Чтение 88–й страницы книги ~Беглый огонь~

погоняешь?

- Чайку. Но покрепче.

- Гость в дом - Бог в дом. Сам и похлопочу. Козырь встал, прибавил на
плитке газу, высыпал в китайскую чашку щедро заварки, залил кипятком так,
что бурлящая вода скрыла листья, прикрыл положенной крышечкой, поставил на
стол передо мной:

- Пусть потомится, и - потреблять можно. Хочешь, с сахарцом. - Он кивнул
на аккуратно наколотый белоснежный кусковой сахар, потом на блюдо с
нежнейшей семгой: - А то с селедочкой.

Он закурил, подождал, как радушный хозяин, пока я хлебну пару глотков.

- Вот так, Олег, и пересекаются стежки. Чего опять в наши края?

- А почему опять? Может, я жил не тужил на соседней улочке?

- И это может быть. А только колеса у тебя - чужие, это раз. Прикид ты
новехонький покупаешь осторожно, но по полному профилю, это два. Знать,
готовишься к чему. А кто ты с виду есть, да и делом проверено, - Козырь
усмехнулся, - я добре запомнил. Если бы спор вышел, то все двадцать прежних
целковых против драной кошки, что не асессором коллежским корпишь. Но кто со
мною спорить станет? Никто. Во-о-от. - Козырь помолчал. - Человек ты
шебутной и решительный. Может, и киллер. А зачем нам тут киллер левый?
То-то.

Он встал, прошелся по комнате, налил себе рюмку водки, выпил единым
духом.

- Был бы человечек конторский, - продолжил он, - или от людей каких
серьезных вестник, чего бы тебе по нашим шопам, прости Господи,
прихорашиваться? Значит, самостоятельно ты банкуешь, как дважды два. Или не
прав я?

Пожимаю плечами.

- Самому по себе в нашенское времечко и письмоносом выжить трудно. А ты
ведь не на почте служишь. Я вот так себе думаю: коли уж нас судьбина свела
снова, уж не знаю, Бог ли послал или чертушка спроворил, а давай-ка сядем и
покумекаем, как нам с тобою жить-поживать дальше.

- А может, как в прошлый раз? Я - своей дорожкой, ты - своей?

- Того не выйдет. Тогда был я птицей вольной, а сейчас от серьезных
московских людей за порядком смотреть приставлен.

- Вместо Шарика?

- Вместо него. Вот и разъясни ты мне, Олег свет Батькович, чего такого в
этом городишке медом намазано, а?

Я подумал и ответил честно:

- Еще не разобрался.

- Чего так?

- Въехал в Покровск часа полтора как. Из этих полутора - час одежку
выбирал, а полчаса - как с тобой, дядя Федор, калякаю.

- А по какому делу въехал, служивый?

Тут я немного подумал. Но ответил снова честно:

- По личному.

Козырь посмурнел.

- Так у нас с тобой разговора не получится, - произнес он тихо и
серьезно. - Я хочу по-хорошему, а ты, Олег, как дите, в словеса ломаные
играешься. Не получится.

- Ты скажи, какая вина на мне, боярин?

- "Вина"? Я не прокурор, ты - не жулик. Но ты, пожалуй, не осознаешь
одной простой вещи: в этом городе я сейчас хозяин.

- Вот что, дядя Федор. Я в твое хозяйство не лезу да и в гости к тебе не
напрашивался. Мы, как ты верно заметил, не кенты и не корефаны, но и врагами
стать не успели. - Я сделал паузу, спокойно глядя в глаза хозяину. - Я
отвечу на твои вопросы, если ты потрудишься четко и ясно их сформулировать.

- А ты не из интеллигентов ли, служивый?

- Из работяг умственного труда, которых интеллигентами у меня просто язык
не поворачивается назвать. Итак, я слушаю твой вопрос. Или вопросы.

- Ну и ладушки. Вот растолкуй ты мне, мил человек Олег, пару штучек. Мы
встречаемся с тобой в домзаке после очень громкой зачистки тишайшего допрежь
города Покровска; в изоляторе ты легонечко переправляешь на тот свет вполне
матерого человечка, мы срываемся с тобой в побег, ты по своим делам отошел,
я - по своим. Собрались мы, грешные, с братвой обмозговать покровское
окаянство, и что видим? Результаты какие? Шарика убрали, мэр Клюев пропал,
полагаю, догнивает где-то безымянно и без почестей, Крот, потрох сучий, что
и заварил всю эту кашицу с маслицем, отдал Богу концы во время любовных
увеселений! Человечек его. Кадет, к нам на мировую пришел вместе со своей
шоблой... Мы покамест мировую приняли, надо же в ситуацию вникнуть, стали
снова дела налаживать... Но знаешь, отчего саднит мне во всей этой
катавасии? Не могу я понять, к чему столько стрельбы затеяли и столько
народу положили! Все как бы вернулось на круги своя, и по деньгам, и по
доходам. К чему все наворачивалось?

Он посмотрел на меня внимательно, налил себе рюмку водки, предложил мне,
я отрицательно покачал головой. Козырь выпил махом, бросил в рот несколько
миндальных орешков, прожевал, закурил сигарету.

- Это одна сторона луны, - усмехнулся Козырь, продолжил: - Вторая. Вчера
в город приехала бригада. Но не наша, и вообще не из деловых: приехали
мальчики, молодые да сияющие, что новенькие гривенники! Прямо
романтики-комсомольцы времен моей отроческой невинности! И с собой - три
саркофага-рефрижератора всякого оборудования навезли! И тебе сканеры, и тебе
самопалы жуткие, и тебе броню на грудь: из противотанковой пушчонки не
прошибешь. А ни Куликовской, ни Курской битвы в наших тихих палестинах
покамест не намечалось. Оробел я, грешен! Выясняю помалеху, через Москву:
дескать, кто прислал людишек и по каким делам? Отвечают: людишки банка
"Золотой кредит". А банчонка тот на самом деле гроша медного не стоит, нет
за ним ни людей, ни денег, разве что названье громкое! И если по всем
сусекам поскребется, на пару тех железяк, что по машинам сложены, не
наберет. Арсенал такой, да с техникой, почитай, не один мильон стоит! Да не
деревянных!

Козырь помолчал, глядя куда-то внутрь себя:

- Ну я сиднем-то сидеть не стал. Приезжие эти вокруг "Точприбора", аки
пчелы вокруг улья, зажужжали; нам в этой технике интереса покуда никакого,
но тройку людишек я озадачил, чтобы покрутились да прикинули хвост к носу. -
Козырь хэкнул в сердцах: - Они и докрутились! Пропали напрочь, как не было!
И предполагаю я, тож лежат уже где-нибудь "подснежниками" на необозримых
полях "Точприбора": там одного металлолома гниет немерено, а человечка
заховать дохлого - вообще без базара. Как в омут.

Он закурил новую сигарету, окутался клубом дыма:

- А что власти наши губернские али городские? Сидят глухо, тихой сапой,
губернатор, тот по столицам пропадает и дела по зарплатам решает - ему ж
выбираться вскорости; да и, видать, напугали его здорово-с дачи носа не
кажет; но притом ни фээсбэшники, ни "серые волки", ни менты поганые - никто
задницей не шевелит, прямо-таки показательное благолепие, и все тут!

Одним движением Козырь притушил бычок, прищурился, уперев в меня взгляд:

- Вот тебе вторая сторона. И - третья, для полной ясности. Руководит
этими вновь прибывшими человечек по прозванию Ильич. Еще его зовут Серый.
Еще - Шериф. По всем отзывам - опаснейший дядько. И самое противное, именно
он здесь по ранней осени и верховодил! Что прикажешь ожидать? - Козырь
вздохнул. - Опечалился я, сам понимаешь, на душе кошки дикие стаями
угнездились, и скребут, прощелыги, так, что с водки воротит! А как час тому
выглядываю в оконце, и что вижу? Батюшки-светы! Мой корешок-сокамерник
хиляет походкой ровной страной огромной! И под пиджаком пушчонки хоронятся,
одна - за поясом, другая - в сбруе! И прибыл-то он в самый цвет, и
экипирован - в масть, ну как мне его не пригласить поболтать, по старой-то
дружбе? Козырь вздохнул, посерьезнел:

- Вот только, паря, на этой оптимистической ноте наша вступительная
увертюра и закончится. Пойми уж и ты меня, коновала. Я здесь лицо, если
говорить по-вашему, казенное. Перед братвой да сходняком отвечаю за порядок
и благолепие. А по моему полному разумению, готовится снова в славном
Покровске не пойми чего. Кровь, судя по всему, готовится. Много крови. И вот
я беру, опять же, говоря по-вашему, "языка". Именем Олег свет Батькович.
Пытаюсь с ним по-хорошему, по дружбе поговорить. А он - "моя твоя не
понимает"! Хотя - русский человек, не пиковой масти, и такую горбатую
зале-пуху мне вкручивать никакого резону у него нет, окромя глупости! Что я
должен сделать? Правильно. Потрясти квалифицированно, с привлечением
специалистов, и поговорить, с их же помощью, качественно и вдумчиво. -
Козырь вздохнул. - Хотя мне бы этого и не хотелось.

Вот теперь он откинулся на подушки диванчика, широким жестом хозяина
указал на стол:

- А ты бы выпил, Олег Батькович. И закусил бы, чем Бог послал. Водочка,
она кровь по жилушкам быстрее гонит, напряг с души снимает да мозги
просветляет. Глядишь, и стемешит голова твоя что умное. Только не запирайся
по-глупому, Христом Богом тебя прошу! Хлобыстни водочки, зачифири еще, и
поговорим, как Гога с Магогой.

- Спасибо за заботу, дядя Федор.

- Чем богаты.

Я действительно налил себе водки, выпил, свернул трубочкой сандвич,
предварительно положив сверху несколько кусков ветчины, сыра, салями, пару
ломтей огурчика и обильно сдобрив горчицей, зажевал энергично и с
удовольствием.

Похоже, я влетел, как выразился бы сам Козырь, "допрежь времен". Я,
конечно, могу рассказать ему грустную, но поучительную историю и про Диму
Круза, и про одинокие скитания странника Дронова по городам и весям Отчизны,
но мне это поможет слабо. В самом лучшем случае меня, выражаясь языком
военно-дипломатическим, интернируют. Сиречь замуруют в каком тихом зиндане,
чтобы под ногами у общества не путался. А в худшем - пропишут, как в песне
поется, "девять граммов в сердце". Чтоб не мельтешил, не маячил да не
отсвечивал. Скверно.

Козырь тем временем встал, прошелся по комнате, вынул из коробки на столе