Чтение 89–й страницы книги ~Молот Люцифера~

него через то, что творится вокруг.

В небе вспыхивают молнии, обычные и двойные, блинк-блинк. Беспрерывно
грохотал гром. Гарри ощутил боль в мокрых насквозь ногах. Да еще какую!

Хватит!

Кое-как он вернулся к своему грузовичку и залез внутрь. Конечно,
автомобиль этот - не такая уж и защита, но, похоже, что здесь самое
безопасное место, чтобы переждать пронизанную молниями бурю... и, кроме
того, он таким образом не оставляет почту без охраны. Ведь это, в
сущности, должно заботить его в первую очередь. Лучше доставить почту
попозже, чем рисковать тем, что ее могут украсть.

Да уж, определенно лучше, решил Гарри и попытался устроиться
покомфортабельнее. Проходили часы, и не было ни малейшего признака того,
что буря стихает.

Спал Гарри плохо. В багажном отделении он устроил себе нечто вроде
гнезда, для этого пожертвовал рекламные листы различных магазинов и
экземпляр утренней газеты. Гарри часто просыпался, и каждый раз слышал
бесконечный стук барабанившего по металлу дождя. Через долгое время небо и
земля перестали казаться сплошной тьмой, пронизанной вспышками молний.
Теперь все стало тускло-серым. Молнии вспыхивали пореже. Гарри извиваясь
дотянулся до вчерашней картонки молока. Он как предчувствовал, и не выпил
молоко раньше. Но картонка молока - этого мало, Гарри остался голоден.
Кроме того, он не пил сегодня, как привык, кофе.

- В ближайшем же доме, - сказал себе Гарри и представил себе большую
кружку с дымящимся кофе. Видимо, не просто кофе, а с коньяком (хотя никто,
кроме Гиллкудди никогда раньше даже не собирался поить его кофе с
коньяком).

Дождь несколько утих. Утих чуть и вой ветра.

- А, может, я просто начал глохнуть, - сказал вслух Гарри. - НАЧАЛ
ГЛОХНУТЬ! Ладно, а может и не начал. - Беспечный от природы, Гарри быстро
находил светлую сторону, просвет в самой мрачной ситуации. - И то хорошо,
что на сегодня День Хлама отменяется, - сказал он себе.

Он выпростал ноги из кожаной почтовой сумки (всю долгую ночь
благодаря этой хитрости ноги остались почти сухими). Одел ботинки.
Посмотрел на груду почтовых отправлений. Чтобы что-либо рассмотреть света
было мало.

- Лишь самое важное, - сказал себе Гарри. - Книги можно оставить. -
Сомнения вызывали, пожалуй, лишь "Известия конгресса", адресованные
сенатору Джеллисону, а также журналы. Гарри решил взять их со собой. Он
набил свою сумку всяческой почтой, оставил лишь самые объемистые пакеты.
Встав, с усилием открыл дверь машины - словно открыл люк, и протолкнул
почтовую сумку. Дверь находилась сейчас не сбоку, а вверху. Затем Гарри
вскарабкался вслед за сумкой сам. Дождь все еще лил, и Гарри прикрыл
сверху сумку куском пластиковой пленки.

Грузовичок тяжело покачнулся.

Грязь взметнулась вдоль обращенного вверх борта грузовичка и
остановилась вровень с колесами. Гарри перекинул сумку через плечо и пошел
вверх по склону. Тут же почувствовал как земля дрогнула под подошвами и
сменил шаг на бег.

За его спиной под тяжестью грузовичка и сползающей массы грязи
согнулись деревья. Корни вывернулись из земли, и грузовичок покатился,
набирая скорость.

Гарри покачал головой. Вероятно, это его последняя развозка почты.
Волку потеря машины придется не по нраву. Он начал взбираться по склону.
Идти было трудно. Он шел и оглядывался. Ему нужен хоть какой-нибудь посох.
Он увидел торчащее из грязи молодое деревце - гибкий ствол длиной футов в
пять. Деревце было с корнями вырвано оползнем.

Когда Гарри выбрался на дорогу, идти было легче. Теперь он спускался
вниз по склону. Путь предстоял кружной и неблизкий: к дому Адамсов.
Тяжелая грязь отваливалась с ботинок, ногам полегчало. Дождь лил
по-прежнему. Гарри все глядел вверх на склон: он боялся новых оползней.

- У меня в прическе фунтов пять воды, - проворчал он. - Зато не
холодно. - Сумка была тяжелой. Будь у нее добавочный ремень, тот, что
крепится к поясу, нести ее было б легче.

И вдруг Гарри запел:

От нечего делать пошел я гулять.

Пошел погулять на лужок

Мечтая о долларе, так его мать

Чтобы отдать должок.

В моих волосах застряла зола

А глотка суха как наждак

Я начал молиться, и в небо текла

Молитва, ну мать ее так...

Он одолел наконец скользкий склон и увидел рухнувшую вышку
электропередач. Провода высокого напряжения лежали поперек дороги.
Стальная башня была повержена молнией. Возможно, молнии били в нее
несколько раз, верхушка вышки была перекручена.

Сколько времени прошло после падения вышки? И почему работники
"Эдисона" еще не устранили аварию? Гарри пожал плечами. Потом он увидел,
что столбы телефонной связи тоже повалены. Значит, когда Гарри доберется
до чьего-нибудь дома, никуда позвонить он не сможет.

Возле пруда расположен был луг,

Мать его так пополам,

И тут я увидел сокола вдруг,

Шедшего по волнам.

- Ужасное чудо! - я громко вскричал.

Как ты в воде не намок?!

Хоть сокол мне, мать его, не отвечал,

Я спел ему пару строк -

Из древнего псалма (Его я учил

В те дни, когда был щенком.)

А сокол, ах мать его, в небо взмыл

И обдал меня говном.

И я на колени тогда упал,

В небеса не смея смотреть.

И тихо, мать его так, прошептал:

"Свою я приветствую смерть".

Смерть это то, что и надобно мне,

Сто раз заслужил ее я".

А сокол, ну мать его, вспыхнул в огне

И снова обгадил меня.

А вот и ворота фермы Миллеров. Никого не было видно. И не видно
никаких свежих следов от шин на подъездной аллее. Гарри подумал, а не
уехали ли куда-нибудь обитатели фермы прошлой ночью? Сегодня они наверняка
никуда не уезжали. Утопая в глубокой грязи, Гарри пошел по длинной
подъездной дороге к дому. По телефону от Миллеров не позвонить, но, может
быть, они угостят его чашкой кофе. Может быть, даже отвезут его в город.

Горящая птица в небе плыла

Как солнце. Как блик на волне.

Мать ее трижды. Вот это дела...

И хотелось зажмуриться мне.

Крепко зажмуриться, так вашу мать,

Только ведь я опоздал:

Много ли проку глаза закрывать,

Коль он всю башку обосрал?

К священнику, мать его, кинулся я,

Пожаловаться на это.

Священник стрельнул, подлец у меня

Последнюю сигарету.

О чуде священнику я рассказал, -

(Священник лежал среди роз.)

Дерьмо в своих волосах показал -

И ублюдок зажал свой нос.

Пришлось к епископу мне бежать

Поведать, что было со мной.

Сказал епископ, мать его так:

"Ступай-ка, дружок, домой.

А дома сразу в постель ложись,

Мать твою так и так,

Проспись, мать твои, протрезвись,

И голову вымой, дурак!"

Никто не отозвался, когда Гарри постучал в дверь дома Миллеров. Дверь
была чуть приоткрыта. Гарри громко позвал, и по-прежнему ему никто не
ответил. Он уловил запах кофе.

Он в нерешительности постоял мгновение, затем вытащил из сумки пару
писем и экземпляр "Эллери Квинс Мистери мэгэзин" и держа их словно
верительные грамоты, открыв дверь вошел в дом. Он пел - еще громче, чем
раньше:

Проспавшись, помчался к приятелю я,

Ах мать его три-четыре!

(Он был преклонных годов свинья

По имени Джон О'Лири).

Плача в свинарник к нему я влетел

И прильнул к его пятачку.