Чтение 88–й страницы книги ~Каторга~

- Между нами войны еще нет, и давать ли мне салют, дружески приветствуя
германского адмирала Сушона?

Траубридж через оптику дальномера оглядел серые тени немецких
крейсеров, грузно летящих в сторону Сицилии:

- Если мой коллега Вилли Сушон не поднял на "Гебене" своего
адмиральского флага, значит, и нам давать салют не надобно. Срочно радируйте
в Лондон, что я уже повис "на хвосте" у Вилли и выпускать его из своих рук я
не собираюсь...

Уайтхолл отвечал ему так, что от удивления можно было упасть с мостика:
"Гебен" советовали задержать, сделав ему предварительное предупреждение.
Кеннеди возмутился:

- "Гебен" - это же не домашняя кошка, чтобы хватать ее за шкирку!
Предупреждение возможно только бортовым залпом, на который он ответит нам
тем же, а тогда... война?

Эфир над Средиземным морем снова вздрогнул - Черчилль повторно
радировал, что крейсера Сушона лучше оставить в покое до 5 августа, когда
британский кабинет собирается объявить войну Германии. Сигнальная вахта
доложила Траубриджу:

- Германские крейсера выбросили из труб хлопки густого дыма - буруны
увеличились... уходят! Да, на всех оборотах винтов "Гебен" и "Бреслау"
отрываются от нас...

Ясно, что Сушон рвался прямо в Мессинский пролив, куда англичане
боялись соваться. Траубридж спокойно досмотрел, как в синеве моря утонули
мостики и трубы немецких кораблей:

- Нам тоже отходить малым ходом... на запад. Потеряв визуальный контакт
с Сушоном, Траубридж отправил свои крейсера бункероваться углем в Бизерту, а
легкий крейсер "Глостер" послал патрулировать возле Мессинского пролива.
Между тем Сушон уже прибыл в Мессину, где комендант порта напомнил ему, что
Италия остается нейтральной:

- Моему бедному народу даже в мирные дни не хватает на макароны, так
зачем нам ввязываться в ваши дела? Будет лучше, если вы уберетесь отсюда в
двадцать четыре часа.

Мы обещаем вам это, - успокоил его Сушон...

Ночью он был разбужен шифровкой от гросс-адмирала Тирпица: СЛЕДОВАТЬ В
ДАРДАНЕЛЛЫ. Правда, Турция, еще не завершив мобилизации, прикидывалась
сугубо нейтральной, но маска миролюбия сама упадет с лица султана, когда под
окнами его гарема с грохотом положат якоря мощные германские крейсера...
Сушон между тем не скрывал своего беспокойства.

- Меня, - говорил он, - сейчас тревожит самый насущный вопрос: куда
делся Траубридж? Итальянские рыбаки болтают, будто его крейсера стерегут нас
возле берегов Греции, дабы не допустить нас в Адриатическое море. Охотно
верю, что это похоже на правду, но тут возможны всякие вариации на извечную
тему: как полизать меду, чтобы тебя не покусали пчелы?

- В любом случае, - твердо решил Сушон, - гросс-адмирал Тирпиц прав:
нам открыта дорога только на восток...

Покинув Мессину, "Гебен" и "Бреслау" ринулись на прорыв, их
бронированные форштевни расталкивали сумятицу волн.

- Горизонт чист! - докладывали сигнальщики.

- Это подтверждает мое мнение, - говорил Сушон, - что Траубридж не
желает связываться с нами... Кажется, его не будет беспокоить лишь наше
движение на восток.

Один только легкий крейсер "Глостер", неожиданно появившись из утренней
мглы, никак не отлипал от германских крейсеров, постоянно радируя на Мальту
о своих маневрах. Конечно, в немецких экипажах он вызывал лишь жалкое
презрение:

- Врезать бы ему из главного калибра, чтобы отстал... Нашему "Гебену"
достаточно рыгнуть, чтобы эта английская шавка упала в обморок, задрав
кверху лапки...

Однако доблестный "Глостер" сам врезал снаряд под ватерлинию "Бреслау",
и тогда вмешался "Гебен", всей броневой мощью вставая на защиту слабого
приятеля. Услышав рычание его орудийных башен, "Глостер" увильнул в сторону,
тем более что Траубридж радировал ему: Не рисковать. А в рубках "Гебена"
штурмана уже раскладывали карты Эгейского моря:

- Стоит проскочить мыс Матапан, и все тревоги этой сволочной жизни
останутся далеко за кормой, а мы попадем в блаженную страну восточной неги и
пылких одалисок...

Вечером 10 августа турецкий султан Мехмед V из окон своего дворца
разглядел серые махины "Гебена" и "Бреслау".

Русский посол в Стамбуле заявил великому визирю:

- Согласно международным правилам корабли воюющих держав могут
находиться в нейтральных портах, каковыми являются ваши, не долее одних
суток, после чего Россия вправе требовать от вас разоружения немецких
кораблей, интернирования их экипажей.

На этот демарш дипломата визирь султана отвечал:

- Все верно! Но ваш протест, господин посол, попросту неуместен, ибо
пришедшие к нам "Гебен" и "Бреслау" уже давно куплены Турцией для нужд
своего флота...

Вслед за этим эскадры Англии и Франции блокировали выход из Дарданелл в
Эгейское море, словно запечатали пробкой бутылку; тем самым они давали
понять Сушону, что ему лучше искать легких побед на водах Черного моря.
Сазонов в эти же дни имел неприятную беседу с английским послом Бьюкененом:

- Не скрою, нам будет нелегко объяснить русской общественности, каким
образом ваш могучий флот позволил крейсерам Германии благополучно проскочить
в Дарданеллы, создав угрозу на юге России. Наши морские круги тоже не
понимают этого!

Бьюкенен отвечал, что для него остается непостижимым странный, почти
нелепый прорыв немецких крейсеров:

- Осмеливаюсь думать, это случайное совпадение самых непредвиденных
обстоятельств, что никак не может опорочить незапятнанной чести флага
королевского флота.

- Возможно, - кивнул Сазонов, как бы нехотя соглашаясь с послом. - Но
для нас, русских, несомненно одно: Россия обретает на Черном море опасного
противника, а флот султана отныне правильнее именовать германо-турецким...

Англия была возмущена, газеты открыто винили Черчилля, а крикливые
ораторы в лондонском Гайд-парке призывали:

- Адмирала Траубриджа пора тащить на виселицу... Но сначала был
награжден орденом Бани командир крейсера "Глостер" ("за дерзость и
самообладание"), затем потянули к ответу и адмирала Траубриджа. Суд
британского Адмиралтейства жесток. За время своей очень долгой истории он
приговорил к повешению множество адмиралов за нарушение ими инструкций, хотя
именно эти нарушения и приводили Англию к победам. Но Траубриджа трибунал
оправдал, ибо, оказывается, секретные инструкции Адмиралтейства им нарушены
не были...

Между тем Энвер-паша настырно, почти с мольбою просил Сушона принять
командование над всем турецким флотом:

- Чин вице-адмирала вам заранее обеспечен, только устройте мне
замечательный повод для нападения на Россию...

С гафелей крейсеров были спущены германские флаги, на мачты взметнулись
турецкие флаги с полумесяцем. В кубриках немецкие матросы, хохоча во все
горло, толпились возле зеркал, примерял на свои головы красные мусульманские
фески.

- Ото! - веселились они. - Мы так прекрасно выглядим, что теперь уже не
стыдно показаться на бульварах Одессы...

Турция еще колебалась между войной и миром, но Берлин давил на Сушона,
а Сушон давил на турок:

- Я пришел сюда не ради того, чтобы любоваться синевою Босфора. Каждый
день, проведенный здесь без пользы для общего дела, я считаю позором для
себя... и для вас!

Теперь Сушон угрожал не только черноморцам - калибр его орудийных башен
устрашал и султана, говорившего визирю:

- Боюсь, если мы не объявим войну России, этот Сушон оставит от моего
Сераля груду дымящихся головешек...

Судьба войны отныне целиком находилась в руках Сушона, который
сознательно провоцировал Турцию на войну:

- Если войны нет, ее надо сделать. Уверен, что два-три хороших залпа по
крышам Одессы - и Турецкая империя сама свалится в войну, как слепец
проваливается в колодец...

22 сентября Сушон получил пакет от Энвера-паши, который указывал, что
всякое терпение иссякло: "Добейтесь господства на Черном море, найдите
русский флот и атакуйте его без объявления войны..."

Сушон сразу оживился:

- На турецкие эсминцы "Тайрет" и "Муавенет" посадить немецкие экипажи,
но флаги нести русские. Огней не гасить!

В три часа ночи они ворвались в гавань Одессы, торпедируя русские
корабли и обстреливая спящий город. Одновременно с этим "Гебен" обрушил
снаряды на Севастополь, но отполз в сторону, получив три ответных снаряда с
береговых батарей. В ту же трагическую осень "Гебен" огнем с моря разрушил
вокзал и порт в Феодосии, а крейсер "Бреслау" бомбардировал Новороссийск.
Немецкие снаряды рвались на улицах Пота...

Английский посол Бьюкенен только пожимал плечами:

- Casus belli! Это формальный повод к войне... В ноябре черноморские
броненосцы вступили в открытый бой с "Гебеном" у мыса Сарыч. "Гебен" получил
прямые попадания в корпус, в команде было столько убитых и раненых, что
Сушон, прикрываясь "шапками" дыма, счел за благо ретироваться. Но скоро
отомстил обстрелом Батуми. Однако в конце года черноморцы с ним
расквитались, поставив мины по его курсу, и флагман турецко-германского
флота дважды содрогнулся при взрывах, после чего и потащился в ремонт,
надолго выбитый из игры...

Под конец войны и в канун революции русские моряки все-таки загнали
"Гебен" и "Бреслау" в теснину проливов, где они и прятались, словно крысы в