заложников. Так было заранее оговорено. Народ Кортезии должен был
многократно увидеть, какие из его граждан живыми выйдут на свободу, если
генералы сохранят благоразумие, но неминуемо погибнут, если разум
генералам откажет. И вот среди них, поставленных равно перед гибелью и
свободой, еще до подлета возникло волнение. Ничего похожего на безвольную
подавленность, на апатию, равносильную полумертвости, и в помине не стало.
В их кабинах выкрикивали просьбы и требования, даже завязывали споры.
Какой-то представительный мужчина, по всему - преуспевающий бизнесмен,
деловито твердил, когда экран в кабине показывал его: "Не сбивайте, мы вам
нужны!" А другой, пожилой, в плаще священнослужителя, проникновенно
возглашал: "Родина, я возвращаюсь! Прими меня живого!" Но всего
впечатляющей была картина из водолета Жана Вильты, на экране мелькнуло и
его юное лицо. В этой кабине миловидная девушка с роскошными темными
волосами простирала к стереокамере руки и молила рыдающим голосом: "Отец,
я не хочу умирать! Отец, пощади!" Не знаю, что чувствовал неведомый мне
отец, но меня хватал за душу ее голос, таким он был нежным и страдающим,
такие в нем слышались страх и боль. Я толкнул Прищепу рукой.
была незнакома. Меня услышал Гамов.
очерки и статьи. Вполне заслуживает смертной кары за восхваление войны.
Гонсалес рекомендовал ее в заложницы.
девушка: она через две-три другие сценки всё снова говорила о том, что не
хочет умирать, слезы в ее голосе слышались все отчетливей. Одно скажу: ни
за какие блага мира я не хотел бы в эту минуту быть на месте ее отца.
грохотом бились о скалы. Наступал критический момент операции. Если
генералы Кортезии решили сбивать наши воздушные машины, самый раз был им
поднимать свои водолеты. Но только разорванные облака проплывали на
высоте. Ни один водолет противника не ринулся навстречу: все шло по самому
оптимальному из наших вариантов.
Кордозу, столицу страны, остальные парами полетели на другие города. Экран
показал и столицу, и эти города. Я ожидал, что жители всюду запрутся в
домах, чтобы не подставлять голов под то, что обрушится с неба. Но улицы
были полны, только детей не вывели, люди на улицах не сновали, бесцельно
выглядывая наши близящиеся водолеты, а энергично натягивали над улицами,
на площадях, на крышах домов сети и полотнища. Я и вообразить не мог, что
за те несколько дней, что прошли от объявления Черного суда о каре
преступных водолетчиков, кортезы успеют достать такую уйму сетей, такие
массы полотнищ. Столица вся была так покрыта ими, что даже крыши с трудом
проглядывали сквозь сети. Я снова толкнул Прищепу.
сдавать все сети. Но до вчерашнего вечера натягивания сетей не
происходило. Кортезы остереглись заблаговременно показать нам масштаб
спасательных действий.
передать нашим пилотам приказы о других целях.
Нечестно отказываться от своих слов.
сильны и в вас, - сказал я с иронией и повернулся к экрану. Гамов
промолчал.
освободились от своего трагического груза. Четыре водолета еще кружили над
столицей, когда остальные уже выстраивались в обратный путь. Исиро
показал, как рушились осужденные на смерть, как тела их подпрыгивали на
сетках, как кровь заливала полотнища и мостовые... Уже на следующий день
стало известно, что больше четверти сброшенных погибло сразу, а среди
уцелевших больше половины стали вечными обитателями сумасшедшего дома.
океан, то кабины водолетов. Здесь наконец наступило успокоение. Нервное
потрясение породило сонливость. Не было ни одного заложника,
противостоявшего сонной одури. Исиро снова высвечивал девушку, молившую
отца о пощаде. Я упоминал, что она миловидна. Сейчас, откинувшая голову на
спинку кресла, полуприкрывшая волосами лицо, она виделась очень красивой -
той счастливой красотой, какую дает вызволение от страха смерти.
вооруженных машин пронеслись над ним, не встретив противодействия. Десять
водолетов с заложниками приземлились. Клуры валили на аэродром как на
праздник. Из воздушных машин выбирались заложники, их осыпали цветами,
подхватывали на руки. Я еще раз увидел ту пышноволосую девушку, ее
водрузили на деревянный щит и несли не меньше десятка дико орущих парней.
Она смеялась и плакала, размахивала цветами. А затем загудели дюзы наших
пустых водолетов, толпа расступилась. Одна за другой машины взмывали. И им
махали с земли руками, платками, цветами - как будто удалялись восвояси не
враги, совершившие жестокую казнь, а друзья, осчастливившие
кратковременным посещением.
массовое безумие, Гамов!
Семипалов! Наступает перелом в войне. Не на полях пока, в душах - это
безмерно важней!
можно выразить логическими категориями. Рассудок, примитивный здравый
смысл легко высказывается в силлогизмах. Но в каких силлогизмах выразить
озарение? В какую формулу уложить ясновидение? Верую в перелом войны,
верую, Семипалов!
заложники разъехались по домам. Военные водолеты, затаившиеся во время
пролета наших машин в Кортезию на своих базах в Клуре, снова маневрировали
в воздухе, снова несли охрану границ с Родером. А в Кортезии глубинные
разумы с их озарениями и ясновидениями верх не взяли, ее действиями
по-прежнему командовал практический рассудок, твердо знавший, что такое
выгода и где ее больше. Всей своей гигантской промышленной мощью Кортезия
подготавливала новые сражения. Наши бывшие союзники, поторопившиеся нам
изменить, раньше всех почуяли изменение военной обстановки.
Кнурка Девятый основательно приутихли. Пленение армии Вакселя нагнало на
них страха. Теперь они поднимают голову. Мы провоцировали Аментолу на
богатые дары нашим неверным соседям, чтобы ослабить поток вооружения
Вакселю. Но армии Вакселя больше не существует, и нет признаков, чтобы
кортезы снова собирались вторгнуться на континент. Они усиливают теперь
наших недоброжелателей: и тех, с кем мы уже воюем - Родер, Клур, Корину,
Нордаг, - и отколовшихся от нас соседей - Торбаш, Лепинь Великий,
Собрану... То, на что мы их спровоцировали, теперь станет основой их
собственной стратегии. То, что недавно нас выручало, теперь будет нас
топить. Мы разбили Кортезию и родеров на одном театре войны. Но если враги
навалятся со всех сторон?
Бороться против всего мира у нас нет сил.
кресла, лицо у него было спокойным. Мы понимали, что он собирается
предложить что-то новое. Но он не торопился. Вудворт прервал затянувшееся
молчание:
вы готовы признать, что дальнейшая борьба бесперспективна?
успех на войне определяется количеством дивизий, мощностью вооружений,
густотой ливневых туч над равнинами врага... Но настало время перенести
битву с затопленных полей, с воздушных просторов на решающий театр
сражений - в души людей. Мы уже подготовили арену психологических
сражений, нужно их решительно повести, пока Аментола и на этом театре не
разработал контрборьбы.
показал, что вполне возможно бить соседей поодиночке, пока они прочно не
объединились.
стратегия доказывает, что есть лишь два военных решения: либо нам
захватить всю Кортезию - тогда война завершится нашей победой; либо
кортезам с союзниками оккупировать Латанию.
новую концепцию Гамов. - Нужно ли для этого, чтобы твои солдаты утаптывали
сапогами вражескую землю? Можно и так, но можно и по-иному. Оккупировать
души врага, если нет возможности оккупировать его территорию! Если мы
захватим их души, руки их опустятся. Оружие поражает тело, разрушает