустил штаны С и одновременно с бонтонной неспеш-
ностью говорил в трубку: да, времЯ вполне удобное... да, да, сейчас, по-
жалуй, мне удобно... приду, С отвечал Я Ивану Емельяновичу, придерживаЯ
рукой штаны, а КалериЯ недовольно зыркнула: мол, как долго в такой позе
можно болтать!..

Отреагировала она на мое интеллигентное затягивание разговора до-
вольно злостно, сдернув рывком мои штаны сильно книзу и вбив в менЯ сма-
ху шприц, когда стоишь в рост, это больно. Ягодицу полагаетсЯ рассла-
бить, ей ли не знать. Но Я ей только улыбнулсЯ С вот тебе, мегера. (А
вот и небольно.) И с улыбкой же, без штанов продолжал светскую беседу,
мол, конечно, Я рад, Иван Емельянович, мол, спасибо, и разумеется, Я
приду С сейчас же приду...

В его кабинете сидел еще и завотделением ХолинРВолин, Алексей Игоре-
вич.