Чтение 88–й страницы книги ~Кольцо принцессы~

Алина не издала ни звука, и ни один браслет не брякнул, ни на руках, ни на
ногах...

- Я тебе как-нибудь новый куплю, - пообещал уже от порога. - Чтоб можно
было накрываться, когда холодно, а можно на стену повесить, как коврик. Там
нарисовано озеро такое, а на нем лебеди плавают, черные и белые, все
вместе...

На следующий же день он сходил в магазин, выбрал торт, расписанный масляным
кремом, спрятал его в тумбочку и стал ждать понедельника. Жил все дни в
предвкушении мести, исправно ходил на все прописанные ему процедуры:
электросон, расслабляющий массаж и ванны, однако никаких таблеток не
глотал, в том числе, и витамины. И вот когда по "веселому" отделению пошло
стадо белых гусей с обходом, выставил торт на тумбочку и скатал с полу
ковер.

Когда маленький генерал втащил в его палату всю свою свиту и, источая запах
"Принцессы", стал выслушивать доклад толстяка и его заключение, что больной
готов к выписке, Шабанов не спеша взял торт, подошел к лечащему врачу и
размазал по его физиономии.

Эскорт генерала замер, затаил дыхание, в палате стояла полная тишина.

- Видишь, это совсем не смешно, - сказал Герман толстяку. - Никто не
смеется. А ты говорил... Потому что каждый сейчас думает - хорошо, что не
мне досталось.

Переступая через куски и ошметки торта на полу, доктора так и удалились в
полном молчании. А Шабанов убрал все с пола, протер его тряпкой, расстелил
ковер и стал ждать выписки. Прошел час, другой, третий - никто не являлся,
в обед выяснилось, что с довольствия не сняли. А слух об эксцессе в
"веселом" распространился по госпиталю мгновенно и уже перед ужином долетел
до Алины. Всю неделю она не показывалась на глаза и домой ходила кружным
путем, через КПП, а тут пришла в палату, заперла за собой дверь и присела
возле кровати. Шабанов все еще ждал выписки, собрал вещи - гермошлем, ручку
управления МИГа и тигровую шкуру, вырезанную из пледа, завязал их в
тельняшку и лежал с книжкой, оставшейся от товарища Жукова.

- Ты сделал это из-за меня? - спросила она с надеждой. - Никто ничего не
понимает, но я-то знаю, из-за меня?

- Нет. - Герман спрятал книжку под подушку и перевернулся на бок. - Просто
я хотел показать ему, что унижать человека - это не смешно. И вообще в
нашем мире уже не осталось ничего смешного и веселого.

- Значит, из-за меня! - обрадовалась Алина. - Он меня тоже унизил!..
Знаешь, не надо на мне жениться, не хочу быть крестом на твоих плечах.
Только скажи, ты отомстил за меня?

- Я эгоист, за себя мстил.

- Спасибо, - сдержанно проговорила она и встала. - Меня наверное, уволят.
Просчитают, кто был причиной, и уволят... Ну и ладно. Теперь мне не
страшно.

На следующий день к полудню явился Ужнин...

Шабанов обыкновенно видел его собранным, сосредоточенным до непроницаемости
и озабоченным, поскольку встречаться приходилось больше всего в служебной
обстановке, когда командир полка ставил задачу или, наоборот, спрашивал за
ее выполнение. По хладнокровию и выдержке он был настоящим летчиком,
способным воевать. Дело в том, что в авиации, особенно в последнее время,
появилось много людей, великолепно владеющих летным мастерством, но
совершенно не приспособленных к боевым действиям по своим психологическим
данным - эдакие пилоты-спортсмены, летающие на истребителях или
штурмовиках. Впервые они, как вид, обнаружились в Афганистане, а потом в
Чечне среди вертолетчиков. Это был опасный для любой армии вид, поскольку
внешне на земле они почти ничем не выделялись, но в воздухе, в боевой
обстановке, когда следовало выполнять поставленную задачу или принимать
самостоятельное решение, эти пилоты оказывались не боеспособными из-за
мягкости характера или неодолимой в сознании опасности быть сбитым и
плененным.

Ужнин прошел Афган, по горло навоевался и стал от этого не мягче, не
добрее, а напротив, еще жестче по той причине, что преодолел главный барьер
воина - перестал бояться смерти... В нем угадывался большой военачальник
еще и потому, что он умел строить отношения, а не отдавать их на волю
стихии. Он относился к суровым командирам, не терпящим панибратства или
даже семейной, товарищеской (не говоря о дружеской) взаимосвязи с
подчиненными, и потому был одинок в Пикулино. По крайней мере, было
известно, что он не пьет водку ни со своими заместителями, ни с начальником
штаба даже по праздникам и проводит их, в том числе и день рождения, с
женой, сыном и родственниками, если те приезжали из деревни.

Но когда выезжал в округ, где у него были друзья, расслаблялся, позволял
себе вольности, и лишь на это можно было списать его жизнерадостный,
непривычно возбужденный вид, когда Ужнин ввалился к Шабанову в палату.

- Ну, здорово, майор! - сказал от порога. - Лежишь тут, загораешь? Ну
правильно, а кому сейчас легко?.. Тебе звание восстановили, слыхал? Так что
возвращай старые погоны... Но это не все! Знаешь, зачем я прилетел в округ?
За это дело надо бы даже выпить... Представление на тебя привез. Откровенно
сказать, не наша инициатива, Росвооружение подшевелилось... Затребовали из
главного штаба представление к Герою России. Ты понял, да?

- Несколько дней назад маркитант меня посадить грозился, - сказал Шабанов.
- А сейчас в Герои?

- Времена быстро меняются, Герман Петрович! Они же нос по ветру держат.
Сначала им было выгодно спрятать свои грехи и тебя. Теперь наоборот, дать
Героя и все спишется... Рынок. Конъюнктура! Нам в этом никогда не
разобраться... Ну, Героя тебе однозначно не дадут, но Орден мужества - сто
процентов.

- Интересная информация, - задумчиво проговорил Герман. - Даже не знаю, как
к ней относиться...

- И это не все! - рассмеялся Ужнин. - Пошла полоса везения!.. Знаешь, я в
последний момент вдруг подумал, а почему бы не попробовать еще раз? И
вместе с представлением подсунуть еще одну бумагу?.. Подсунул, а
командующий подмахнул. Так что ты теперь мой начальник штаба!

- Действительно, везуха поперла...

- По жизни всегда так и получается, - согласился полковник. - Но ты
особенно не радуйся, будешь у меня летающим начальником. Маркитанты
раскручиваются, восемь машин пригнали в Пикулино, надо разгонять теперь по
всей Юго-Восточной Азии. Не пацанов же посылать с сотней часов налета...

- Да я ведь МИГаря уронил, товарищ полковник...

- И хрен с ним, сказали маркитанты. Вот если бы не уронил, и не дай Бог,
стало известно, кому эти МИГари с "Принцессами" продали, тут бы нас
опустили ниже некуда. Это ведь только сейчас стало известно, какая охота
идет! Особый отдел не дорабатывает. И не только наш, но и в центре мух
ловят. Отследили же эти машины... Но ты посмотри, какое изделие! К нам
сейчас поступает два новеньких тридцать первых МИГа с "Принцессами", один
будет командирский. Главный Конструктор, кажется, наконец-то убедился,
какое детище родилось у него в НПО... Кстати, наши друзья в Индии ждут
товар.

- Значит, мне предстоит еще одна попытка?

- Кому еще, майор? Ну, не мальчишек же посылать!.. На сей раз погоним с
тобой в паре и по другому маршруту.

Шабанов походил от окна к двери, сдерживая рвущийся наружу протест, уже
превратившийся в назойливую "зубную" боль, сел рядом с полковником: вместо
товарища Жукова никого не подселили и теперь все приходящие садились на
кровать.

- Почему мне никто не верит? - спросил больше самого себя.

- С чего ты взял? У командования полка и в округе к тебе доверие полное, -
не согласился Ужнин. - Иначе бы не рассматривали вопрос о награждении,
повышении... Сам знаешь.

- Не о том я, товарищ полковник...