кумушек - длинные языки. Злобин еще осматривал место происшествия, а жене
Когана уже сообщили новость.
Пришлось "скорую" вызвать. Увезли Зинаиду Львовну в кардиологию. - Вера
промокнула глаза уголком фартука. - Боюсь, уйдет она, - тише добавила она.
каждый день находитесь, а так уважительно... у нас пацаны еще толком бриться не
умеют, а послушаешь: "трупешник", "замочили", "бытовуха с мок-рухой". Почему
так?
боялась словом ранить человека. - Врачи белый халат носят, чтобы грязь не
прилипала. А вы - в серой форме, чтобы она не так была заметна. Может, в этом
все дело?
она прячет глаза, чтобы он не видел слез.
Нельзя ее сейчас одну оставлять.
сдержался. Понял, что окриком постарается скрыть свое бессилие.
какие рациональные схемы смерть Черномора. И не мог убедить себя, что это не
безнадежный глухарь, что есть шансы найти того, кто холодно и профессионально
одним ударом пальцев пробил аорту Черномору. Из головы Злобина никак не выходил
странный визит профессора Мещерякова. Появился, как черт из табакерки, еще
больше все запутав своей научной чертовщиной. Или, наоборот, обнажив подоплеку
событий последних суток до предельной ясности?
зачищая следы. Что из этого следует? А следует тот же глухарь, только вид
сбоку. Эту версию мне раскрутить не дадут, хоть тресни".
дегенерат Колян, синий от татуировок и сизый от бормотухи, было бы невыносимо
горько, но - объяснимо. А когда убивают вот так - по плану, выработанному в
умных головах людей, не страдающих от голода и холода, из каких-то заумных
расчетов, в которых человеческая жизнь ничего не значит, такие дела Злобин
ненавидел. Потому что знал: добраться до лощеных, умных и самовлюбленных
нелюдей, которые отдают приказы, ему никогда не позволят.
заплакать. Слезы уже стояли в ее темных глазах.
единственный плюс - дотянуться до мойки или холодильника можно было не вставая.
яблочного пирога.
настойчивости. - Мужчина при стрессе должен есть, пусть даже через силу.
она. - Как врач говорю: лучше есть. Во-первых, ничто так не успокаивает, как
полный желудок. А во-вторых, будут силы преодолеть стресс.
при стрессе только усугубляет страдания, а мужчина должен преодолевать
трудности, а не страдать от них. Ты согласен?
Злобина ею никто не пользовался.
постепенно окрашивающей воду в коричневый цвет, и вспоминал фокус, показанный
ему Мещеряковым.
же пожалел.
что вопрос как-то связан с работой мужа.
чашку. - Завотделением однажды привел старичка. На профессора из старых фильмов
похожего. Благообразный такой, с седой бородкой. Глаза лучистые и добрые. Я как
раз женщину к выписке готовила. Неоперабельный рак в тридцать лет. Уже румянец
во всю щеку.. -Она тяжело вздохнула. -Месяца два оставалось, дальше - агония.
Старичок присел на край ее постели, взял за руку. Спросил, что ее так гнетет. А
женщина уже смирилась с диагнозом, только боялась, что дочка-второклассница без
матери останется. Об одном мечтала: чтобы дочка школу окончила и в институт
поступила. А старичок заглянул ей в глаза и улыбнулся. Сказал, что рано
помирать, если такое дело ее на земле держит. Лба ее коснулся и сказал:
"Поступит дочка, тогда и уйдешь". Вера замолчала, отвернувшись к окну.
медсестрой работает. Учится на вечернем отделении мединститута.
силах помочь. Только надо биться до самого конца, пока не падешь духом от
бессилия. Только тогда произойдет то, что написано: "Блаженны падшие духом, ибо
утешатся". Чудо - это не везение, а утешение. Просто оно приходит, когда ты его
уже не ждешь, поэтому и воспринимается как чудо.
привыкли доверять, а не святым. Как наш завотделением с ним познакомился, не
знаю. Но старичок тот святым был. Самым настоящим.
каждый раз другие. Сейчас из кружки поднимался мятный запах с примесью какой-то
душистой горечи.
друга ушатами служебную грязь лить. А оказалось, можно по-людски поговорить о
работе так, что на сердце легче становится".
благодарностью и мягко улыбнулась.
поморщился, словно в кожу впились тысячи стеклянных иголок.
прокурором сразу же после обеда посчитал вредным для здоровья. Ничего хорошего
услышать не рассчитывал. Самой худшей из новостей могло быть распоряжение
передать дело Гусева в областную прокуратуру.
взмолился он.
предупредила она, протянув трубку.
особой интеллигентностью никто не страдал.
прошлого, заставляют время остановиться, и оно, словно срикошетив от невидимого
препятствия, летит назад, в тот день, что прячешь в самом дальнем уголке
памяти.
отвар в кружке пахнет талым снегом...
Озноб, лихорадка и полный упадок сил. И тоска такая, что хоть вешайся. А в
голове та же хмарь, что гнилой ватой забила небо.
обстоятельства. "А как тут не пить!" - с апломбом заявляет тот, у кого еще
хватает ума оправдывать себя. На следующем этапе они уже просто пьют. Молча и
по-свински.
было невозможно.
задачу вогнать в рамки закона кровавый бардак у Белого дома и расстрел в
Останкине. У историков это получается легче. Сказали победители, что штурм
Зимнего дворца и арест законного правительства есть не государственное
преступление, а благородный поступок лучших людей России, радеющих за счастье
народное, - щелкнули пятками и написали. А у прокурорских мозга иначе устроены:
им подавай состав преступления и доказательства вины. Как ни крути, а даже
обывателю, далекому от юриспруденции, в этом деле было ясно - виноваты обе
стороны. Только президент победил, а парламент проиграл. И теперь победитель
приказал оформить сей позорный факт по закону. Наверно, перед потомками стало