мы давно разучились воевать. Правда, у нас есть кое-что... Но не станешь
же прятаться всю жизнь. А сами мы не умеем убивать людей.
сарацин десятками, и прочих, кто оказывался на пути победоносных войск
почитателей Христа.
подбирал слова.-- Но сюда никто не сунется... наверху боятся темноты даже
взрослые. Пугаются темных сараев, боятся ночного леса... Но сюда не
сунутся уже потому, что наверху много богатых стран! Вы богаты лишь
мудростью, но ее не унесешь в мешках. У вас просто нет вещей, которые
ценят захватчики!
открыты для грабежа. Какой сумасшедший сунется в эти жуткие пещеры, чтобы
отобрать у нищих медяки?
пещере стоял плотный, тяжелый. Томас чувствовал себя в нем расслабленно и
сонно, как в теплой воде.
мешок, протянул Борису:
размером, по ободку идет надпись на арамейском, ножка чуть смята...
смотрел на старца с великим уважением, а тот прислушался, вскинул голову,
остро посмотрел в глаза Олегу. Олег кивнул, и старый волхв, не отрывая
пристального взгляда, сунул руку в мешок, нащупал чашу, застыл.
странное у того было лицо, косились на заинтересовавшегося Томаса. Тот
даже привстал, заглядывая в мешок.
было отрешенное, словно он проникал взором далеко за каменные стены.--
Великая сила заключена в этой чаше... но я не могу понять...
смертные... Мог бы лучше сказать Тавр, в нем течет кровь богов... Еще
лучше сказал бы сам бессмертный Агафирс...
взгляд, понял, что Агафирс тоже не сказал бы. А если Агафирс мог бы
сказать, то он, калика по имени Олег, сказал бы еще раньше.
он старался охватить чашу всей ладонью, а глаза не отрывались от Олега, в
них было безмерное удивление. Олег нехотя кивнул, соглашаясь с чем-то
важным, что старший волхв узнал благодаря Святому Граалю, тут же движением
головы указал на могучую фигуру Томаса, отрицательно качнул из стороны в
сторону.
передал Томасу.
настоящую охоту. Удается сохранить лишь чудом. Но они еще не вмешались
сами, посылают слуг! Почему? Чем ценна для них?
ответил торопливо:
отходить от чаши на пару десятков шагов, но завеса сохраняется. А уйти
дальше -- то некогда, то опасно, а когда с чашей расставался, то было не
до заглядывания в грядущее -- спасали шкуры!
голосом:
успокаивающе:
Скифа. Когда выйдете в нужный час, для них это будет катастрофа!
нарушить молчание, и спросил сильным мужественным голосом, в котором
звенела сталь, словно он бил огромным молотом по остывающему клинку:
Севера... Гог и Магог... Это вы?
тайное, что еще сохраняется в древних народах, не удостоенных благодати
приобщения к учению Христа.
встревоженно. Явились Назар и Тарас, принесли куски странного мяса, очень
ароматного. Томас смотрел голодными глазами, но есть отказался наотрез:
кто-то из младших волхвов успел объяснить, что это мясо убитого зверя,
которого называют лягухой. Томаса едва не вывернуло, и он все три дня
отказывался есть мясо лягушек, пусть даже те вымахали в подземельях с
верблюдов и нападают на людей.
молча оглядел брата и сестру, они хмуро кивнули по очереди, и старший
волхв сказал грустно:
щели, ползли по бесконечным извилистым норам, обдирали бока и спины,
падали, и всякий раз их подхватывали маленькие, но сильные руки младших
волхвов. Третий, Назар, нес в мешке звякающее железо рыцаря, за его спиной
странно высовывались рукояти огромных мечей и лук со стрелами.
прямо через скалы, если бы не пришлось тащить гостей. Он даже заметил
краем глаза, как однажды плечо Остапа вошло в соприкосновение с торчащим
на пути острым краем камня, но младший волхв даже не пошатнулся, прошел
так, словно вместо твердого камня было облачко дыма. Потом ему что-то
сердито шептал Тарас, указывая глазами на Томаса и Олега. Остап устало
оправдывался, но Томас сделал вид, что ничего не видит и не слышит.
воды, что часто пересекали путь, стали холоднее, превратились наконец в
совсем ледяные. Олег усмехаясь, объяснил ошарашенному Томасу, что чем
глубже, тем теплее, потому агафирсы вот уже несколько тысяч лет не знают
ни зимы, ни даже холодной осени, в их средних пещерах всегда теплое лето,
а ежели попробовать спуститься глубже, там вообще пойдут через жаркие
пустыни, горячие камни, а если еще глубже, то можно обжечься о накаленные
стены, воздух там горячий, как в печи, а снизу пышет еще большим жаром,
пахнет горелым. Возможно, там ад, о котором так часто с ужасом говорят
христиане? На досуге как-нибудь проверит. Когда не останется на земле
драконов, великанов и похищенных принцесс.
на облаке, в руках арфа.
кипящей смолой? Пусть на моих крыльях все перья обгорят, но я побратима не
оставлю.
суровым, трагическим, он уже мысленно прикидывал путь, проверял
снаряжение, оружия ведь и коней в подземелье не протащили даже умелые
волхвы агафирсов!
плотными черными тряпками, но двигались уверенно, стены не задевали. Томас
начал щуриться, завидев впереди пролом. Последние шаги проползли на
животе, царапая локти и колени.
ночь, над головой тревожно шумели густые ветви, отгораживая россыпь
камней, откуда выбрались, от темного неба было светло как днем!
глубине. Остап сбросил на землю мешок, там протестующе звякнуло, торопливо
снял с плечей перевязи с мечами и лук с колчаном стрел. Его голос глухо
звучал из-под плотной черной повязки:
раз заклинаем: никому о нас!
остались в сверкающем ночном лесу вдвоем. Томас, натужно сопя, торопливо
влезал в железные доспехи, скреплял поножи, стальные пластины на руках,
последними надел железные перчатки, с удовлетворением сжал и разжал
пальцы. Булатные кулаки выглядели устрашающе.
перебрал стрелы.-- Сейчас ночь, к тому же безлунная! Не ослепнуть бы,
когда взойдет солнце!
листья, пустые скорлупки желудей. Томас вдруг хлопнул себя по лбу: