Чтение 88–й страницы книги ~Жюльетта~

Разве я не указывал тебе всеми возможными способами, что такой образ жизни
мне не угоден? Разве сплошные несчастья, коими я наполнил вселенную, не
убедили тебя в том, что мне мил только хаос, и чтобы мне угодить, ты должен
был следовать моему примеру? Неужели ты не видел перед собой каждодневного
разрушения? Почему же ты был так невнимателен? Неужели болезни и эпидемии,
которые я насылаю на землю, не показали тебе, что зло доставляет мне
радость, как же смел ты воздержаться от злодеяний, то есть от службы моим
замыслам? Разве не знал ты, что человечество обязано служить мне, но где, в
какой части моего творения, ты видел хоть каплю доброжелательности? Неужели
чума, мор, войны, землетрясения и ураганы, все эти змеи раздора, что я
щедрой рукой разбросал по земле, не убедили тебя в истинной моей сущности?
Глупец! Как ты посмел мне противиться! Как смел противиться страстям,
которые я в тебя вложил! Ты должен был слушать их голос и повиноваться ему,
ты должен был без жалости истреблять, как это делаю я сам, вдов и детей,
грабить бедных - словом, заставить окружающих удовлетворять все твои
желания, потакать всем твоим капризам, как это делаю я. Зачем ты явился
сюда, прожив столь глупо и бездарно свою жизнь? Как же теперь, я тебя
спрашиваю, возвратить в чрево зла и порока все эти слабые и вялые элементы,
плоды твоего разложения, если не встряхнуть тебя и не подвергнуть самой
мучительной агонии?"
В отличие от вас, Клервиль, хотя я отдаю должное вашему философскому
уму, мне нет нужды упоминать ни этого великого плута Иисуса, ни этот скучный
роман под названием "Священное Писание", чтобы продемонстрировать свою
систему название вселенских законов дает мне в руки оружие и силы
противостоять вашим взглядам, и эти законы показывают, что в мире абсолютно
необходимо вечное и всеобщее зло, что создатель вселенной - самый порочный,
самый жестокий и самый ужасный из всех деспотов, а его труды - воплощение
его преступной сущности. Без его злодейства, доведенного до высшей степени,
ничто не могло бы существовать в этой вселенной однако зло - это моральная
сущность, а не искусственно созданная вещь это извечная сущность, она была
до сотворения мира и составляла чудовищное, отвратительное существо, которое
и придумало столь ужасный порядок. Следовательно, она переживет создания,
населяющие этот мир. Все они вновь вернутся в безбрежную и бесформенную
стихию зла, дабы породить других, еще более порочных, именно поэтому с
возрастом все портится и деградирует, и это вызвано бесконечным круговоротом
разложившихся элементов в системе молекул зла.
Теперь я вам объясню, как пришел к замечательной мысли продлить
страдания человека, заставить его страдать и после смерти посредством клочка
бумаги, вставленного в его анус. Скажу вам откровенно, что нет ничего проще
этого, и а бы добавил, ничего надежнее: если мне было угодно назвать это
слабостью, так только потому, что мне не приходило в голову, что придется
излагать вам мои взгляды. Словом, я уверен в своем методе и докажу вам его
эффективность.
Когда мои жертвы прибывают в чрево зла, у них есть свидетельство того,
что в моих руках они испытали все страдания, какие только можно испытать при
жизни, и попадают в разряд добродетельных существ. Благодаря моим стараниям
их слияние с молекулами зла становится чрезвычайно затруднительным делом,
поэтому агония их бывает ужасна, и по законам притяжения, важнейшим во
вселенной, эта агония относится к тому же типу страданий, что они испытали
перед смертью. Как магнит притягивает железо, как красота возбуждает
плотский аппетит, так и разные типы агонии, скажем, типы А, Б и В, стремятся
к своему подобию и соединяются с ним. Человек, которого моя рука ввергла,
допустим, в агонию типа Б, возвратится в систему молекул зла через ту же
агонию Б, а если этот тип самый ужасный, я знаю, что жертва при возвращении
в чрево зла испытывает ту же самую агонию, так как возвращение сопряжено с
такими же точно муками, которые душа претерпела, уходя из жизни. Ну а сам
способ - просто формальность... может быть, ненужная и пустая, но она мне
нравится.
- Признаться, - покачала головой Клервиль, - это самая удивительная и
самая странная система, какая могла прийти в человеческую голову.
- Зато не такая экстравагантная, как ваша, - отвечал Сен-Фон. -
Послушать вас, так Бога следует либо очистить от всех пороков и недостатков,
либо отвергнуть что же до меня, я принимаю его целиком, со всеми его
пороками, и тому, кто знает все отвратительные свойства существа, которого
только из страха называют милосердным, мои идеи покажутся более разумными,
нежели те, что изложили вы.
- Но ваша система построена на жутком ужасе перед Богом.
- Верно, он наводит на меня ужас, однако моя система ни в коем случае
не обусловлена моей ненавистью к нему, она - плод моего разума и моих
размышлений.
- Я предпочитаю скорее не верить в Бога, чем придумать его для того,
чтобы ненавидеть. А что ты об этом думаешь, Жюльетта?
- Я отъявленная безбожница, - сказала я, - и ярая противница догмата о
бессмертии души мне больше нравится ваша система, и я скорее поверю в
небытие, нежели в какие-то неведомые страдания в загробной жизни.
- В вас обеих говорит тот самый порочный эгоизм, - заметил Сен-Фон, -
который служит источником всех человеческих ошибок. Человек формирует для
себя мировоззрения в соответствии со своими вкусами и наклонностями и
поэтому неизбежно удаляется от истины. Я советую вам оставить ваши страсти в
покое, когда вы рассматриваете философские вопросы.
- Ах, Сен-Фон, - сказала Клервиль, - так я вам и поверила, что ваши
взгляды являются продуктом только тех страстей, что обуревали вас в минуты
философских размышлений. Будь меньше жестокости в вашем сердце, ваши догматы
были бы менее кровожадны, и вы скорее согласитесь на вечное проклятие, о
котором говорили, чем откажетесь от восхитительного удовольствия устрашать
им других.
- Вы правы, - вмешалась я, - это только предлог изложить нам свою
доктрину, очередная извращенная прихоть с его стороны, а сам он в это не
верит.
- Вот здесь вы ошибаетесь, и вам хорошо известно, что мои поступки
абсолютно соответствуют моему мышлению: зная, что слияние с молекулами зла
бывает ужасно мучительным для любого человека, даже отъявленного злодея, я
предаюсь всевозможным преступлениям в этом мире с тем, чтобы меньше страдать
в будущем.
- Что касается до меня, - возразила на это Клервиль, - я оскверняю себя
злодействами, потому что они мне нравятся, потому что я считаю их одним из
способов служения Природе и еще потому, что, поскольку от меня после смерти
ровным счетом ничего не останется, не имеет никакого значения, чем я
занималась в этом мире.
Нашу беседу прервал стук въехавшей во двор кареты, и дворецкий
возвестил о приезде Нуарсея тот вошел не один, а в сопровождении юноши лет
шестнадцати, прекраснее которого я еще не встречала в своей жизни.
- Черт побери, - проворчал министр, - я только что объяснял этим дамам
свои взгляды на адские муки, и неужели мой дорогой друг Нуарсей хочет, чтобы
я испытал их на деле?
- Вы, как всегда, правы, - ответил Нуарсей, - и вот этот прелестный
мальчик поможет вам. Это сын маркизы де Роз, той самой, кого на прошлой
неделе вы отправили в Бастилию по обвинению... что же там было? Кажется,
заговор против короны?
- Да, насколько я припоминаю.
- И по-моему вы намеревались завладеть этим юношей, а возможно, и
кое-какими деньгами?
- Точно.
- Значит, я не ошибся. Как бы то ни было, маркиза, зная о наших
отношениях, долго добивалась со мной встречи я попросил вашего секретаря
составить указ об освобождении, и сегодня утром мы с ней побеседовали. А это
результат наших переговоров.
С этими словами Нуарсей подтолкнул юного Роза к министру.
- Насладитесь им и подпишите. Кроме того, я привез вам сто тысяч
франков.
- Он довольно мил, - произнес Сен-Фон, целуя юношу, - весьма и весьма
мил, но как это некстати... Мы недавно досыта насладились, и я чертовски
измотан.
- Я уверен, - сказал Нуарсей, - что у мальчика есть все, что требуется,
чтобы вернуть вас к жизни.
Роз и Нуарсей, которые, как оказалось, еще не ужинали, присоединились к
нашей трапезе. После ужина Сен-Фон сказал, что хочет иметь меня под рукой,
пока будет развлекаться с юным маркизом, и предложил Нуарсею провести время
с Клервиль они выразили живейшее удовольствие и удалились в соседнюю
комнату.
- Боюсь, что мне потребуется твоя помощь, - обратился ко мне Сен-Фон, -
несмотря на всю его привлекательность я не надеюсь на свой член. А ну-ка
расстегни ему рубашку, моя радость, и подними ее повыше, а панталоны спусти
до колен... Вот так, это я люблю больше всего.
Едва оголился обольстительный предмет вожделения моего друга, Сен-Фон
прильнул к нему, долго и с восторгом лобзал его, лаская рукой почти детский
еще член, и скоро ощутил в себе прилив сил.
- Соси его, - бросил он мне через плечо, - а я пощекочу ему задний
проход. Думаю, вдвоем мы сможем выдавить из него оргазм.
Через некоторое время, затрепетав при мысли о сперме, которая готова
была излиться мне в рот, Сен-Фон захотел поменяться со мной местами мы
проделали этот маневр с такой быстротой, что не успел член юноши оказаться у
него во рту, как брызнула исторгнутая плоть, и он проглотил все до капли.
- Ах, Жюльетта, - признался он, облизывая губы, - это пища богов, о
другой я и не мечтаю.
Вслед за тем, наказав мальчику отправляться в постель и не засыпать,
пока мы не придем, Сен-Фон увел меня в свой будуар.
- Знаешь, Жюльетта, - начал он, - я должен кое-что рассказать тебе об
этом деле, о котором и сам Нуарсей знает не так много.
Маркиза де Роз, одна из красивейших женщин при дворе, когда-то была