чем должно быть настоящее расставание на всю жизнь, навеки. Он
едва пересилил себя и продолжал путь.
темнотой. В нем запахло лиственною сыростью распаренного
веника, как при входе в предбанник. В воздухе, словно поплавки
на воде, недвижно распластались висячие рои комаров, тонко
нывшие в унисон, все на одной ноте. Юрий Андреевич без числа
хлопал их на лбу и шее, и звучным шлепкам ладони по потному
телу удивительно отвечали остальные звуки верховой езды: скрип
седельных ремней, тяжеловесные удары копыт наотлет, вразмашку,
по чмокающей грязи, и сухие лопающиеся залпы, испускаемые
конскими кишками. Вдруг вдали, где застрял закат, защелкал
соловей.
как перед Пасхой: "Душе моя, душе моя! Восстани, что спиши!"
торопиться? Он не отступит от слова, которое он дал себе
самому. Разоблачение будет сделано. Однако, где сказано, что
оно должно произойти сегодня? Еще Тоне ничего не объявлено.
Еще не поздно отложить объяснение до следующего раза. Тем
временем он еще раз съездит в город. Разговор с Ларой будет
доведен до конца, с глубиной и задушевностью, искупающей все
страдания. О как хорошо! Как чудно! Как удивительно, что это
раньше не пришло ему в голову!
обезумел от радости. Сердце часто забилось у него. Он всЈ
снова пережил в предвосхищении.
к ней. Сейчас, в Новосвалочном, пустыри и деревянная часть
города кончится, начнется каменная. Домишки пригорода
мелькают, проносятся мимо, как страницы быстро перелистываемой
книги, не так, как когда их переворачиваешь указательным
пальцем, а как когда мякишем большого по их обрезу с треском
прогоняешь их все. Дух захватывает! Вот там живет она, в том
конце. Под белым просветом к вечеру прояснившегося дождливого
неба. Как он любит эти знакомые домики по пути к ней! Так и
подхватил бы их с земли на руки и расцеловал! Эти, поперек
крыш нахлобученные одноглазые мезонины! Ягодки отраженных в
лужах огоньков и лампад! Под той белой полосой дождливого
уличного неба. Там он опять получит в дар из рук творца эту
Богом созданную белую прелесть. Дверь отворит в темное
закутанная фугура. И обещание ее близости, сдержанной,
холодной, как светлая ночь севера, ничьей, никому не
принадлежащей, подкатит навстречу, как первая волна моря, к
которому подбегаешь в темноте по песку берега.
обнял коня за шею, зарыл лицо в его гриве. Приняв эту нежность
за обращение ко всей его силе, конь пошел вскачь.
заметными прикосновениями коня к земле, которая все время
отрывалась от его копыт и отлетала назад, Юрий Андреевич,
кроме ударов сердца, бушевавшего от радости, слышал еще
какие-то крики, которые, как он думал, мерещились ему.
схватившись за поводья, и натянул их. Конь с разбега сделал
раскорякой несколько скачков вбок, попятился и стал садиться
на круп, собираясь стать на дыбы.
горела вывеска "Моро и Ветчинкин. Сеялки, Молотилки". Поперек
дороги, преграждая ее, стояли три вооруженных всадника.
Реалист в форменной фуражке и поддевке, перекрещенной
пулеметными лентами, кавалерист в офицерской шинели и кубанке
и странный, как маскарадный ряженый, толстяк в стеганых
штанах, ватнике и низко надвинутой поповской шляпе с широкими
полями.
старший между троими, кавалерист в кубанке. -- В случае
повиновения гарантируем вам полную невредимость. В противном
случае, не прогневайтесь, пристрелим. У нас убит фельдшер в
отряде. Принудительно вас мобилизуем, как медицинского
работника. Слезьте с лошади и передайте поводья младшему
товарищу. Напоминаю. При. малейшей мысли о побеге церемониться
не будем.
* Часть десятая. НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ *
1
станица Омельчино, Пажинск, Тысяцкое, починок Яглинское,
Звонарская слобода, станок Вольное, Гуртовщики, Кежемская
заимка, станица Казеево, слобода Кутейный посад, село Малый
Ермолай.
Сибири, старинный почтовый тракт. Он, как хлеб, разрезал
города пополам ножом главной улицы, а села пролетал не
оборачиваясь, раскидав далеко позади шпалерами выстроившиеся
избы, или выгнув их дугой или крюком внезапного поворота.
Ходатское, проносились по тракту почтовые тройки. Тянулись в
одну сторону обозы с чаями, хлебом и железом фабричной
выделки, а в другую прогоняли под конвоем по этапу пешие
партии арестантов. Шагали в ногу, все разом позвякивая железом
накандальников, пропащие, отчаянные головушки, страшные, как
молнии небесные. И леса шумели кругом, темные, непроходимые.
городом, селенье с селеньем. В Ходатском, на его пересечении с
железною дорогой были паровозоремонтные мастерские,
механические заведения, подсобные железной дороге, мыкала горе
голытьба, скученная в казармах, болела, мерла. Отбывшие
каторгу политические ссыльные с техническими познаниями
выходили сюда в мастера, оставались тут на поселении.
свергнуты. Некоторое время держалась власть Сибирского
временного правительства, а теперь сменена была по всему краю
властью верховного правителя Колчака.
2
открывавшихся далей все расширялся. Казалось, конца не будет
подъему и росту кругозора. И когда лошади и люди уставали и
останавливались, чтобы перевести дыхание, подъем кончался.
Впереди под дорожный мост бросалась быстрая река Кежма.
стена Воздвиженского монастыря. Дорога низом огибала
монастырский косогор и в несколько поворотов между задними
дворами окраины пробиралась внутрь города.
главной площади, куда растворялись железные, крашенные в
зеленую краску монастырские ворота. Вратную икону на арке
входа полувенком обрамляла надпись золотом: "Радуйся
живоносный кресте, благочестия непобедимая победа".
на дорогах чернел, обличая начавшееся таяние, а на крышах был
еще бел и нависал плотными высокими шапками.
колокольню, дома внизу казались сдвинутыми в кучу маленькими
ларцами и ковчежцами. К домам подходили величиной в точечку
маленькие черные человечки. Некоторых с колокольни узнавали по
движениям. Подходившие читали расклеенный по стенам указ
Верховного правителя о призыве в армию трех очередных
возрастов.
3
для такого времени. Моросил бисерный дождь, такой воздушный,
что казалось, он не достигал земли, и дымкой водяной пыли
расплывался в воздухе. Но это была видимость. Его теплых,
ручьями растекавшихся вод было достаточно, чтобы смыть дочиста
снег с земли, которая теперь вся чернела, лоснясь, как от
пота.
перекидывали из садов ветки через заборы на улицу. С них,
недружно перестукиваясь, падали капли на деревянные тротуары.
Барабанный разнобой их раздавался по всему городу.
Русанов Владислав
Влодавец Леонид
Курылев Олег
Смит Кордвейнер
Ибсен Генрик