Чтение 88–й страницы книги ~Святой Грааль~

упоминается, а какая она -- никто не ведает. Я нашел ее чудом...

-- Но ты знал, что это одолень-трава?

-- Я знал, но люди больше не знают. Я волхв, потому знаю больше
других.

В молчании ели мясо. Остап рассказывал, что в пещерах водятся
огромные смоки, но есть звери намного крупнее и страшнее смоков. Они
охотятся на смоков, как волки охотятся на зайцев, убивают и едят их. Еще
одни охотятся на огромных медлительных зверей, похожих на черепах, но
размером с холмы, покрытые костяными плитами толщиной с бревно. Когда они
дерутся, воздух дрожит от рева, а со стен и невидимого неба падают тяжелые
камни, убивая и калеча людей и скот. Когда-то агафирсы очень страдали от
этих чудовищ, гибли без счета, но воины сумели под руководством волхвов и
самого Агафирса соорудить ловучие ямы, с той поры себя обезопасили, а
затем начали мало-помалу теснить чудовищ, отвоевывать новые пещеры.

Послышались шаги, из плотного воздуха внезапно появился Томас. Увидев
Олега, просиял, а всем сидевшим вокруг костра отвесил вежливый поклон.
Остап жестом указал на место рядом с Олегом, подал прутик с нанизанными
ломтиками жареного мяса.

-- Он не знает наш язык, -- объяснил Олег.-- Он из другого племени.

На него смотрели недоверчиво. Кто-то пробовал заговорить с рыцарем,
тот виновато улыбался, разводил руками.

-- Он не понимает, -- сказал Олег снова.-- Наверху многое изменилось.
Вы спустились под землю, когда мир был юн, а все племена и народы говорили
на одном языке. Почти на одном, по крайней мере понимали друг друга. Одни
окали, другие акали, третьи говорили в нос, но понимали. Но наверху все
меняется стремительно. Тех народов, от которых вы ушли, не осталось и в
помине! Никто не помнит их имен. Зря доблестный Агафирс ковал мечи. Ему
было бы некому мстить, некого жечь на медленном огне, не с кого сдирать
шкуру.

Он начал пересказывать разговор Томасу, тот остановил жестом:
разговаривай, перескажешь на досуге.

-- Мы увидим ваше племя? -- спросил Олег.

Остап отвел глаза:

-- Если готовы остаться, то хоть сейчас... Но если жаждете вернуться
в Верхний Мир, то сперва ваши судьбы решит Совет Старших Волхвов. Если
решат отпустить, тогда ничего не увидите... каждое племя хранит свои
тайны, не обижайтесь.

-- Вся жизнь -- война, -- сказал Олег невесело.-- Когда увидим
Старших?

-- Здесь жизнь течет неторопливо, -- ответил Остап.-- Но вам повезло,
Совет соберется через три дня.

Жизнь текла, как понял Томас, без всякого разделения на день и ночь,
в вечных сумерках. На стенах живет светящийся мох, кое-где растет
светящаяся плесень, но даже для привыкших глаз света мало, потому взор
достигает лишь на десяток-другой шагов, потому кажется, что человек
бесследно исчезает или появляется из воздуха. Но есть и хорошая сторона:
стен не видно, мир кажется бескрайним.

Как он понял, земля рассыхается как глиняный шар на солнцепеке,
старые трещины углубляются, появляются новые. Пещеры огромные, к ним
добавляются новые, а старые пещеры, в которые однажды вернулись на кочевье
через три тысячи лет, оказались неузнаваемыми: втрое шире, в стенах
возникли длинные щели, что ведут в незнакомые пустоты, где плещется
невидимая вода и страшно ревут незнакомые звери.

На второй день он шепнул Олегу, косясь по сторонам:

-- Сэр калика, здесь нечисто... Эти люди -- колдуны!

-- Что стряслось?

-- Я сумел приблизиться к стене, там увидел такое, что волосы встали
дыбом! Прямо из камня вышел старик, прошел малость вдоль ручья, а потом
вслед за ручьем снова вошел в каменную стену!

-- Не почудилось? -- спросил Олег тревожно.

-- Я ж не дурак, сэр калика! Я сразу перекрестился, а потом еще и
"Отче наш" прочел... сколько помнил. Но старик не исчез. Более того, я
пощупал песок, где остались его следы, и даю голову наотрез, что старику
не больше сорока восьми лет, он чуть хромает, на левой ноге болят
суставы...

-- Верю! -- перебил Олег поспешно.-- Я забыл, сколь искусный ты воин,
сэр рыцарь. Это меняет дело... Если такое оружие Агафирс имел в виду, то
они могут быть страшными противниками. А ежели это не все?

На следующий день за ними зашел Остап, осмотрел критически, велел
следовать за собой. Они прошли вдоль стены, а остальные из младших
волхвов, как понял Олег, в это время рассредоточились впереди по дороге,
чтобы не дать простому народу увидеть пришельцев: пусть живут в счастливом
незнании другого мира.

В крохотной пещере, куда их пропустил Остап, после чего встал,
загораживая узкий проход, находилось трое в белых одеждах. Волосы
одинаково серебрились сединой, одинаково падали на плечи, и Томас не сразу
сообразил, что из троих старших волхвов лишь двое мужчин, третьей
оказалась древняя старуха. Лицо ее было в мельчайших морщинках как печеное
яблоко, такое же бесцветное, как у всех агафирсов, лишь глаза смотрели
зорко, недоброжелательно.

Двое стариков переглянулись, один жестом велел сесть, сказал дряхлым
голосом:

-- Меня зовут Борян, это мой брат Борис, а это сестра Боруня. Мы дети
Борея, внуки Бора. Мы старшие волхвы племени...

-- А где сын Агафирса? -- перебил Олег.-- Я бы хотел повидаться с
ним. Ведь это Тавр, верно?

Старики снова переглянулись, а Боруня спросила резко:

-- Откуда ты знаешь его имя?

Олег помедлил, посмотрел на поблескивающие камни в стенах пещеры:

-- Из всех сыновей Агафирса... лишь Тавр был не воином, а мыслителем.
Остальные его презирали, им бы только нестись по степи на горячем коне,
догонять оленя, а еще лучше -- сшибиться грудь в грудь с противником в
смертной схватке...

Старуха смотрела неверяще, Борис кашлянул, спросил недоверчиво:

-- Зачем тебе Тавр? Он стар, его не беспокоят. Он вместе с племенем,
а здесь лишь передовой отряд.

Они смотрели ожидающе, Томас тоже не сводил глаз с калики. Олег
улыбнулся, развел руками:

-- Мне хотелось бы с ним повидаться. Уверен он бы обрадовался!

После долгой паузы Борис произнес неуверенно:

-- Ты говоришь так, как говорил Агафирс, как говорили его сыны, как
говорит все еще Тавр. Теперь это священный язык волхвов, простой народ,
как и князья, уже говорят иначе. Откуда ты его знаешь?

Олег широко улыбнулся, глазами показал на Томаса, ответил почти
весело:

-- Пора бы уже догадаться.

На него смотрели три пары вытаращенных глаз и три распахнутых рта.
Олег махнул рукой, помрачнел, сказал невесело:

-- Вы правы, что не выходите наверх. Там льются реки крови, люди
режут друг друга с такой лютостью, что самые хищные волки и гиены выглядят
рядом с ними невинными овечками! Убивают целые племена, как на
скотобойнях. Убивают женщин и детей. Народ бьется с народом, племя с
племенем, род с родом, семья с семьей, брат с братом. Даже один человек
бьется насмерть сам с собой, не зная уже где правда, а где кривда!

Они молчали все трое, смотрели внимательно. Незнакомцы чересчур
загадочны, а волхвы умеют смотреть и слушать, оставляя поспешные решения
незрелой молодежи.

-- Возможно, -- сказал Олег совсем невесело, -- боги вас держат здесь
как семена. Вдруг люди перебьют друг друга? К тому идет. Тогда заселите
просторы земли мирным добрым народом. Ведь вы давно уже не те звери,
которые бежали в эти пещеры от других зверей, еще более лютых...

Старуха недовольно завозилась, прервала сварливо:

-- Мы никогда не были зверьми!

Олег покачал головой, глаза были сочувствующими:

-- Были. Чего стыдиться? Гордиться надо, из зверей стали людьми! Увы
чаще бывает наоборот... А вы драчливость, свойственную детям, оставили
детям.

Он покосился на Томаса, и трое волхвов последовали за его взглядом.
Томас сидел на обломке скалы надменно-гордо, сурово смотрел поверх голов
старцев. Он был мужественно красив, на голову выше волхвов, в плечах вдвое
шире, грудь широка и выпукла, а живот как у жука -- плоский, в валиках
мускулов.

Борис вздохнул, с укором посмотрел на Олега:

-- Но ты не драчливый зверь?

-- Я волхв, -- напомнил Олег.-- Однако мир не состоит из волхвов.

Они помолчали, погрузившись в раздумья. Олег с печалью рассматривал
чистые кроткие лица. Со времен Великого Исхода, о котором народ не знает,
никто не воевал друг с другом. Были стычки, были убийства, но из-за
ревности, зависти, однако агафирсы не знают кровавых сражений друг с
другом. Хватает изнурительной войны с подземными чудовищами, чтобы думать
еще и о том, как убивать друг друга. Таким нельзя наверх, их там и куры
загребут!

Внезапно Борис вздрогнул, словно его грубо разбудили, спросил
торопливо:

-- Ты хочешь вернуться наверх?

-- Должен, -- ответил Олег невесело.-- Кто-то пашет, а кому-то надо
воевать. Мир все еще жесток.

Борис покосился на Боруню, она сразу вскинулась, сверкнула очами:

-- Отпускать вас нельзя! Наверху не должны знать о нашем народе. Что,
если верхние жестокие народы ринутся сюда? Здесь погибнет все. Ты угадал,