нас дружно поддерживал. Даже Брегель заразилась нашей мечтой, хотя в этот
период меня иначе не называла, как Дон-Кихот Запорожский.
колония Горького, то колония Короленко, то колония Шевченко, - и тот
уступил: берите, мол, и восемьсот десятин и поповское имение, только
отвяжитесь.
них в горячей атаке, воображая, что это последний победный удар, после
которого только в трубы трубить. А против моей атаки вышел из-за кустов
маленький такой, в кучем пиджачке человечек, сказал несколько слов, и я
оказался разбитым наголову и покатился назад, бросая орудия и знамена,
комкая ряды разогнавшихся в марше колонистов.
тысяч, чтобы ремонтировать никому не нужный дворец. А ваши детские дома
стоят в развалинах.
дорога.
коров. Времена таких афер кончились. Сколько мы Наркомпросу миллионов
давали, все равно ничего не выходит: раскрадут все, поломают и разбегутся.
нашей прекрасной мечты. И сколько она ни плакала под этой ногой, сколько
ни доказывала, что она мечта горьковская, ничего не помогло - она умерла.
нашей школе комплексом проходит тема "Наше хозяйство в Запорожье". Шере
два раза ездил в имение Попова. Он составил и рассказал колонистам
переливающий алмазами, изумрудами, рубинами хозяйственный план, в котором
лучились, играли, ослепляли тракторы, сотни коров, тысячи овец, сотни
тысяч птиц, экспорт масла и яиц в Англию, инкубаторы, сепораторы, сады.
встречали возбужденные пацаны, стаскивали с экипажа и вопили:
посмотрите! Нет, вы сейчас посмотрите!..
золотого лошонка. Улыбались молча, и только один сказал задушевно:
сказочном дворце, не трубить вашим трубачам с высоты мавританских
башен, и золотого конька напрасно вы назвали Запорожцем.
Защемило под сердцем у колонистов, заухмылялись и заржали недруги, и я
растерялся не на шутку. Но никому уже не приходило в голову, что мы можем
остаться на Коломаке. И в Наркомпросе покорно ощущали нашу неподатливость,
и у них вопрос стоят только в бодной форме: куда ехать?
Запорожьем потушила последние вспышки торжественной и праздничной надежды,
но взамен ее осталась у коллектива упрямая уверенность. Не было недели,
чтобы на общем собрании колонистов не обсуждалось какое-нибудь
предложение. На просторных степях Украины много еще было таких мест, где
либо никто не хозяйничал, либо хозяйничал плохо. Их по очереди
подкладывали нам друзья из Наркомпроса, комсомольские организации,
соседи-старожилы и далекие знакомцы-хозяйственники. И я, и шере, и хлопцы
много исколесили в то время дорог и шляхов и в поездах, и в машинах, и на
Молодце, и на разных конях местного транспорта.
колонисты выслушивали их с холодными деловыми лицами и расходились по
своим делам, метнув в докладчика первым попавшимся тяжелым вопросом:
всего боялись, как бы собрание чем-нибудь не соблазнилось.
Пирятине, монастырь в Лубнах, хоромы князей Кочубеев в Диканьке и еще
кое-какая дрянь.
разведки. И между ними был и куряж - детская колония под самым Харьковым,
в которой было четыреста ребят, по слухам, разложившихся вконец.
Представление о разложившемся детском учреждении было для нас таким
отвратительным, что мысль о Куряже вздувалась только мелкими чахоточнымии
пузырьками, которые лопались в момент появления.
помдета. Обсуждался вопрос о положении Куряжской колонии, состоявшей в его
ведомстве. Инспектор наробраза Юрьев озлобленно-сухо докладывал о
положении в колонии, сжимал и укорачивал выражения, и тем и глупее и
возмутительнее представлялись тамошние дела. Сорок воспитателей и
четыреста воспитанников казались слушателю сотнями издевательских
анекдотов о человеке, измышлением какого-то извращенного негодяя,
мизантропа и пакостника. Я готов был стукнуть кулаком по столу и кричать:
серьезность докладчика хорошо просвечивала давно насиженная наробразовская
грусть, в которой сомневаться я меньше всего имел оснований. Юрьев меня
стыдился и поглядывал иногда с таким выражением, как будто у него случился
беспорядок в костюме. После заседания он подошел ко мне и прямо сказал:
гадостях. Ведь у вас, рассказывают, если колонист опоздает на пять минут к
обеду, вы его сажаете под арест на хлеб и на воду на сутки, а он улыбается
и говорит "есть".
пришлось бы и о колонии Горького докладывать приблизительно в стиле
сегодняшнего вашего доклада.
обедом сказал:
что хотите. Этот Куряж - это ужас какой-то! Подумайте, под самой столицей
такое бандитское гнездо. Вы же слышали. На дороге грабят! На восемнадцать
тысяч рублей раскрали только в самой колонии - за четыре месяца.
посмотрим.
предчувствуя, что еду выбирать могилу для моей колонии.
председательствовал в этом учреждении, состоявшем тогда из плохих,
развалившихся детских домов и колоний, бакалейных магазинов, кинотеатров,
магазинов плетеной мебели, увеселительных садов, рулеток и бухгалтерий.
Сидор Карпович был покрыт паразитами: коммерсантами, комиссионерами,
крупье, шарлатанами, жуликами, шулерами и растратчиками, и мне от души
хотелось подарить ему большую бутылку сабадилловой настойки. Он давно уже
был оглушен различными соображениями, которые ему со всех сторон
подсказывали: экономическими, педагогическими, психологическими и прочими,
и прочимии, и поэтому давно потерял надежду понять, отчего в его колониях
нищета, повальное бегство, воровство и хулиганство, покорился
действительности, глубоко верил, что беспризорный - это соединение всех
семи смертных грехов, и от всего своего бы-
лого прекраснодушия оставил себе только веру в лучшее будущее и веру в
жито.
сидя в автомобиле, я без какого бы то ни было подозрения выслушивал его
речи:
страшно. Что с того, понимаешь, что ты его Гоголю научишь, а если у него
хлеба нету? Ты дай ему жита, а потом и книжку подсунь... Вот и эти бандиты
жита посеять не умеют, а красть умеют.
пятерку, курить хочется. Дал я, конечно, а он через неделю опять: Сидор
Карпович, дай пять рублей. Я ж тебе, говорю, дал. Так, говорит, ты на
папиросы дал, а теперь на водку дай...
взобрались мы на пригорок и вьехали в облезшие ворота монастыря. Посреди
круглого двора бесформенная громада древнего, тем не менее безобразного
храма, за ним что-то трехэтажное, а по окружности длинные приземистые
Ларссон Стиг
Роллинс Джеймс
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Махров Алексей