зацветет...
быть услышанными буянцами, сколько из боязни помешать Олегу мыслить. Волхв
уже сел, привалившись спиной к камню, расслабил мышцы и устало закрыл
глаза.
наполовину. Если бы не изгнание, не узнали бы, что существуют Степь, Горы,
Пески, что на белом свете есть и другие люди кроме жителей их лесной
деревушки: причудливые и многочисленные, как песок на дне реки.
складывать удивительные песни. Даже его, волхва, иной раз задевают, а с
Мраком невесть что делают вовсе. Оба они, Таргитай и Олег, обросли
жилистым мясом, научились сносить удары и бить в ответ, но оборотень не
видит, что еще больше они изменились внутри.
драться за жизнь. Он ценил ее больше, чем уверенный в себе Мрак или
беспечный по дурости Таргитай, потому старался предусмотреть все ямки по
дороге, издали различить и пересчитать все камешки. Вещий или не вещий,
пусть Мрак острит как хочет, но то ли от страха, то ли еще от чего
странного, но иногда возникали странные видения.
больших лодках под красным парусом, потом те же люди ехали, вспахивая
песок, к стенам исполинского города, явно города богов... Затем он, Олег,
в воинских доспехах, зачем-то прибивал к воротам града червоный щит...
Трижды видел конский череп, трижды тоска и холод заползали в сердце... Но
были и красочно-отвратительные картины пиров, великих битв -- с древними
богами, чудовищами подземного мира, зрел мрачные пещеры...
подземные ручьи. Заклятием мог вызвать тучу и метнуть молнию в дерево,
терем или человека. Правда, это истощало, словно брали за ноги и долго
били по твердой земле, но в седле держался, слабость не выказывал, а
птицей парил в небе уже подолгу.
на каждом шагу и на каждом вздохе. Чем подолгу бить кресалом, не проще ли
шарахнуть в кучу хвороста молнией? Что магия отбирает много сил -- ладно,
хотя внезапная слабость пугает и ввергает в уныние, но хуже то, что от
заклятий идет неслышимый треск: все маги, чародеи и даже простые колдуны,
где бы ни находились, слышат и точно угадывают место, где они сейчас
топчут землю.
и орут песни на расстоянии полета стрелы, но едва сотворит хоть малое
колдовство, почуют за тридевять земель! Одни пропустят мимо ушей, мало ли
колдунов на свете, но кто-то сразу поставит защиту...
надобна, а не бык.
в чуткости и зоркости, словно сама была лесным зверьком, распознавала
запахи не хуже, только в силе уступала, отчего Мрака то ненавидела, то
побаивалась.
нет, у Мрака.
Олег медленно поднялся, вид у него был суровый и сосредоточенный.
гуси к озеру, двинулись следом. Оба верили в мудрость волхва, как будто
даже подлинная мудрость делает бессмертным или хотя бы неуязвимым.
искал полдня. Олег целенаправленно двигался прямо к площади, там костры
вспыхивали все ярче: гуляки бросали остатки хвороста. Пир был в разгаре, у
костров сидели в обнимку, орали песни, бродили по двое-трое, искали вина и
новых драк.
сзади кусает. Надо прикрывать всех троих, эти и от воробьев не отобьются,
их куры загребут...
Воздух был пропитан дымом, ароматом вина, хмельного меда, крепкой бражки.
Костры бросали багровые блики на лица пирующих. Четверо шли гуськом,
зигзагами, старались держаться в темноте. Мрак наконец сообразил как идти,
не вызывая подозрений, облапил Таргитая за плечи, потащился с ним пьяной
походкой. Лиска, глядя на них, с готовностью обняла за пояс Олега,
прижалась.
группка гуляк заводила свою. Орали дружно недолго; то ли не помнили слов,
то ли смачивали быстро пересыхающие глотки.
трепещущим пламенем. Пьяные мужчины и женщины сидели и лежали, орали
песни, обнимались, спорили. Вспыхивали драки, вино и брага лились ручьями,
под ногами хрустели обглоданные кости.
мимо которой с опаской проходили, к ним тянулись руки, пытаясь усадить,
напоить, заставить петь. Крупные псы сновали между пирующими, подбирали
кости, а то и выхватывали ломти мяса, бесстыдно мочились на мертвецки
пьяных, опрокидывали кувшины.
взаперти с вечера.
Простому людишке трудно.
втянул голову в плечи, как черепашка в панцирь.
сменились воинами в кожаных доспехах с нашитыми копытами, кожаных шлемах.
Песни, впрочем, орали те же, нажирались браги не меньше, а блевали и
ползали на карачках, как и простолюдины. Псы тоже не понимали разницы
между знатными и незнатными, прыгали через воевод, разливали дорогое вино,
как простую бражку.
покрытым снегом. Мрак начал бормотать о дармоедах -- быка сожрут и еще
восхотят, потом и телят затребуют -- саранча, а не волхвы. Верно, в каждой
деревне должен быть свой дурак, остальным есть о ком поговорить, но ежели
дурней заведется много, то все захиреет и передохнет.
краеугольному булыжнику богов, с которого началась земля, весь мир и белый
свет, включая звезды, солнце, вирый и подземный мир Ящера. От пурпурной
глыбы шел мощный радостный свет. Вокруг Алатырь-камня сидели, привалившись
спинами, крепкие воины в кольчугах, при боевых топорах, сапожки из мягкой
кожи, красные, а вместо кожаных шлемов блестели бронзовые -- с забралами,
кольчужными сетками, еловцами на кончиках. Половина спали, бесстыдно
раскрыв рты, храпели, другие сонно ерзали, неверными пальцами загребали
землю, пытаясь дотянуться до откатившихся кувшинов.
длину, но над землей выступал на аршин. Олег облизал пересохшие губы,
шепнул:
ты мордой оземь, то погружался тоже.
полнеба. Смутно поблескивала широкая полоска стали с крестообразной
рукоятью. Нож торчал, воткнутый почти по рукоять. Сбоку слышались глухие
удары. Кто-то больно толкнул Таргитая в спину, прошипел:
присест, понятно.
с таким страшным звоном, что Олег присел, как кот на песке, и в страхе
огляделся. Ближайшие воины замычали, один повел мутными глазами, попытался
встать, но отяжелевшее брюхо потянуло вниз.
как сухие листья. Зря другие племена ухами ляпают, этих приходи и бери
голыми руками.