шагающие, старающиеся держаться сторонкой жители.
и оба присели на корточки, зажимая ладонями рты, чтобы не расхохотаться:
несмотря на все старания Акилины Яковлевны, отмыть их не удалось, только
грязь развели. Жирные полосы копоти, пятна грязи испещряли лица обоих
разведчиков.
Гриценко.
пятнистая, точная копия!.. Ну, и цыц! Хватит! - прикрикнул он неожиданно. -
Ты все-таки имей себе представление, что я командир группы.
двинулись на окраину поселка.
поселок показался мальчикам еще более мрачным и безлюдным. На улице,
которая вела к каменоломням, на месте, где недавно стояли дома, теперь
зияли пустыри и сквозь талый снег чернели закоптелые развалины, головни,
раздробленные взрывом камни.
пусто и мертво.
ойкнул.
Володю за угол уцелевшего домика. - Гляди, ведут...
автоматами наизготовку посередине улицы. Между ними, спотыкаясь, ежась от
холода, шли мертвеннобледные люди. Глаза их, как у слепых, вперились
куда-то вдаль остановившимся, невидящим взором. Простоволосая женщина, в
сбившейся на плече рваной шали, шла позади других.
узнав, сам обмер. То была тетя Нюша, мать Вани Гриценко.
Забрали...
матери.
рукав, и скрипнул зубами. - Ты не высовывайся, Володя, а то мама узнает,
крикнет, тогда мы всех подведем. Может быть, ее за отца да за меня и
забрали, что мы в партизаны ушли. Донес кто-нибудь, есть такие скоты... У,
попадись мне, зараза!
землей. Эх, был бы у меня сейчас мой обрез, я бы им...
какое-то оцепенение нашло на них.
Ланкин... Но что это? Неужели они ошиблись улицей? Нет, вот шоссе, а тут
водокачка, а сейчас же за ней должен быть дом Ланкина... Лишь обугленные,
полузанесенные обтаявшим снегом обломки ракушечных плит да труба, тощая и
голая, как шея общипанной птицы, были там, где стоял прежде дом Ланкина.
чтобы получить сведения, которые так нужны партизанам, и сообщить тем, кто
на поверхности, о положении подземного отряда?
вышли на дорогу, ведущую к Камыш-Буруну, за которым, резко отчеркнутое
белым, заснеженным краем берега, синело море. Там, далеко в дымке, чуть
виднелся, а больше угадывался противоположный берег Керченского пролива -
Тамань, желанная, своя... А вокруг мальчиков, растерянно бредущих по
дороге, все сейчас было не своим, все было насильно отнятым чужими и
отвратительными пришельцами. Какое-то страшное заклятье легло на землю,
дома, людей...
каменоломнях "Глаза и Уши". Они издали видели, как немцы опять подтягивают,
подвозят орудия к району каменоломен, как опутывают всю округу колючей
проволокой, как роют, бетонируют доты. Немцы, видно, по-прежнему считали,
что в старокарантинских каменоломнях скрывается целая армия партизан.
смотри, у них, верно, штаб...
красивый двухэтажный дом, во дворе которого скопилось множество немецких
машин. - Вон я за тем окошком сидел в прошлом году.
бывало, иногда, если урока не поспел выучить, в школу неохота ходить было?
Отлынивали...
парте, не шелохнулся, только бы слушать, что в классе объясняют. Любому
"посредственно" бы обрадовался. Сколько бы ни задавали, спасибо бы еще
сказал.
пустыре за школой, прямо перед ними, на столбах с перекладиной, где раньше
были трапеции и кольца для гимнастики, висели два трупа. Мальчики со
страхом переглянулись и подошли поближе. Медленно подняли они голову
кверху, всмотрелись в повешенных...
повернул их, и разведчики увидели, что на груди у висевших привязаны доски
с коряво и жирно выведенными надписями. "Партизан" - было написано на
доске, на которую свесилась седая голова Пантелея Москаленко. "Так будет со
всеми, кто помогает партизанам", - прочли мальчики на впалой груди у
Ланкина. И маленьким разведчикам показалось, что и море вдали, и небо над
ними, и весь воздух вокруг потемнели. И эта чернота была во сто крат
страшнее и злее подземной тьмы, в которой они жили уже второй месяц.
цыпочках, мальчики отошли от этого страшного места.
Москаленко, нет Ланкина. Через кого теперь держать партизанам связь с
подпольным центром Крыма?
высмотреть, подметить, сосчитать, услышать и запомнить за этот тяжелый
день. Рано, по-зимнему, и быстро, как всегда на юге, темнело. В пять часов
дня, как гласил приказ, расклеенный на всех заборах, прекращалось хождение
по поселку. Приказ грозил расстрелом без предупреждения каждому, кто
появится после пяти часов на улице. Надо было возвращаться. Все, что можно
было заметить, услышать, запомнить, мальчики вызнали. Но когда, возвращаясь
из Камыш-Буруна, они увидели близ шоссе за голыми, облетевшими деревьями
красную крышу домика Гриценко, Володя остановился и просительно взглянул на
Ваню.
сейчас где-нибудь, чтобы тебя люди не заприметили. Ведь тебя здесь каждый
помнит... А я смотаюсь к вашей хате. Очень мне, Ваня, охота узнать: маму не
забрали? Как она там... Я только гляну минутку и сейчас же обратно. И
голоса не подам. Даю слово, Ваня!
плечи:
подполз Володя к беленькому домику Гриценко. Здесь все было таким
знакомым... Вот большая кадка, возле которой когда-то он поссорился с Ваней
из-за ртутной капли от разбитого градусника. Вот сарайчик, где хранили они
свои рыболовные принадлежности. Сейчас к его двери был прислонен немецкий
мотоцикл. Должно быть, в доме стояли немцы. Надо было соблюдать
осторожность. Володя тихонько приподнял голову над кадкой, за которой он
спрятался, вгляделся в окно домика и сразу увидел мать.
и что-то шила. Володя, вцепившись ознобленными пальцами в край кадки, не
мигая смотрел через двор на мать. Остывавший закат освещал ее лицо. Но как
страшно изменилась и похудела она за этот месяц! Совсем старушка стала...
Володя заметил, как тряслась ее рука, когда она, должно быть, пробовала
продеть нитку в ушко иглы. Ей это так в не удалось. Володя увидел, как из
глубины комнаты кто-то подошел к матери и взял у нее из рук шитье. Он узнал
сестру Валю. Эх, Валька, Валентина, счастливица Валендра! Ничего ты не
понимаешь! Стоишь ты рядом с матерью и даже не догадываешься, как это
хорошо, когда около тебя совсем рядом мать: заскучал и прижался к ней. Что
же ты стоишь, дурная? Обними ее скорей, да бережно... Слабая она...
может быть, в последний раз кинуться к матери, припасть к ней, схватить ее
за плечи обеими руками, глядя не отрываясь в склоненное лицо ее, закричать:
"Мама, гляди, это я! Ты не волнуйся, мама! Ты, наверное, беспокоишься,
думаешь, что меня уже нет в живых, что нас там немцы в каменоломнях газами
отравили, камнями завалили? Нет, гляди, мы, назло им, живые! Вот я, мама,
послан на разведку нашим командиром. Ты не бойся, мама. Все будет хорошо,
ты только не волнуйся. Ты только пойми: я выполняю партийное задание. Эх,
если б узнал папа, он сразу бы понял! Он моряк и коммунист. Он бы тебе все
как надо объяснил..."
бы не должен был прятаться в двух шагах от нее, как того требовали долг и
осторожность разведчика. А сейчас он стоял на коленях за промерзшей кадкой,
и только губы у него беззвучно шевелились: "Ой, мама, ой, мама, ты мама...