ды, каперсы, померанцы да апельцыны. Чай, робятки наши морды от них во-
ротить не станут! А смертность убавится.
ные сала - собачье, лисье, медвежье, волчье, даже кошачье. Алехан, оса-
танев, треснул ногой по аптеке, и она упорхнула за борт. Могучей дланью
богатырь взял лекаря за шкирку, стал трясти его над срезом палубы, под
которой ходуном ходила зелено-сизая волна:
офицеров видеть. - Европа вся, - говорил Орлов, - глядит на нас глазами
выпученными, будто затеяли мы дело скандальное, гибельное. А мы пришли в
эку даль, чтобы мир удивить. И не салом кошачьим да собачьим, а едино
лишь дерзостию духа российского...
Человек независимого нрава, Орлов не признавал никаких препятствий и ни-
когда не мог понять, почему эти препятствия возникают перед другими.
и адмиралы короля Георга III были явно шокированы тем, что пушки эскадры
Спиридова промолчали... Англичане отомстили русским морякам хлестким
трактирным злоречием:
паться при первом же залпе.
в Плимут, собираясь отбыть на родину, и как раз застал тут в доках спи-
ридовскую эскадру, измотанную штормами. Ему было неприятно читать в га-
зетах о русских кораблях, да и целое кладбище, оставленное адмиралом на
английской земле, тоже не веселило. Был холодный, промозглый вечер нака-
нуне отплытия домой. Прошка зашел в гаванскую таверну, попросил портеров
и сковородку с раскаленными углями - для раскуривания трубки. Тут к нему
подсел тот самый одноглазый жулик, который однажды подпоил его и продал
на невольничье судно испанцев. Мерзавец не узнал в Прошке прежнего
"слишту". Привычно, как и в тот раз, он выбросил перед ним игральные
кости.
да еще две кварты пива... живее!
вербовщика так, что тот брякнулся со стула, полег замертво. Расплатив-
шись за выпивку, парень взвалил пьяного на себя, вынес на причал. Там
стояло немало кораблей, готовых к отплытию, и, встряхивая пьяного на
плече, как мешок с отрубями, Прошка деловито покрикивал:
моет, а когда в морду бьют-только радуется!
вая зима, и, кажется, судя по ветрам, от Ревеля до Петербурга придется
ехать на лошадях. Под самый Новый год столица русская встретила его мо-
розцем, пушистым снегопадом. Принаряженный, в коротком сюртучке, в чул-
ках оранжевых, при башмаках тупоносых с пряжками, предстал он в Адмирал-
тействе перед начальством, и Голенищсв-Кутузов-средний ему обрадовался:
думал, что не вернешься... Мишка-то Рылопухов где?
сять с тряпками и посудой. Сидит на них и пиво дует. Звал я его, но он
сказал, что в Англии ему лучше, чем дома.
"Пусть здесь мне худо, зато это мое королевство". А дядя Хрисанф учил
меня: где родился, там и сгодился...
лес для набора корпуса. Голенищев-Кутузов сказал:
ленки, по морозцу прогулялся до эллингов. Подле них лежали груды бревен
и досок. Жутковато было глядеть на эти мертвые лесины, которые оживут в
корабле - далеко не первом для России, но зато первом для его судьбы. А
первый корабль - как первая любовь. И невольно поманила его к себе зла-
тоголовая Казань, вспомнились поцелуи с Анюткой Мамаевой...
идут с нами охотно и понятливо. Иное дело - татары! Обещать им свободу -
все равно что слепых в Эрмитаж зазывать. Султан их не угнетает. Напро-
тив, Турция для них вроде щита, за которым они и прячутся от наказания.
Свободу господа эти понимают как право разбойничать, полонять и убивать.
Вот отними у них это право, и они сочтут себя угнетенными. Правда, Гирей
крымские казнят сурово, но это в порядке вещей на Востоке и деспотизмом
не считается. Нам нельзя ратовать за свободу татарскую, но мы должны
сделать все, чтобы Крым превратился в державу самостоятельную, от султа-
на независимую.
станет самостоятельным, он должен вести свою политику в поисках союзов.
С кем же он вступит в альянс? Мы для них неверные собаки, гяуры. И тогда
Бахчисарай первым делом направит послов к тому же султану, вступив с ним
в союз, направленный опять-таки против нас, и ничто в мире не изменится.
Как были Турция с Крымом одним телом, так и останутся... Что выиграем?
ми, следует договором их обязать, чтобы приняли протекторат российский,
а в утверждение союза должны они гавань в Крыму нам дать, гарнизоны при-
нять наши воинские... Вот тогда пусть рыпнутся, заставим патоку лизать с
кончика шила!
шить. Ведь, по сути дела, уклад татарского бытия не вчера сложился - он
длился веками. Протекторат турецкий над Крымом и Причерноморьем сбираем-
ся мы заменить русским покровительством... Прежде подумаем! Я предчую
заранее, - сказал Панин, - что если даже такой порядок удастся устроить,
то конфликтов в будущем не избежать. Не мы, так потомки наши еще не раз
татарский вопрос разрешать будут.
опыт нам удастся, а татары протекторат российский воспримут, Европа зу-
бовный скрежет издаст. Я умолчу о Франции, о кознях лондонских, но у нас
под боком живет угнетатель славян извечный - Австрия, и Мария-Тереза са-
ма к Черному морю в устье Дуная устремляется... Вот где узел завязан!
("не менее нам необходимо, - писала она, - нужно иметь в своих руках
проход из Азовского в Черное морс; и для того об нем домогаться надле-
жит"). В это время ханствовал Каплан-Гирей, и на обращение Никиты Ивано-
вича, обрисовавшего перед ним судьбы Крыма в новом свете, хан отвечал
Петербургу тоном дерзостным: "Подобные слова тебе писать не должно. Мы
Портою Высокой во всем довольны и благоденствием тут наслаждаемся... В
этом твоем намерении, кроме пустословия и безрассудства, ничего более не
заключается!" Панин доложил Екатерине:
ник есть - Шагин-Гирей, который мыслит не как татарин крымский, а скорее
солидарен с ордами ногайскими, средь которых он и кочует в степях, боясь
быть отравленным. - Никита Иванович положил перед императрицей письмо
хана. - После такого афронта, для нас неприличного, что прикажете де-
лать?
гайских степей. С высоты ворот Ор-Капу (Перекопа) сова видела, как ска-
чут из степи всадники... Это ехал с конвоем Шагин-Гирей, но гарнизон
крепости был составлен из янычар, и они не пропустили его в пределы
ханства.
шальварах, но голый до пояса, на груди болтались голубенькие бусы, а го-
лову прикрывала массивная чалма. За ним на конях двигались мамелюки. Ша-
гин-Гирей молча ждал.
дали. - Убирайся отсюда! Я предвещаю тебе, что не одну холодную ночь ты
проведешь на кладбище, где погребены грязные свиньи.
наперерез Шагин-Гирею, натянули свои луки - разом выстрелили. Шагин-Ги-
рей одну стрелу отбил саблей в полете, от второй уклонился движением
гибкого тела, а третья завязла в его кожаном щите. Потом выпрямился на
стременах.
Я больше не стану разговаривать со Стамбулом, отныне я начинаю серьезный
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Распопов Дмитрий
Акунин Борис
Распопов Дмитрий