* * *
На этот раз Елена Петровна Бутейко выглядела еще привлекательней. Казалось,
она молодеет с каждым днем. Умелый, тщательный макияж, идеально уложенные
волосы. И одета она была вроде бы просто, по-домашнему, но даже Илья
Никитич, который плохо разбирался в дамских туалетах, обратил внимание, что
брюки и блузка куплены в дорогом магазине и красиво подчеркивают вполне еще
стройную фигуру.
"Неужели такая красота в честь возвращения мужа из больницы? - удивился
Илья Никитич. - Или ждет гостей? А может, просто так, для себя? Тогда
почему же раньше она выглядела как неопрятная старуха? Наверное, из-за
смерти сына ей было все равно, как она выглядит. Это вполне понятно. Ну что
ж, в таком случае, она очень сильный человек. Чрезвычайно быстро сумела
взять себя в руки и привести в порядок".
- Добрый день. Проходите, пожалуйста. Простите, я не одета, - зачем-то со-.
общила Елена Петровна, кокетливо поправляя прядку на лбу, - вот, я
приготовила для вас кассеты, - она кивнула на обеденный стол, где были
аккуратными стопками сложены коробки с аудио и видеокассетами.
- Спасибо, - удивленно кивнул Бородин, - если позволите, я все-таки
просмотрю, вдруг там есть копии тех, которые я забрал в прошлый раз.
Простите, я пока вам ничего не привез, но обязательно все верну, вы не
волнуйтесь.
- Ну что вы, не спешите. Я понимаю, как это важно. Скажите, у вас что,
действительно возникли сомнения по поводу виновности Анисимова? Мне
казалось, там все очевидно...
- Для суда должна быть полная очевидность, - пробормотал Илья Никитич, _ к
сожалению, я пока не могу поделиться с вами ходом следствия. Извините.
- Но я все-таки мать, - произнесла она с тяжелым пафосом, - я имею право
знать, кто убил моего сына, - стало заметно, как трудно ей сдерживать страх
и раздражение.
Она старалась изо всех сил понравиться следователю, развеять его
подозрения, она щедро дарила ему свои белозубые улыбки, но глаза при этом
бегали, то и дело косились на часы. Когда послышался гул лифта, Елена
Петровна вздрогнула и покраснела.
Илья Никитич между тем нарочно тянул время, просматривал надписи на каждой
коробке, вытаскивал каждую кассету, вертел ее в руках.
- Извините, - не выдержала хозяйка,- вы не могли бы побыстрей? Я должна
лечь, я плохо себя чувствую.
- Да, конечно. Простите.
Наконец Бородин аккуратно уложил кассеты в большую спортивную сумку,
направился к двери. Хозяйка расслабилась, вздохнула с облегчением. Дверь
отрылась, Илья Никитич шагнул за порог, но остановился:
- Ох, я, кажется, оставил очки на столе. - Он закрыл дверь, решительно
вернулся в комнату, осмотрел стол, потом наклонился, заглянул под стол,
вытащил очки из кармана пальто, нацепил их на нос, растерянно взглянул на
Елену Петровну и громко произнес; - Одного не понимаю, как же вы позволили
ребенку принести в школу такую дорогую вещь, показывать ее одноклассникам?
Да и как сам Артем не понимал, насколько это опасно? Он что, не знал, что
этой броши цены нет? Однако погодите, получается полнейшая ерунда!
Сейчас у нас девяносто девятый. Правильно? Четырнадцать лет назад Артему
исполнилось шестнадцать, и тем ужасным летом он как раз закончил девятый
класс, стало быть, брошь с алмазом "Павел" он принес в школу в десятом?
Нет, вы меня, простите, но в таком возрасте уже можно соображать. А
главное, как же вы допустили, Елена Петровна? Вы, такая умная, такая
осторожная женщина, - Илья Никитич укоризненно покачал головой, - даже
страшно представить, чем это могло кончиться?
- Копия... - пробормотала Елена Петровна, едва шевельнув побелевшими
губами, - Слава сделал копию по рисунку из каталога... Темочке было всего
двенадцать. Ему понравилась история про курицу, Слава любил рассказывать
ребенку истории о камнях...
- Чего вы боитесь? - в который раз повторил капитан Косицкий, глядя сверху
вниз на опущенную голову старика, на вязаную детскую шапку с помпоном.
Может, эту шапочку носил Артем в детстве, а теперь донашивает отец? Они
действительно не покупают новых вещей. Они живут страшно экономно, почти в
нищете, между тем сложно поверить, что у подпольного ювелира такой высокой
квалификации не осталось вообще никаких сбережений. Он многие годы
придумывал для отъезжантов способы вывозить золото и камни. Он делал копии
знаменитых ювелирных украшений для коллекционеров. В Институте минералогии
есть его работы. Он был чуть ли не единственным специалистом по
изготовлению "двойников" знаменитых драгоценных кристаллов.
- Впрочем, я вас уговаривать не собираюсь. До свидания, - капитан распахнул
перед Вячеславом Ивановичем стеклянную дверь гастронома, - возвращайтесь к
своей Леле, кормите ее поджаренным ржаным хлебушком и слушайтесь во всем, 1
как малое дитя.
- Подождите, - еле слышно произнес Бутейко, - не уходите. Я сейчас.
Капитан остался на улице. Сквозь стекло он наблюдал, как сгорбленный старик
в детской вязаной шапочке с помпоном покупает половинку ржаного батона. И
больше ничего, только хлеб.
Он вышел, огляделся затравленно.
- Вячеслав Иванович, я здесь, - тихо позвал его капитан.
- Давайте сядем, - произнес Бутейко, продолжая тревожно озираться, -
впрочем, здесь негде. И холодно. Или вот, пожалуй, зайдем в тот дворик, там
тихо, лавочки чистые, целые.
Во дворе за детской поликлиникой действительно было несколько целых и
чистых лавочек. Они уселись подальше от двух старушек, которые выгуливали
внуков. Капитан закурил. Диктофон у него был самый обычный, для того чтобы
что-то записалось, его надо было достать и хотя бы положить на лавочку
рядом с Бутейко, а еще лучше поднести близко к его губам. Дворик, хоть и
был тихим, однако кричали дети, из переулка доносился шум машин. Иван не
решился открыто записывать, боялся спугнуть, к тому же не надеялся сразу,
здесь, во дворе на лавочке, услышать внятное признание.
- Он приходит каждую ночь, - заговорил Бутейко быстрым, нервным шепотом,
так тихо, что капитану пришлось придвинуться поближе. - Но главное, я до
сих пор не могу понять, как это произошло с нами. Пожалуйста, не дымите на
меня. Я не переношу дыма. Я больной человек. И вытащите левую руку из
кармана. Я должен убедиться, что у вас нет диктофона.
- Простите, - Иван загасил сигарету, показал руки, - диктофона у меня нет.
- Спасибо... Постараюсь поверить на слово, Леля предупреждала... Впрочем, я
ведь не могу вас обыскивать, - он нервно усмехнулся, скривил рот, - ни с
кем, кроме нее, я не могу поговорить об этом. Она запрещает даже думать,
повторяет без конца, что ничего не было. А мне надо выговориться... Вы,
вероятно, не поймете ничего, ну и хорошо. Сначала я решил, у меня просто
галлюцинация. Я столько раз смотрел на брошь, я своими руками сделал копию
по картинкам из каталога. Сначала просто, для себя, хотел повторить эту
красоту. Заказ на копию я получил позже, значительно позже, и продал уже
готовую работу.
- Кому? - осторожно спросил Иван.
- Не перебивайте меня! - вскрикнул он, дернувшись, словно его ударило
током, и. даже попытался вскочить. Капитан осторожно придержал его за руку.
- Простите, больше не буду.
- Я знал все об этом камне, и вот Кузя, пьяница, совершенно никчемный
человек, разворачивает какую-то грязную тряпку, а там брошь графа Порье.
Настоящая, не подделка, уж я-то сразу, с первого взгляда могу определить.
Он разворачивает и спрашивает: "Вот за это сколько дадите? Вещь дорогая,
наследственная". Он мне объясняет, что это вещь дорогая и наследственная! Я
подумал, грешным делом, уж не отпрыск ли он графа? Но это ерунда. У Михаила
Ивановича Порье детей не было. Оказалось, все просто. Дед этого самого
Кузи, крестьянин подмосковного совхоза "Большевик", решил вырыть из земли в
своем дворе какую-то каменную дуру, остаток барской беседки. Дело было в
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Акунин Борис
Березин Федор
Круз Андрей
Маккэфри Энн