больше...
армию, обозы и слонов вдоль берега на Пасаргады и Сузу, Александр налегке,
с конницей, поспешил туда же через Персеполис. Теперь все они, конечно,
уже в Сузе. Мой Неарх не проплывет мимо нас на пути в Вавилон. Мне бы
хотелось встретить его тут, и потому я не тороплюсь! - Так закончила свой
долгий рассказ Гесиона.
полмесяца жили у Гесионы. Город был взбудоражен вестями о возвращении
Александра, его переполняли толпы пришельцев. Они прибывали отовсюду.
Впервые Таис увидела стройных либийцев с темно-медным оттенком кожи.
Афинянка со своим медным загаром казалась совсем светлой рядом с этими
жителями лидийских степей. Невиданное зрелище представляли этруски с
италийских берегов - могучие, коренастые люди среднего роста, с резкими
профилями египетского склада. Лисипп читал исторические книги Тимея и
Теопомпа и слышал рассказы путешественников, будто жены этрусков
пользуются удивительной даже для спартанцев свободой. Они баснословно
красивы и очень заботятся о своем теле, часто появляясь обнаженными. На
обедах они сидят наравне с мужьями и другими мужами, держатся неслыханно
свободно. Мужи часто делят их любовь между собою: таков обычай.
там успеха, - полушутя сказала Таис.
подумав, прибавил: - Там все жены - гетеры, или, вернее, они таковы, как
было у нас в древние времена. Гетеры были не нужны, ибо жены являлись
истинными подругами мужей.
- Сейчас меня больше интересуют слоны, чем этруски. Вчера пришел караван в
пятьдесят этих зверей, впрочем, странно называть слона зверем, он нечто
другое!
верхом на такую громадину!
только тогда стенки делают ниже и с большими боковыми вырезами. Я смотрел
издалека. Я тоже не ездил на слоне.
парасанга.
клыками и недружелюбными глазами, с желтой бахромой на лбу и вокруг навеса
над пестро раскрашенным домиком-седлом. Торжествуя, Таис уселась на
поперечную скамейку с Эрис, напротив Лисиппа. Гесиона осталась дома,
наотрез отказавшись от поездки. Вожатый поднял гиганта, слон бодро зашагал
по дороге. Толстая кожа его странно ерзала по ребрам, домик кренился,
качался и нырял. Таис и Эрис попали в ритм слоновой походки, а Лисипп едва
удерживался на скамье, отирая пот и кляня слишком долгую прогулку. Не
ведая неудобств езды на слоне и не имея к ней привычки, они назначили
слишком удаленную цель поездки. Великий ваятель хоть и выдержал ее стойко,
как подобало эллину, но с большой радостью слез со слона, кряхтя и
потягиваясь.
домика.
- Гарпал бежал, захватив массу золота из сокровищницы царя!
Вавилон встречать повелителя.
соратниками в Вавилоне.
задумал жениться сам и переженить своих военачальников на азиатках. Сам
царь взял старшую дочь Дария, которую, как и ее мать, зовут Статирой;
Кратер породнился с Александром, женившись на сестре Роксаны; Гефестион на
Дрипетис, дочери Дария, сестре своей прежней жены; Селевк взял Апаму -
дочь убитого сатрапа Спитамена, Птолемей - Сириту, прозванную Атакамой,
персидскую принцессу из Дариевой родни. Неарху предназначена невестой дочь
Барсины Дамасской и Ментора, однако он до сих пор в море, не будет на
торжестве и, насколько я знаю своего критянина, он увернется от этого
брака. Восемьдесят военачальников и гетайров женятся на девушках знатных
родов, а десять тысяч македонских воинов вступают в законный брак со
своими наложницами: персианками, бактрианками и согдийками. Будет
празднество, достойное пира титанов, с тремя тысячами актеров, музыкантов
и танцовщиц.
задумчиво сказал Лисипп, - только надо ли так торопиться? Наспех
переженятся, а потом побросают этих жен! Царь очень спешит. В Вавилоне его
ждут тысячи и тысячи неразрешенных дел.
сказала Таис. - Если успею собраться, поеду послезавтра. Скоро здесь
наступит сильная жара.
Ты останешься ждать Неарха, я, конечно, зря спрашиваю, а как учитель?
и не до искусства, - ответил Лисипп.
и начальника города. Он привез ей плотно запечатанное письмо от Птолемея,
который упрашивал ее не гневаться на вынужденный брак с персидской
девочкой, уверял, что Александр понудил их всех к спешной женитьбе, и они
сделали это только для царя. С обычной убедительностью Птолемей говорил о
своем браке как пустой, незначащей уступке Александру, обещал при свидании
об(r)ясниться и поведать какую-то тайну, важную для них обоих. Вскользь
Птолемей упоминал о драгоценных камнях невиданной прелести, собранных для
нее. Вскользь потому, что знал, как ответила бы афинянка на прямую попытку
подкупить ее.
изрезала на кусочки и бросила их на ветер.
видит их в последний раз. Ее маленький отряд прошел ворота Иштар и скрылся
из виду на северной дороге.
олимпиады. Таис хорошо помнила каждый месяц его до тяжелых дней
таргелиона, в которые, по странному стечению судьбы, умер Александр. И
страшная битва на Гидаспе, сломившая македонскую армию, также пришлась на
конец таргелиона, третьего года предыдущей олимпиады! Может быть, будь жив
старец Аристандр, он сумел бы предостеречь... нет, Александр давно уже не
слушал его.
наслаждалась своим подросшим Леонтиском, сильно привязавшимся к матери,
потом почувствовала себя одинокой без Лисиппа. Как-то она поднялась на
высокое кладбище и долго смотрела на ослепительно белую плиту на могиле
Клеофрада. Ветер колыхал над ней ажурную тень можжевельника, похожую на
письмена. Преклонив колени, в знойной тишине она вспомнила великолепную
надпись на могиле Анакреонта: "Анакреонта плита! Под нею лебедь теосский
спит и безумная страсть пламенных юношей спит..." У Таис начали
складываться строфы эпитафии, которую она решила высечь на этой немой
белой плите, уже начавшей зарастать плющом - любимым надгробным растением
эллинов: "Здесь погребен Клеофрад, ваятель афинский, спаявший женского
тела красу с обликом вечных богинь..."
Гефестион и привез письмо Птолемея, огромное количество драгоценностей и
неожиданный дар Александра - золотую статуэтку женщины, похожей на Таис, в
наряде менады, спутницы Диониса, то есть с головы до бедер одетую плетями
плюща. Искусно отчеканенные листья пышным гнездом громоздились на голове и
плечах, отдельными веточками спускаясь ниже талии. Таис, восхищенная
мастерством скульптуры, поняла значение дара лишь после свидания с царем.
походе. Таис тревожно всматривалась в давно знакомый облик веселого
гиганта, находя в нем черты безмерной усталости и странного опустошения.
Иногда взгляд Гефестиона останавливался на чем-то невидимом, и, казалось,
жизнь покидала его незрячие глаза.
устроили грандиозное празднество. По числу актеров оно почти сравнялось с
праздником бракосочетания в Сузе.
заболел и слег в сильной лихорадке. Больному становилось все хуже. Едва
весть достигла Вавилона, Александр, взяв лучших лошадей, понесся в
Экбатану вместе с Птолемеем и самыми знаменитыми врачами. Но было поздно.
Один из столпов империи Александра, самый близкий друг царя,
жизнерадостный гигант, легко переносивший невероятные трудности походов и
боев, умер на седьмой день болезни в пианепсионе третьего года сто
четырнадцатой олимпиады.