угоняли в полон многих русичей, засчитывая их как часть дани.
Ведаю, настанет час, когда не дети наши, но внуки разобьют поганых и свободна
будет стоять Русь, - говорил Калита митрополиту Феогносту.
стали называть Калитой, и меткое это прозвище навсегда соединилось с его
именем. "Калита" было название большого кошеля, который князь всюду носил с
собой, щедро раздавая из него милостыню всем нищим и немощным.
земли русские. Скупает их у монастырей, у бояр, у всех, кто не может заплатить
дани татарской. Слыхали, скупил он недавно у обнищавших князей
северо-восточных Белоозерск, Кострому, Галич, Перемышль и Углич. Зяблые,
пустые были города, а нынче под рукой Москвы в цвет пошли.
множество крестьян, ремесленников и купцов, поселявшихся в его все
увеличивающихся землях. Кроме того к Калите из иных русских княжеств
переходили всякий год знатные бояре со своими дружинами, видя в нем князя
решительного и сильного. Это также способствовало тому, что вскоре Москва была
не только местом проживания митрополита, но и самым сильным княжеством,
которому никто не решался уже бросить вызов. Даже самовластный Новгород
согласился принять наместников Калиты, хотя нередко прогонял их, добиваясь
некоторых льгот.
Богородицы, заложил еще три церкви - Спаса на Бору, Михаила Архангела и Ивана
Лествичника под Колокола. Впоследствии прозовут ее Иваном Великим и станет она
символом Москвы.
княжения принято говорить о начале единодержавия.
захворал. Почувствовав приближение смерти, он призвал к себе сыновей своих
Симеона, Даниила, Иоанна и Андрея.
митрополит. Бояре расступились, пропуская княжичей.
бессильно вытянулись сверху медвежьей шкуры.
усилием. - Ныне же хочу наделить вас. Подойди, отче...
умирающего, взял со стола свиток:
сыну Симеону 26 городов и селений, в числе которых примыслы Юрия Даниловича -
Можайск и Коломна; второму сыну, Ивану - 23 города и селения, из них главные
Звенигород и Руза; третьему, Андрею, 21 город и селение, из них известнее
Серпухов; княгине же своей Улиане с меньшими детьми - 26 городов и селений.
сказав:
больше других одарил я Симеона. Дал я ему все крупные города и селения, дабы
не было средь вас розни и слушали бы вы его, как меня... Молю же вас, как
некогда молил пращур наш Ярослав, живите дружно и будьте все как един человек.
Тогда и врагов сокрушите, и Русь соберете, как я собирал ее многим своим
радением. Стольный же град Москву даю я вам, дети, в совместное владение, дабы
владея ей, не разлучались бы вы и миром решали все вопросы о Русской земле. Да
будет тому порукой Господь наш Вседержитель...
жизни вечной. Отче, вели облечь меня в схиму, дабы не князем великим покинул
бы я сей мир, но схимником...
- черную длинную мантию и куколь - черный островерхий наголовник с нашитым на
нем белым крестом...
великого Александра, правнук великого Ярослава, в чернецах и в схиме месяца
марта в 31 день. А в гроб положен апреля в 1 день в церкви святого архангела
Михаила, которую он создал в своей отчине на Москве".
люди, реальные живые люди в реальных жизненных ситуациях и глубинных своих
переживаниях. Ни один из беллетристических жанров, ни одно вообще
произведение, построенное на быстро перемежающейся игре ситуаций
(средневековая "комедия положений" и е„ современные производные), никакие
стилистические нагромождения, стремящиеся воздействовать на эстетическое в
ущерб стержневому - все это не может иметь такого значения, как изображение
человека.
словом "характеры" - больше, чем проекция жизни, это сама жизнь. В настоящей
литературе нет унифицированных персонажей, безликих бравурных трафареток,
служащих лишь винтами, удерживающими хлипкую сюжетную конструкцию. В той
литературе, которую мне хотелось бы видеть, сюжет как несущая часть смысловой
конструкции вообще будет отсутствовать, зато усилится его роль как формы
взаимодействия персонажей. Иными словами не образы будут служить сюжету, а
сюжет станет как бы побочным следствием взаимодействия и соприкосновения
характеров.
мысли о человеке.
прекрасный Божественный мир в одной из своих многочисленных, подчас
парадоксальных гранях. Каждый человек - зерно, способное к бесконечному росту
и совершенствованию вплоть до масштабов Вселенной. Кто думает иначе - не
ощущает в себе пока великих сил, или силы эти пока порабощены
обстоятельствами.
многих миллиардов населяющих землю людей нет и двух похожих. Единственное, что
сглаживает уникальность каждого отдельного человека, делает его неотличимо
серым и безликим - это грех и злоба, стирающие тот уникальный рисунок
личности, ту неповторимо-прекрасную капиллярную сетку характера, которые
существовали изначально. Порок стрижет всех, подвластных ему, под одну
гребенку, поселяя сходство там, где его не было прежде и превращая свободные и
прекрасные личности, души, наделенные свободой выбора, в своих рабов.
Неудивительно потому, что люди, пораженные одним пороком - особенно гордыней,
сладострастием, унынием, стяжательством, безволием (хотя этот последний и не
библейский) - столь похожи межу собой. Вся их изначальная самобытность,
уникальность стерта. Они неотличимы, как камни, прошедшие одну и ту же
огранку.
минуты просветления, минуты, когда тучи греха, закрывающие солнце, как бы на
время расходятся, раздвигаются, и человек вдруг прозревает себя самого,
прозревает опутывающую его липкую паутину и ему кажется даже на время, что он
способен ее порвать. Все многочисленные наши начинания "с понедельника", "с
первого числа" или даже "с этой самой секунды", все клятвы, все новые тетради
дневников и пухлых многообещающих еженедельников и есть такие попытки изменить
себя...
восстанавливается и вновь еще сильнее, глуше, опутывает освободившегося было
человека - слишком силен и упорен Паук, ее плетущий. Все новые и новые
попытки, новые периоды уныния - и иногда даже победа бывают наградой
сражающемуся.
что вижу сейчас! Как только такая мелочь, дрянь, блуд, водка, девки, нелепые
страхи, бытовая ежеминутная трусость, желание нравится могли иметь надо мной
такую власть? Это же мелочь, пустое место, плевок! Ну все теперь всего этого
не будет - я буду другим с этого же мига... Я уже другой!" - восклицает
человек, уверенный в возможности обновления.
показать человека во всей его монолитной противоречивости, спаянности
совокупно дурных и хороших черт - ведь в людях, во всех нас часто уживается не
только высокое и низкое, но даже, что чаще - высокое и жалкое, постыдное.
немощи делают некоторых из них дурными.
универсальному сознанию сочеловечности - быть фильтром, очищающим душу. Не
надо бояться наивности, обнажения, не боюсь его в данный момент я, наивность и
честность - это единственные попытки пробуждения сердца и уши и торжества их
над общим для всех разумом.
созидания или попытка формирования идеала и, напротив, ничего не удается с
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Прозоров Александр
Муркок Майкл