супергадалки, помаленьку съезжал все ниже, и вскоре моя колючая морда стала
пощекатывать ее большое и мягкое пузечко. Эухения захихикала:
А я в этот момент мягко массировал его с боков руками и кончиком языка
описывал кружочки вокруг пупка.
опуститься к самому занятному месту. Мохнатому-премохнатому, жирненькому и
пухленькому, таившемуся среди многочисленных складочек. Сперва я только
прикоснулся к густым, жестким курчавинкам, начинавшимся почти от пупка, и
слегка пошевелил их, не прижимая к коже. Я поворошил их, пощекотал всеми
пятью пальцами, сначала наверху, на животе и в нежных ложбинках между
бедрами и животом, потом просунул ладонь между большущими пухлыми ляжками,
горячими и мокрыми от пота, и стал осторожно копаться в зыбких складочках...
Эухения слегка сжала ляжки и игриво пропищала:
пронырнул в скользко-липкую щелочку. Его подушечка почти сразу же наткнулась
на нечто, похожее не то на улитку без ракушки, не то на толстенького
червячка, только очень тепленького и нежного. За средним последовал
указательный, и вдвоем они принялись бережно поглаживать неизвестного науке
зверя.
подумал я про себя, но ничего, конечно, вслух не сказал.
в глубь складочек и массируя обнаруженного там "червячка", левая, чтоб не
скучать, играла с сисечками, ворочала их с боку на бок, гладила, пощупывала,
проползала под ними и между ними. В результате я как-то неожиданно
обнаружил, что лежу поперек Эухении, а она, сладострастно посапывая, жадно и
судорожно поглаживает меня по спине и ниже. Потом она крепко вцепилась мне в
правый бок и стала исступленно дергать и трясти. В ритме этих колебаний
заработала и моя рука, просунутая между ее ногами...
сжав пальцы, которыми держалась за мой бок, что у меня вырвалось изо рта
несколько крутых матюков.
просунул руки ей в подмышки, коленями раздвинул ее ляжки, толкнулся вперед,
и застоявшаяся, но ничуть не ослабевшая от долгого ожидания, упертая на дело
Главная толкушка, смачно прошелестев по колючим кудряшкам, победоносно
ворвалась в просторную, нежную и уже порядочно взмыленную писулю. От резкого
толчка жалобно скрипнула кровать, и звякнули стаканы, стоявшие на тумбочке.
Эухения, ощутив в себе то, о чем мечтала и грезила, сладко дернулась, крепко
стиснула меня жирными ляжками, радостно взвыла:
хлесткие, как выстрелы. Ухватив Эухению за запястья, я распял ее на
безудержно скрипящей кровати и яростно драл, рыча как медведь или иной
хищник при пожирании добычи. При этом я еще и старался как можно теснее
притереться к ее грудям, будто собирался размазать их как масло по
бутерброду. Но ей все это нравилось - сомнения у меня не было. Ладони наши
сцепились пальцами, ее бедра резко и мощно дергались, рот исторгал хриплые
ритмические стоны:
накачивать, стал вращать одну титьку по часовой стрелке, а другую - против.
Струмент от интенсивного трения распалился, занялся многообещающим огоньком,
Эухения вцепилась руками мне в бока, мяла их и тискала пальцами, рот ее
оскалился, а там, в горяче-мокром месте, где бешено метался неутомимый живой
челночок, какое-то крепкое колечко жадно охватило толкушку... Бедра, живот и
вообще все увесистое тело супергадалки так раскачалось и раздрыгалось, что я
ощущал себя катером, несущимся по бурному морю, подпрыгивающим на волнах, но
не сворачивающим с избранного курса.
вмяв в свои пышные телеса. Толкушку окатило ласковым кипяточком. Еще пара
лихих тычков сквозь пылающую плоть - и меня прожгло аж до костей и глубже!
Толкушка азартно пальнула, чтоб не оставаться в долгу, а я, не раскрывая
рта, промычал что-то нечленораздельное...
"Обнаженная маха", произнесла Эухения. - Я не верю, что это со мной было...
ощущая приятную расслабуху и общее удовлетворение. То есть такое, когда
больше ничего не надо. Окромя того, чтоб вздремнуть минут 600 или побольше.
Все-таки проспал я перед этим мероприятием не так уж и много, а силушки из
меня эта самая "still sexy granny" выкачала порядочно.
Эухения. - Это ничего. Минут через десять ты снова будешь в отличной форме.
три года назад, но тогда, должно быть, судьбе это было неугодно. А теперь
все свершилось именно так, как я хотела... Я готова была черту продать душу,
чтобы быть с тобой!
бы им не обеспокоился. Но сейчас, после того, как я уже сам продал одну из
населяющих меня душ, вопрос показался мне очень серьезным.
спросила Эухения, повернувшись ко мне лицом. - А то у тебя какое-то грустное
личико...
- Все было очень здорово, просто я устал.
потерзать... - Эухения игриво подула мне в лицо. - Может быть, принести тебе
покушать?
несчастных эксплуатируемых трудящихся, которые ради кайфа похотливой госпожи
и ее хахаля вынуждены будут прервать свой законный сон и в три часа ночи
идти к плите или катить сюда не то поздний ужин, не то ранний завтрак.
и никто пикнуть не посмеет. Тут все делают тогда, когда мне это надо. У меня
нет профсоюза и ни в одном контракте не записано, что я не могу потребовать
завтрак в три утра!
трудящегося и эксплуатируемого народа. К тому же я надеялся, что заботы по
организации моего питания займут хотя бы час, и я смогу некоторое время
подремать.
похожий на те, что употребляют для дистанционного управления телевизором,
только еще и со штыревой антенной, как на радиотелефоне. Затем она нажала
какую-то кнопку. Послышалось легкое урчание, и небольшая картина, висевшая
на стене слева от кровати, убралась куда-то в багет, а на ее месте
засветился экран - никак не меньше 51 дюйма по диагонали, то есть если
по-русски, то метр с хвостиком. На экране возник план второго этажа того
корпуса "Горного Шале", где мы сейчас находились, а на изображении комнаты,
где мы лежали на постели, мерцал зеленый "зайчик". Здесь же, на экране,
располагался столбик, обозначавший всякие этажи и уровни, вплоть до того
подземного стометрового, где пролегало метро гражданина Лопеса.
две кнопки с цифирьками, и на плане, видимо, на изображении нужного
помещения зажегся красный мерцающий "зайчик".
интерьера небольшой кухни, где сидела и дремала за столиком служанка Пепа. С
экрана донеслась трель звонка, и Пепа, встрепенувшись, вышла из-за столика и
подошла поближе к телекамере, заняв собою все изображение.
поразнообразнее. Через пятнадцать минут, - сказала Эухения тоном, совершенно
не терпящим возражений. Пепа тут же стряхнула с себя остатки дремоты и
принялась за работу.
дома, а меня только слышат. Если, конечно, я захочу, чтоб меня слышали. Пока
я не нажму кнопку вызова, которая сперва заставляет звенеть звонок, а потом
кнопку передачи, никто не слышит, что я говорю. Если я отпускаю кнопку
передачи, меня уже никто не слышит.
систему теленаблюдения у себя в доме на Боливаро-Норте. Тогда с ее помощью
мы подслушали и подсмотрели весьма занятную беседу Тани-Вики с ее
"биоматерью" Бетти Мэллори.
экран.
просто ее немного модернизировала. А потом, после того, как "джикеи" три
года назад сильно повредили "Шале", ее еще более усовершенствовали.