Не как-нибудь забрал - на дрессировку!
По рисункам самой королевы Марии-Антуанетты был сооружен наряд,
какого хватило бы и на четырех фрейлин. Из-под иглы модистки Бертень наш
кавалер вышел изящной щеголихой.
По приказу свыше де Еона поселили в семействе опытного царедворца
Женэ, в одном из предместий Версаля - в Малом Монтреле. Дочь этого Женэ (а
именно - известная госпожа Кампан) оставила позже "Мемуары", в которых
много рассказала о жизни де Еона. Много и напутала она, конечно, в своих
мемуарах.
Обед ему носили с кухни короля. Де Еон очень много читал. В карты не
играл. Но зато вышивал ковер. Самыми противными днями считал те дни, когда
нужно было наряжаться, чтобы следовать в часовни Трианона - заодно с
придворными шелестящими дамами.
- Колени, колени... - зловеще шептали статс-дамы. - Когда вы
научитесь делать реверанс, не выкидывая колен?
- Ах, какая милая деревенская непосредственность! - потешалась над де
Еоном королева Мария-Антуанетта.
Впрочем, после молебна его приглашали к столу, и королева, зная о
слабости кавалерши, сама подвигала к нему бутылки. Глазами, мутными от
вина, смотрел де Еон на придворных, и это были взгляды, не предвещавшие
ничего доброго.
Когда же вокруг него заговорили, что "пора найти утешение в брачной
жизни", кавалер де Еон вдруг исчез из версальских предместий. Ковер так и
остался незаконченным, и Женэ испугался:
- О, скотина! Захламила нам все комнаты, настругала каких-то веревок,
всюду рвань, грязь... Где же она, неблагодарная?
Следы кавалера отыскались на улице Конти, но, прожив тут с неделю, он
перебрался в дом Маржу на улице Ноайль.
Шахматы.., книги.., вино.., и - шпаги!
- А на вас на всех я плюю! - так и сказал де Еон. Париж прозвал это
чудо - кавалером-амфибией.
***
Толпы любопытных парижан неотлучно следовали за ним по пятам. Все
хотели видеть ту, в которую был влюблен Бомарше. Но зеваки соблюдали
дистанцию, ибо знали по опыту, что на выходе из Кафе де Фуа "амфибия" -
под влиянием выпитого вина и острых закусок - приобретала драгунскую
драчливость.
- Женевьева! - кричали на улицах. - Опять ты вышла из дому без муфты.
Обернись в мужчину обратно... Что тебе стоит?
Один современник оставил нам описание "кавалера-амфибии". По его
словам, де Еон был слишком шумливой гостьей, но "обладала красивым бюстом,
приятным голосом, чарующей белизной лица и вызывающей жестикуляцией".
Очевидно, так оно и было! Не дай бог, если де Еон забывал побриться...
Парижская газета сообщала тогда своим читателям, что скверно выбритый
кавалер "выглядел более чем когда-либо мужчиной именно теперь, когда он
стал женщиной".
Одна из дам как-то спросила его в обществе:
- Если не ошибаюсь, когда вы были мужчиной, то говорят, у вас была
красивая и стройная нога?
- Дьявол вас побери, - отвечал де Еон, задирая юбки. - Вот же она,
если это вас так сильно интересует...
Появление в Париже Вольтера, приехавшего из Фернея в дормезе с
дымящей печкой, заставило французов на время забыть о "кавалере-амфибии".
Вольтер стоял на закате дней и уже "не совался (как он сам говорил) в дела
королей, а больше ходатайствовал за народы".
Сорок важных франкмасонов пешком (кареты ехали следом) отправились на
поклон к философу. Впереди процессии шагал глава всей французской магии -
граф Александр Строганов, знакомец де Еона по Петербургу. Ложа "Девяти
сестер" посвятила Вольтера в звание "профана" (низшее звание в масонстве),
а вдова Гельвеция повязала чресла фернейского мудреца сказочным законом
своего покойного мужа.
Среди пышных празднеств в его честь Вольтер не забыл и
"кавалера-амфибии", признавшись однажды друзьям:
- Я решительно не могу понять всей этой истории с де Еоном! Не
понимаю ни его самого, ни Людовика XV, ни Людовика XVI, ни тогдашнего
министерства, ни теперешнего...
В феврале 1778 года известная Дюдефан справилась через секретаря,
сможет ли принять ее Вольтер, на что ей ответили, что уже триста человек
ожидают случая увидеть мудреца. Но для "кавалера-амфибии" очереди не
существовало, - настолько велико было любопытство Вольтера... Вольтер
после свидания с де Еоном сказал графу Аржанталю:
- А это славная загадка для истории.., не правда ли? Что, если наша
академия докажет совершенную подлинность его женского пола и де Еон станет
Орлеанской девой, спасшейся от костра?
Но шевалье было не суждено стать Орлеанской девой, спасать отечество
и всходить на пламя легендарного костра. Он написал серию памфлетов,
которые громыхнули над Парижем, словно петардная батарея. Этим он смутил
прежде всего Версаль: выходит, королева напрасно тратилась, сама рисовала,
кроила и мерила - из-под юбок де Еона все равно торчат сапоги лихого
драгуна...
Скоро Франция опять начала войну с Англией, вступая в борьбу Канады
за независимость. Де Еон только и ждал сигнала военной трубы: теперь его
пышные юбки взметали пыль в темных галереях военного министерства. Но
старый маршал Виктор Брольи не был уверен в успехе:
- Я знаю вас, мадемуазель, еще по старым кампаниям за храброго
офицера. Но как посмотрит на это министр? Военный министр посмотрел на де
Еона и увидел... женщину.
И тогда кавалер сорвал с себя ненавистные юбки. Натянул мундир,
прицепил шпагу, кинул треуголку под локоть и, напудрив парик, отправился в
Кафе де Фуа, чтобы основательно напиться. Вызывающе и броско пестрел бант
ордена, качалась в ухе его сережка. Это было уже явное нарушение приказа
короля.
К нему подошел русский доброжелатель - Хотинский, секретарь
посольства в Париже:
- Зачем вы это сделали, сударь? Вы ведь знаете, что, отказавшись от
женского платья, вы лишаете себя пенсии.
- Не тревожьтесь, дружище, - ответил де Еон. - Мои фижмы уже заложены
в ломбарде на "Горе благочестия", и нищета отодвинута ровно на тот срок, с
которого его величество король снова поставит меня на свою казенную
конюшню...
Он не ошибся: в одну из мартовских суббот 1779 года за ним пришли
стражи Версаля, и "кавалер-амфибия" был заключен в кольцо штыков. Тюремный
мальпост поджидал его возле подъезда. Он вспомнил Россию, где говорили
мудро: от сумы и от тюрьмы не отказывайся, - и смело шагнул в глубину
зарешеченного мальпоста. Ширмы на окнах задернули, свистнул бич, и лошади
поскакали...
Дижонский замок - тюрьма короля! Возмутитель спокойствия заперт на
сто замков.
Без суда, даже без объяснения причин ареста де Еон был затиснут среди
заплесневелых камней Дижона, и он стал трясти решетки своей камеры.
- Я был дипломатом, - разносилось по тюрьме, - и представлял лицо
всей Франции за границей. Я был воином - и владел оружием, доверенным мне
Францией... Никто не может упрекнуть меня, что я плохо служил отечеству. А
теперь.., что вы делаете со мною?..
А после Дижонского замка потянулись монастыри. Молитвы, свечи,
бдения, шепоты, кляузы, тоска. Он, как бешеный, устраивал скандал за
скандалом, вызывал дебош за дебошем - только бы не жить этой постылой
жизнью!
Ворота одной обители раскроются, а другие его примут. Кончилось все
это тем, что ни один монастырь Франции не желал иметь де Еона в своих
стенах...
Опять летят через забор тряпки, бутылки и книги. Толстущая аббатиса,
похожая на раздавленную жабу, кричит:
- Нам не нужны такие поганые девки, что блудят по ночам с монахами и
пьют водку, как солдаты... Убирайся, потаскуха!
Де Еон поднял из пыли томик Парни и роман Свифта.
- Эй, жаба! - заорал он в ответ аббатисе. - Хочешь, я поражу тебя в
самое сердце?
И он задрал на себе юбки, обнажив тело.
- У-у-у-у-у... - завыла аббатиса, пропадая за оградой.
***
Так-то вот однажды, неся в котомке Парни и Свифта, прошла по дорогам
Франции странная женщина - упругой походкой кавалериста, широко размахивая
руками. Загорелая, неунывающая. Из зелени садов сверкнули черепицы крыш,
пахнуло ароматом глициний.
Вот и Тоннер, милый Тоннер! Отсюда увезли его мальчиком, и сейчас он
вернулся... Как блудный сын. Но - кем вернулся?
И свершилось чудо: престарелый аббат Марсенэ, его учитель, был еще
жив и встретил его возле церкви словами:
- Шарло, не я ли, скажи, частенько сек тебя по румяной, как яблочко,
попочке? Уж кому-кому, а мне-то хорошо известно, что ты не был девочкой...
Ах ты сорванец! Ты и здесь набедокурил не так, как все добрые мальчики.
Поцелуй же меня, старика...
Давили виноград босоногие крестьяне. Забродило в подвалах молодое
вино. А что еще надо драгунскому капитану, отставшему от своего полка?
Подтверждая слова аббата Марсенэ, ходил де Еон - на потеху землякам! -