бочечные обручи.
бык сделались наибольшей из всех ценностью - на спине не дотащить добычу
до Роси.
полученное с ромеев за выкупы, не так-то дорога была серебряная и золотая
посуда, шелка и тонкие ткани, взятые в Топере. Любо было другое. На много
тысяч воинов захвачено ромейское оружие, которое свои умельцы переладят на
росский лад. Много твердого железа взяли в крицах, в воинском облачении,
много орудий нашли для кузнечного и других дел, обувь была по душе, хороши
выделанные кожи - вот это добро!
телег на длинные, поставив долгие дроги покрепче, чтобы не прогибались под
грузом поклажи.
походе. Россичи пойдут старым следом, но путь на Рось будет по времени в
два раза длиннее.
челноком пошли сновать плоты от правого берега к левому и от левого - к
правому. Три дня бережливо работали, чтобы в спешке ничего не утопить.
византийская крепость. В ней молились, чтобы славяне не вздумали сесть для
осады, не полезли бы на стены.
коричнево-зеленым снадобьем, сухим соком конопли, привозимым в Византию от
персов.
оказывался не под силу. Постепенно небо становилось благожелательным, а
вселенная начинала приятно покачиваться.
украшало жизнь, но мешало ходить.
Рикила не боялся, но движение варваров казалось бесконечным, а они -
бесчисленными, как народы, которых святое писание сравнивало с песком
морским.
богохульствовал Рикила, одерзев от персидского снадобья.
пророков.
Но небо молчало.
продовольствием не приходил в этом году? Может быть, нет уже ни Византии,
ни Юстиниана Любимейшего, ни Палатия?..
один со своей крепостью, как Ной на ковчеге в годы потопа.
Чтобы не упасть, Рикила садился и полз вниз, цепляясь за ступени.
воде, жевал сырой горох, бобы. Боясь озверелых солдат, Рикила Павел не
решался посвятить кашевара в тайну особого склада.
мумии, томились безнадежной тоской по мачехе, но все же родине и дрались
из-за побегов травы на дворах крепости. Готы спали целыми днями, коротая
скучную старость. Солдаты из имперских горцев играли в кости на
соображаемые ставки.
лошади, чтобы насытиться кровью. При осторожности так можно проделать
несколько раз, не вредя коню. Лошадь осталась жива, но конника зарезали:
он использовал собственность товарища - и съели его лошадь, теперь
лишенную хозяина.
неизвестно откуда, столкнули в реку бревно и, цепляясь за верткую опору,
поплыли через Дунай. Они, пленники россичей, спрятались было, но в
последний час решили сменить Судьбу, избрав неизвестное будущее...
Не скоро зарастает однажды пробитый путь, не скоро затянутся глубокие
колеи, прорезавшие дерн.
удастся нам взять. Людей же мы сберегли. Ромеи слабы, их слава - пустая
слава, - говорил Ратибор. - Мы успели во всем. Радостью встретит нас
земля. Хвалу нам воздаст князь наш Всеслав. Но на душе у меня смутно.
Колоту-ведуну после хазарского побоища?
совершается. В степь мы вышли. Далеко от старого кона летают россичи. От
больших дел новый ветер дует в наших старых лесах, на наших старых
полянах.
глаза. В сердцах у нас, в наших душах добыча, не знаю какая. Дня
вчерашнего вы не вернете, нет, не вернете, други-братья, как не быть из
старости молоду. Людей мы взяли, много людей к нам доброй волей пристало.
А вот он, молодой, - Крук указал на Мала, - женщину себе добыл чужую, род
от нее поведет. У меня, старого ворона, душа думой шевелится. Новые птицы
будут, иной щебет будет у них.
зовет себя княжьей.
ромея, решившиеся на новую жизнь, закончили трудную переправу. Не в силах
подняться на ноги, они мертвыми телами отдыхали на самом урезе реки.
было когда-то. Что в себе несут? Сами не знают.
наслаждении спором, беседой. Я хотел нечто сказать ромеям. Кому? Пустое
все, как покинутый пчелами сот. Домой хочу, к себе, к семье. Пусть же
станет прошедшее прошлым.
империи, Индульф не заметил, как его оставили. Больше половины жизни
прошло.
Зачем? Правильно сказал Георгий-скамар: нечего искать сверстников,
сделавшихся зрелыми мужами, да слушать рассказы об умерших.
Опытные воины нужны росскому войску. Князь Всеслав назначит им грады для
кормления, россичи не откажут новым братьям в женах. Забыл Ратибор, что
выполняет старое обещание, которое он давал молодому Индульфу на
Торжке-острове. Быть ныне Индульфу с Голубом росскими сотниками.
ним она виновата, ведь он сам делал, своей волей. Не хотел он ничего
изменить в своем прошлом, ибо сожаление недостойно мужчины. Но его память
никогда не оставит в покое ни раздавленная Италия, ни великолепная и
буйная Византия с ее храмами загадочных и бесчеловечных богов. Не погаснут
небесные красоты палатийских дворцов, не умолкнет тихий шепот белоснежных
служителей, не отвалится гной войны, и вечно будут светить образы не
признавших себя побежденными Тотилы и Тейи.
тяжелые, как конные статуи на форумах старых городов Теплых морей, застыв
в невысказанной угрозе.
неведомого и скрылась скользящей походкой ромеев, шаги которых беззвучно
гаснут в неисчислимых жестоких толпах. Будто совсем забытая, с годами
Любимая возвращалась чаще и чаще. Индульф любил ее. Позднее знание, юность
глупа. Поздно пришло постижение невозможного, настоящего невозможного,
достойного мужчины, к чему, Индульф ныне знал, его готовила Амата. Он не
был первым для Любимой, не в нем одном она искала, теперь Индульф мог
думать об этом без ревнивой горечи. Ее кто-то предал. Все и навсегда
останется тайной, которую не купишь за горы злого золота злой империи.
Воистину великое прошло мимо, как женщина с закрытым лицом, известившая о
смерти Аматы. Вспомнился бог-базилевс Теплых морей. Вот тогда бы!..
протолкнув слова через стиснутое горло. И, не думая, повторил не раз уже
сегодня сказанное другими: - Изменились мы, изменились, и дней прошедших
не вернуть, да и не нужны они. - И добавил свое: - Каждому дню - дело дня.
Так будем жить, друг-брат, пока душа дышит в груди.
войска.
птицы, готовые выбросить крылья из напруженного тела и ударить острым
когтем. Сухие глаза их смотрели хрустально-холодные, как беспощадные
соколиные очи.