разрешали спрашивать о делах, находящихся в чужом ведении, а тем более в
компетенции начальства. Но таинственная личность Десантника-перебежчика
всех интересовала.
Михаилу Тихоновичу на последнюю проверку своего решения: секрет инвертора
остается для землян секретом.
прежде находился. По-моему, с некоторого времени он намеренно путает
карты. В чем путает? Утверждает, что послал разведчиков - детей, а они
перед окном катаются на велосипедах. Сам видел. Так... Ну и прибор его...
- Зернов пошевелил пальцами, - вызывает сомнения.
и одобряет". Анна Егоровна, которой очень нравился Зернов, согласно
кивала. Большей части специалистов - математикам, врачам, психологам -
вопрос об инверторе был не по зубам. Ждали, что скажут кибернетисты. И,
разумеется, Илья Михайлович спросил:
Тихонович? Одно время и "посредники" числились по разряду "липы".
организует машины.
воскресенье электронщики были заняты на производстве, а Благоволин - на
испытательном стенде. Послезавтра они освободятся и займутся Линией
девять. И заговорили о другом. Дмитрий Алексеевич сидел, не поднимая глаз.
Зернов поглядывал на него и думал: вот уже появилось новое поколение,
которое не хочет повторять наши ошибки. Которое не боится верить
небывалому и различает небывалое от невозможного, а мы этого не умели.
Которое заботится о благе человечества, не путая истинные блага с
сиюминутными выгодами. "Как странно, - думал Зернов, - ведь это наше
поколение поняло, что знание может быть опасным. На наших глазах атомная
бомба перестала быть секретом одной страны. Потом водородная бомба, и
ракетные атомные подводные лодки, и глобальные ракеты. Да, мы поняли, но
вчуже, а осознание оставили ему, следующему поколению. Как трудно мне было
уговорить себя не накладывать руку на секрет инвертора, этого абсолютного
оружия. Убедить себя, что на Земле у нее в сотни раз больше оружия, чем
нужно. Что максимум через три года инвертор появится на вооружении всех
армий, и вновь установится "равновесие силы"! А Дмитрию это решение ничего
бы не стоило. Что же, теперь мы сравнялись, приятель... Ты осмелился
принять сотрудничество пришельца, я осмелился отказаться от его оружия.
Надеюсь, что послезавтра Илья Михайлович не найдет там инвертора..."
с ними, то здесь, то там вставляя уместное замечание. Он последним вышел
из конференц-зала и привычно двинулся в свой кабинет, - приближалась
полночь и с ней очередная запись в дневнике.
переговорить.
что Кашицын поправляет: "Товарищ первый!" - ...Товарищ первый. М-да.
Прощайте, не поминайте лихом, как говорится. Я ухожу, и..
что-нибудь по делу?
на стол трубка, простучали шаги, затем донесся голос капитана Кашицына:
загрохотало.
закричал в телефон:
пылью! Товарищ первый!..
ждать группы из Н... Выслал на дачу врача и следователя - с детектором и
"посредником", на всякий случай. И долго стоял у окна, прежде чем достать
дневник.
неведомые просторы Космоса и самоуничтожился, рассыпался серой пылью, как
я остальные аппараты Десантников после определенного числа срабатываний.
свет маяков освещал поверхность спутника, покрытую кипящей жидкостью.
Фонтан жидкого гелия бил в пустоту, вздымаясь над густым облаком грозной
кислородно-водородной смеси. Из облака вылетали, мигая аварийными лампами,
балоги в скафандрах - экипаж покидал Холодный. Взрыв мог ударить а любую
секунду.
спасательных ракет. На экране было видно, как они ложатся в дрейф вокруг
Холодного и подбирают экипаж спутника Командор Пути отметил, что экраны
очистились - "молоко" испарилось с обшивки. Незнакомый голос предупредил,
что за его предусмотрительностью идет ракета со спутника Сторожевого.
Тогда Джал быстро проверил скафандр и поднял Тафу. Пришлось проверить и
его скафандр. Пилот не шевелился, только дышал, похрипывая.
Пути. Выбравшись из путаницы ракетных дюз, Джал увидел четыре фигуры -
Тачч, Нурры, Клагга и безжизненного пита. Они молчали. Нурра и Машка - из
осторожности, Клагг - с перепугу, а пит - потому что в нем не было
Мыслящего. Джал распорядился:
лапы к Диспетчеру и Десантнику, было вовсе ни к чему.
хозяйство. Идите в корабль.
Мелькнули его башмаки, дурацки растопыренные в полете.
решетку временного причала. Нурра деловито закрепил свою ношу,
Первосортное Искусственное Тело, за карабин на поясе, чтобы не улетела в
пустоту. Проговорил:
приближались к краю планетной тени. Мрачная радуга космического восхода
уже играла на броне. Корабль, как стена, вздымался за спинами, а впереди
был Космос. Молчаливые звезды. Севка толстыми от защитных перчаток
пальцами достал "поздравительную пластинку". На ней было одно лишь слово:
"Иду". Мимо причала плавно, как лифт, скользнула спасательная ракета, на
секунду ослепила оранжевым маяком - и сейчас же над темной стороной
планеты появился другой, двойной опознавательный огонь. Оранжевый с белым,
сигнал Охраны.
Иване Кузьмиче. - Длинные же выходят секунды..." Он сунул пластинку в
карман, выключил радиостанцию скафандра, прижал свой шлем к Машинному, а
Нурру придвинул рукой и сказал:
мимо него и пощелкивает челюстями, как от сильного изумления. Он оглянулся
- пит ожил! Это не могло быть обманом зрения. Облегченный скафандр для
искусственных тел позволял видеть, как пит характерно потягивается,
хлопает веками - получил Мыслящего... И уже неуловимо быстрым движением,
недоступным балогу, отстегнулся от штанги причала, прижал свой шлем к
Севкиному и сказал:
пузырях шлемов, сквозь которые мутно светят звезды. И неподвижное лицо
пита. Глянцевитое, начищенное, мертвое. Вот что значило "иду", подумал
Севка. Вот так Учитель... Значит, мы сейчас _у_й_д_е_м_ и не узнаем, что
будет дальше. А пит заговорил снова: