счастливыми... Нет ни богатых, ни бедных, ни больных, ни здоровых, ни
сильных, ни слабых, ни умных, ни глупых, ни злых, ни добрых: везде
счастье... И как просто все! Можно только удивляться, как это раньше никому
не пришло в голову, то есть оно и приходило, может быть, но глохло или
искажалось. Видишь ли, в чем дело, если внешний мир движется одной
бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе,
то неизмеримо обширнейший внутренний мир основан тоже на гармоническом
начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, - это начало
духовной субстанции. Люди в общении друг с другом постоянно представляют
дисгармонию, точно так же как в музыке. Вот чтобы уничтожить эту
дисгармонию, нужно создать абсолютную субстанцию всеобщего духа, в котором
примирятся все остальные, слившись в бесконечно продолжающееся и бесконечно
разнообразное гармоническое соединение, из себя самого исходящее и в себя
возвращающееся.
основании абсолютной субстанции духа, создать новую вселенскую религию, в
которой примирятся все народы и все племена. Даже с практической стороны он
не видит препятствия; необходимо отправиться в Среднюю Азию, эту колыбель
религиозных движений, очистить себя долгим искусом, чтобы окончательно
отрешиться от отягощающих наше тело чисто плотских помыслов, и тогда вполне
возможно подняться до созерцания абсолютной идеи, управляющей нашим духовным
миром.
начинала чувствовать, что недалека от сумасшествия. Галлюцинации мужа
передавались ей: это был первый шаг к сумасшествию. Она не знала, что ей
делать и как отнестись к этим галлюцинациям мужа, которые стали повторяться.
Когда она рассказала все доктору, он внимательно ее выслушал и задумчиво
проговорил:
печальный, что Надежде Васильевне тяжело было на него смотреть. Трезвый он
действительно почти совсем не разговаривал, то есть ничего не рассказывал о
себе и точно стыдился, что позволил себе так откровенно высказаться перед
Надеждой Васильевной... Таким образом ей разом пришлось ухаживать за двумя
больными, что делало ее собственное положение почти невыносимым. Раз она
попробовала предложить очень энергическую меру Привалову:
жизни, хотя вы стараетесь сдержать данное слово. Только не обижайтесь, я вам
предложу маленький компромисс: пейте здесь... Я вам не буду давать больше
того, чем следует.
тоску своим присутствием, так это совсем уж не от того. Вы меня просто
гоните, когда надоем вам...
предложении, которым Привалов, видимо, обиделся. Раньше он никогда не
обижался на нее, хотя она высказывала ему вещи гораздо обиднее. В свою
очередь, Надежда Васильевна тоже была недовольна Приваловым: она ему желала
только добра, - на что же он обижался? Да и что она за нянька, чтобы
ухаживать за ним? Впрочем, это была минутная вспышка, которая так же скоро
потухла, как явилась. Ей опять сделалось жаль Привалова, который так
беззаветно доверялся ей.
решительного ответа, когда он предложил ей ехать в Гарчики. Ее что-то
удерживало от этой поездки, точно она боялась сближения с Приваловым там, на
мельнице, где он, собственно, бывал реже, чем в городе. Но доктор настаивал
на своем предложении, и Надежда Васильевна наконец нашла то, что ее смущало.
Сергею Александрычу? - откровенно высказалась она доктору.
что Зося не имеет никакого права что-нибудь говорить про вас, - ответил
доктор. - Вы, вероятно, заметили уже, в каком положении семейные дела
Зоси... Я с своей стороны только могу удивляться, что она еще до сих пор
продолжает оставаться в Узле. Самое лучшее для нее - это уехать отсюда.
никаких причин для отказа.
весна: последний снег белел только по оврагам, и на полях зеленели озими.
Местоположение Гарчиков, окрестности, близость реки Узловки, наконец сама
мельница и флигелек в три окна - все понравилось Надежде Васильевне с
первого раза. Лоскутов тоже быстро освоился с новой обстановкой и точно ожил
в ней. Он по целым дням бродил по полям и лугам, подолгу оставался на
мельнице, наблюдая кипевшую на ней работу. Галлюцинации оставили его
расстроенный мозг, и он заметно оживился.
самое живое участие Нагибин и поп Савел. Они своим присутствием делали
совсем незаметным однообразие деревенской жизни, причем поп Савел ближе
сошелся с Лоскутовым, а Нагибин с Надеждой Васильевной. Добрый старик не
знал, чем угодить "барышне", за которой ухаживал с самым трогательным
участием.
тяжело вздыхая. - А то вся артель теперь в сборе...
отвечала Надежда Васильевна, - он ведь свидетелем по делу брата Виктора...
пока еще так мало переходила границы чисто растительных процессов: это была
маленькая годовалая девочка Маня, о которой рассказывал Привалову на
Ирбитской ярмарке Данилушка. Слишком занятая больным мужем, Надежда
Васильевна мало видела свою дочурку в городе, где она находилась под
надзором няни, зато теперь она могла посвящать ей целые дни. Нагибин
особенно привязался к ребенку и ухаживал за ним, как женщина. Смешно было
смотреть, когда этот старик тащил на руках маленькую "внучку", как он
называл девочку, куда-нибудь на берег Лалетинки и забавлял ее самыми
замысловатыми штуками: катался на траве, кричал коростелем, даже пел
что-нибудь духовное.
внучку. - Ишь какая карахтерная.
ковылять на своих пухлых розовых ножках и довела Нагибина до слез, когда в
первый раз с счастливой детской улыбкой пролепетала свое первое "деду", то
есть дедушка. В мельничном флигельке теперь часто звенел, как колокольчик,
детский беззаботный смех, и везде валялись обломки разных игрушек, которые
"деду" привозил из города каждый раз. Маленькая жизнь вносила с собой
теплую, светлую струю в мирную жизнь мельничного флигелька.
Васильича и вместе с известием об его оправдании привез переданную ему
Веревкиным новость о намерении последнего "пойти в семена". О предложении
Веревкина Привалов пока рассказал только одной Надежде Васильевне, которая
уже сама рассказала все Нагибину.
Николай-то Иваныч золотая душа, ежели его в руках держать. Вере-то
Васильевне, пожалуй, трудновато будет совладать с им на первых порах...
Только же и слово сказал: "в семена пойду!" Ах ты, господи батюшко!
праздник, на котором разговорам не было конца. Привалов точно переродился на
деревенском воздухе и удивлял Надежду Васильевну своим оживленным, бодрым
настроением. Когда вечером начали все прощаться, Нагибин крепко поцеловал
руку Надежды Васильевны и проговорил растроганным голосом:
пропадом... Вот те истинный Христос!
Надежда Васильевна, - при чем тут именно я?
ручку, барышня...
молюсь за вас: "Господи, помилуй нашу барышню Надежду Васильевну..." Вот
сейчас провалиться, не вру... Пожалуйте ручку, барышня!
пред Надеждой Васильевной, страница за страницей, совершенно незнакомую ей
жизнь. Вычитанное представление о деревне так мало отвечало
действительности... Особенно интересовали Надежду Васильевну внутренние
порядки крестьянской жизни, какой она проявляется у себя, в своей семье.
Каторжная доля деревенской бабы удивила ее. И мужик, конечно, работает, но
бабе везде достается вдвое, даже в несчастиях и оскорблениях. Этот
специально бабий мир был переполнен такими специально бабьими интересами и
напастями, которым не было числа и меры. Для Надежды Васильевны одно
открытие следовало за другим, точно она приехала в какое-то неизвестное ей
до сих пор царство. Что значили наши выдуманные и воображаемые страдания
сравнительно с мукой мученической деревенской бабы, о которой сам бог забыл!
Скоро у Надежды Васильевны завелось в Гарчиках самое обширное бабье
знакомство, а во флигельке не переводились разные древние старушки, которых
Надежда Васильевна особенно любила. Это были настоящие героини труда, труда
самого неблагодарного и никому не известного. Старухи несли в мельничный
флигелек бесконечные рассказы о пережитой ими муке мученической вместе с
тысячами своих старушечьих недугов, зол и безысходного горя, которому одно
лекарство - могила.