разбирал, но знакомые модуляции пунического языка разожгли его ненависть.
Он слушал и чувствовал, как ненависть подступает к горлу. Он хотел
броситься на них, уничтожить их всех. Уничтожить каждый след, каждое
воспоминание об этох светлокожих людях вместе с их умениями, силой,
чуждыми богами и чудовищной жестокостью.
вспоминал тело своей женщины, изуродованное, скользящее, подскакивая, по
жесткой земле, вспоминал вопли рабов в бараках Хилии, запах рабов, звук и
прикосновение хлыста, страшный вес цепей, обжигающий жар подземелья,
голоса надсмотрщиков - тысячи воспоминаний, от которых горел его мозг. Он
массировал толстые мозоли от цепей на руках, смотрел на врагов, и в
глубине его души горела ненависть, угрожая затмить его разум, как
раскаленная докрасна лава действующего вулкана.
все следы их.
ненависти, с огромным усилием воли он справился с собой. Пот выступил на
его лице и теле в прохладном ночном воздухе, остро пахнущий пот ненависти.
укрепила, так чтобы она не цеплялась за нагрудник и не давала возможность
ухватиться врагу.
говорящей с ним, как со своим ребенком. Хай спокойно сидел на кушетке,
наслаждаясь проворными мягкими прикосновениями ее рук, тихими словами и
любящим тоном голоса; все это так не соответствовало жестокостям, которые
принест день. Когда Танит встала, чтобы принести его тяжелый нагрудник, он
испытал острое чувство утраты.
возилась с полами его плаща, и хотя она улыбалась, он слышал страх в ее
голосе.
освободиться, потом сдалась и, не обращая внимания на боль, прижалась к
нему.
увидела их, прижавшихся друг к другу, забывших обо всем. Айна смотрела на
них своими старческими глазами, потом рот ее раскрылся в беззубой улыбке,
она молча отступила и опустила занавес на место.
топор Хая, взяла его и отвязала мягкий кожаный чехол. Подошла к Хаю,
подняла лезвие и поцеловала его.
вниз по течению, на вражеский лагерь. Все были вооружены и стоя ели
утреннюю еду. Бурными возгласами они приветствовали Хая и Танит, и Танит
слушала, как они обсуждают события предстоящего дня. Она не понимала, как
можно с энтузиазмом ребятишек, собирающихся пошалить, рассуждать о
предстоящей смерти.
товарищества и поразилась изменению, происшедшему с Хаем. Ее нежный поэт,
ее уединенный ученый и стыдливый любовник был так же воспламенен, как все
остальные. Она видела все признаки возбуждения в его быстрых жестах,
лихорадочных пятнах на щеках, в высоком голосе и смехе, с какими он
встречал непристойности Бакмора.
полутьме. Над рекой стоял густой туман, и дым 10 000 костров закрывал
видимость. Хай начал беспокойно расхаживать. - Будь проклят этот туман! Не
вижу, растянули ли они свои веревки на реке.
хочу привлекать внимание к галерам. - Он подошел к тому месту, где была
приготовлена пища. Налил себе чашу горячего вина, приправленного медом, и
поднял ее. - Яркого лезвия вашим мечам.
приветствие Баалу и затем, стоя с обнаженной головой, привлек внимание
богов к тому обстоятельству, что собирается сегодня дать сражение. В
сильных, но почтительных выражениях он указал, что хотя под его
командлованием собраны отличные воины, но их мало, враги намного
превосходят по численности, и ему понадобится поддержка. Он надеется на
содействие богов. Он сделал знак солнца и резко поеврнулся к своему штабу.
Хай отвел в сторону Бакмора. - Ты выделил человека для присмотра за
жрицей?
этот человек подошел.
я...
точным.
его ждала небольшая лодка, чтобы отвезти на галеру.
туман рассеялся. Галера стояла на якорях, носом навстречу течению. Гребцы
сидели на своих скамьях, щиты и оружие у их ног, весла вынесены и готовы.
илистому сотрову, и теперь прокладывались веревки от острова к северному
берегу.
воде к острову. Виднелись только их головы, длинные линии черных точек над
бурлящей водой. Пятнадцать или двадцать тысяч рабов уже находились в воде,
и число их быстро увеличивалось, все новые и новые на южном берегу брались
за веревки и входили в воду.
уменьшится, и с ней легко спрвятся томящиеся в ожидании воины Бакмора. Хай
улыбнулся, представив себе, как сердится Бакмор из-за задержки. Придется
ему еще подождать, решил Хай, глядя, как первые рабы выходят их зеленой
воды и радостно ковыляют по острову, их мокрая черная кожа блестит на
солнце.
еще северная часть русла реки. Рабы начали заполнять остров, а сзади
веревки из коры прогибались под тяжестью массы людей, скоро остров весь
был покрыт обнаженной черной плотью. Ужасное зрелище, такая масса людей в
реке и еще большая плотная масса на южном берегу.
всматривался в людей, дожидавшихся своей очереди на берегу, и ему
показалось, что они держатся лучше и увереннее, чем те, что уже в воде.
Нужно, чтобы число их еще уменьшилось, прежде чем он рискнет небольшим
отрядом Бакмора.
двигаться от острова к северному берегу. Хай понял, что предстоит трудный
выбор. Если он еще затянет нападение, многие беглецы доберутся до густого
леса на северном берегу и там будут навсегда потеряны. Но если он ударит
раньше, Бакмору придется сражаться с намного превосходящим его
противником. Трудный выбор, и Хай задумался. Решение было принято, когда
он подумал о том дне в будущем, когда доложит царю: "Ни один не ушел,
величество". И почти услышал ответ: "Я не сомневался в этом, моя Птица
Солнца".
переднюю палубу. Золотое боевое знамя поднялось на мачте.
нападения появился и на второй галере.
прыгнула на крыльях весел. Весла опускались и поднимались, влажные,
золотые и серебряные в свете солнца. Под ногами Хая корабль устремился по
течению, так быстро, что Хай пошатнулся и восстановил равновесие. Галеры
плыли строем, их большие крылья бились, они постепенно расходились, так
чтобы каждая оказалась в одном из протоков.
был передан на корму.
Шум воды и скрип весел перекрывал крик ужаса от людей, увидевших над собой
несущие смерть громады кораблей.
белые зрачки на темном фоне. Проклял зашевелившуюся в нем жалость, потому
что это не люди. Это враги.
рабу прямо в лицо, раб высоко взмахнул руками, и его унесло течение.
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Контровский Владимир
Мурич Виктор
Рыбаков Вячеслав