и всякими другими лучами. Он доверил ей тончайшие измерения и поручил
регулярно сообщать о здоровье экипажа и его друзей. Ведь в одной из камер
томится от скуки Тимошка, четвероногий друг Пояркова и Багрецова.
и, убедившись, что все в порядке, пошел навестить Тимошку. Согнувшись, как
говорил Борис Захарович, "в три погибели", Вадим двигался по узкому
звенящему коридору. Вот здесь ходил в одних носках замерзающий Бабкин, и
вполне понятно, насколько тогда он завидовал своему собачьему тезке,
которому было тепло, его сытно кормили и даже баловали сахаром. До сих пор
у Тимофея сохранилось неприязненное чувство к этому ни в чем не повинному
псу.
догадывается ли он, что я уже скоро побью его рекорд высоты?" - подумал
Вадим, пересекая по радиусу первый кольцеобразный коридор.
шнурках, как у маленьких детей, и включил электроподогревающую систему.
Через минуту он уже чувствовал себя как в теплой ванне. Варежки тоже были
на полупроводящей подкладке, она нагрелась, и приятное тепло ласково
окутывало замерзшие пальцы.
секторе ј 4, то есть биологическом, то сейчас они все были заполнены.
Сквозь толстые стекла иллюминаторов Багрецов видел всевозможные растения,
разноцветных и нумерованных мышей - так легче следить за ними по
телевидению, - видел кроликов и собак. Собаки еще не были привязаны в
станках, но, как только наступит состояние невесомости, сработает
автоматика и притянутые ремнями животные окажутся на своих местах. Это им
больше нравится, потому что в таком положении они получают сахар.
что там появится кусок сахара.
не сможет услышать.
проникают звуки. Видимо, кто-то сейчас заговорил с Тимошкой, он поднял
глаза к сетке, откуда слышался знакомый голос, и завилял хвостом.
кое-какие записи и пошел дальше.
обезьяны, одетые в специальные скафандры. Животным предстояло испытать и
резкую смену давления на больших высотах и другие не менее опасные
эксперименты, чтобы люди сумели определить пригодность новых скафандров в
условиях космического пространства. Может ли там существовать человек хотя
бы полчаса? Как-никак, но все же нельзя отрицать возможность аварии с тем
же "Унионом" или с другим космическим кораблем.
в потолке обезьяньей камеры. Сейчас он закрыт, но через некоторое время,
когда "Унион" поднимется выше, там, на Земле, Дерябин нажмет какую-нибудь
ничем не примечательную кнопочку и клапан откроется. С жалобным свистом
вылетит воздух, обезьяны окажутся в космической пустоте, где ничего нет -
ни тепла, ни влаги и, главное, нет того привычного давления, которым мы
недовольны, если оно хоть чуточку превышает норму и, судя по барометру,
предвещает ненастье. "Бури, грозы, дожди, как это все-таки хорошо! -
невольно подумал Вадим. - А там, наверху, можно даже позабыть, что
существует великолепное слово "погода".
прекрасных свойствах земной атмосферы и о том, как без нее плохо, вдруг
опуститься шлему скафандра. Нет, это не случайность. Сработала автоматика,
и прозрачный шлем, откинутый Вадимом назад за ненадобностью, плотно, со
щелчком сел на свое место. Хлоп - и ты заперт, точнее говоря, изолирован
от внешнего мира, - дыши воздухом из баллона.
метеор пробил обшивку диска? Нет, этой мысли не хотел допускать Багрецов.
ушах.
шлюзовую камеру, закрыл ее за собой и только тогда с замиранием сердца
распахнул дверь в кабину.
волнистые облака точно овечьей шкурой окутали Землю. Ничего интересного.
отсеках диска, и, заметив, что ни одна из них не опустилась ниже нормы,
равнодушно ответил:
изменения давления, а от понижения температуры. В коридорах сейчас до
пятидесяти градусов мороза.
выраженной тревоги, а скорее любопытство, ответил:
что-то весим... В буквальном, конечно, смысле, а не переносном.
возможно, это даже лучше, чем знать дотошно все ее достоинства и слабости.
Так, однажды, вылетев в командировку, он попал в очень сложные
метеорологические условия. Рядом сидел пассажир, все время нервничал, а
Вадим лишь подсмеивался над ним. Наконец самолет приземлился, и только
тогда сосед признался, что сам он летчик, а потому прекрасно понимал,
какие неприятности их могли ожидать.
беспокойства. Багрецов не сомневался, например, в электронике. Она
наблюдает за полетом, и если случится серьезная авария, то кабина будет
выброшена катапультой. Однако при всей этой уверенности в электронике
Багрецов почему-то больше всего надеялся на красную рукоятку, похожую на
ручной тормоз автомашины. Она торчала в полу рядом с креслом Пояркова.
Дернешь ее на себя - и кабина вылетит в пустоту.
он на стрелку высотомера или прибора, показывающего наружную температуру,
следит ли за работой передатчиков, - все равно красная ручка притягивает
его взгляд. Он сердился на себя. Ведь совершенно ясно, что катапульту
приспособили сюда на самый крайний случай, которого даже трудно ожидать.
Но что поделаешь? Человек есть человек, он существо земное, и глупо было
бы доказывать, что он прекрасно чувствует себя в пустоте.
существует, они условны. "Унион" сейчас уже приближается к ионосфере. Диск
раздулся до полного своего объема и поднимается еле-еле.
успели сделать все нужные измерения, а потом, используя более современную
тягу, чем легкий газ, ракетой взмыть в высоту.
передано очередное сообщение: "Все в порядке. Можно включать двигатели".
назад. - Внимание!
давят на тело воздушные подушки. Это было необходимо, чтобы при большом
ускорении кровь не оттекала в нижнюю часть тела. Все это он уже испытывал
на специальных каруселях и в других условиях. Но дело в том, что
постепенное нарастание скорости к моменту выхода "Униона" на свою орбиту
должно закончиться довольно чувствительным толчком, которого Вадим
чуть-чуть побаивался: этого он еще не испытывал.
слышал его только через наушники. Лежа в откинутом назад кресле, можно
было видеть потолок, где, так же как и на стенах, светились стрелки
приборов. Виднелась часть верхнего экрана с неземным фиолетовым небом.
Сквозь его унылую темноту прорывались лучи каких-то непонятных звезд. Они
колыхались, будто отраженные в колодце, и вдруг пропали...
даже сейчас Багрецов не ощутил ничего похожего на то, о чем когда-то читал
в фантастических романах. Да, конечно, простор. Может и дух захватить от
одного только сознания, что ты на пути к звездам.
посмотреть на Землю. Ее покрытое голубовато-зеленой дымкой полушарие
занимало почти весь нижний экран, и в то же время она казалась такой
маленькой и уютной, что у Вадима сжималось сердце, будто он прощается с
ней навсегда. Родной дом, родные поля, моря, океаны... Все это приобретает
здесь особый смысл, и, может быть, только сейчас ты оценишь по-настоящему,
какое изумительное наследство тебе досталось. Поярков заметил, что Вадим
приподнялся, и приказал ему вытянуться в кресле и застегнуть ремни.
Опасное ускорение при выходе на орбиту может застать его врасплох.
все-таки долго. На верхнем экране повисли немигающие звезды, им, наверное,
скучно в пустоте. Если смотреть на них с Земли, то они куда интереснее.
Мерцают, зовут, переливаясь огнями. Все это - мираж, движение в атмосфере.
А здесь, где нет ее, где звезды видишь без радостного мерцания, исчезает
всякая романтика и кажутся они тебе холодными и враждебными.
страшнейшая сила прижимает ноги Вадима к упругим подушкам. Кажется, что
вся кровь отхлынула от груди и бросилась вниз. На мгновение потемнело в
глазах, куда-то помчались звезды, закрутились в огненных колесах,