изваяние одинокое, гордое, чуждое, как в той поэме. Ну, думаю, вот оно,
пришествие, явился человечище, извлек из темноты огонь, осветил пустынные
берега, заварится теперь новое дело, пусть опасное, но живое,
созидательное. - Трофимов даже прикрыл глаза, но вдруг опомнился. - К
черту, все было подстроено, все - игра фальшивая, дрянная, - и с этими
несправедливыми словами Константин кинул на стол огрызок газетного
сообщения. - Мне теперь кажется, что не я выслеживал, а меня водили,
подбрасывали поддельные факты, подглядывали, что я предпринимать буду...
Хм, водили. Верно, верно...
хватит кривляться. С меня довольно. Теперь-то я понял, чем природа
управляется, какими фундаментальными указами. Сволочи, - Константин
затянулся до фильтра и тут же прикурил следующую. Ну точь-в-точь, как это
сделал Варфоломеев тем ранним ноябрьским утром после акции в
государственном доме. - Сволочи, - еще громче крикнул капитан Трофимов
куда-то в потолок.
его в аналогичное место собственного экземпляра, принесенного Чирвякиным.
Все совпало до единой буквочки. Неизбежность почетного награждения стала
очевидной. А гость напирал далее:
каменщики, строители городов и судеб. Я плевал на ваши секретные планы, я
плевал, я вас не боюсь. Понятно, вы превратили жизнь в дрянное лживое
место, где все можно извратить, испохабить, для вас нет ничего святого...
хуже их во сто крат, ты есть самый корень мирового зла, потому что они без
мозгов - ничто, потому и покупают тебя вроде бы за свободу, мол, сделай
нам полезное, и сам можешь кое-чем воспользоваться для своих вожделенных
интересов. А может быть, не то? - Константин удивился своей новой идее. -
Может быть, нет у тебя никаких отдельных интересов, а? Постой, постой,
может быть... Ну да, все сходится. И Караулов твой - подлец, потому так и
вьется. Что ты морщишься? Не нравится, что я и Караулова в одну компанию с
тобой записал? А чем же тебе Караулов не пришелся, чем он тебя раздражает?
Ты даже вроде как брезгуешь о нем слышать? Ты, может быть, считаешь себя
лучше его? Так я тебе одну историю расскажу, развеселую, как раз для тебя
будет. Жил-был никчемный человек, невзрачный, бестолковый, не имел в жизни
высоких задач, да и предпосылок для их наличия, в смысле способностей, не
было. В общем, пустое место с точки зрения свободного человека. Более
того, наблюдалось в нем совсем неприличное качество - почти рабская
исполнительность. Короче, неприятная, низкая личность. Была, правда, у
него женщина, мать его детей, единственная причина для проявления у нашего
низкого человека нежных чувств. Хотя какие могут быть нежные чувства у
такого дурака? Молчишь, Сергей Петрович? - Трофимов разволновался. - Ты
наверняка себя самым умным считаешь. Но что же такое ум? Раз ты формулы
лучше других калякаешь, то уже думаешь, и выше всех? Неужели человек так
просто устроен, что его можно формулой проверить? Сергей Петрович, - почти
шепотом сказал Трофимов, удивляясь своим словам, - да ведь это было бы
страшно! Я вот недавно подумал. Вспоминал про китайский волчок и вдруг
подумал: а вряд ли Бальтазаров от такого пустяка умер. Я думаю, его и
потяжелее предметом не возьмешь.
смехом.
дальше. Вот представь себе, встречаются на жизненном пространстве, в одной
точке, две таких личности, - низкая, та, что никчемная, и гордая,
свободная натура. И эта низкая, отвратительная фигура, заподозрив
неверность жены, - естественно, с нашим оригинальным человеком, - вдруг
понимает, насколько ее обокрали.
возмущаться. Я о другом. Ты слушай, что дальше. Вот ты на его месте что бы
предпринял?
быть, и уже...
человеку и сам же ему свою благоверную предложил. Вот интересно, как
вывернулся. Понимаешь, сам дал знать, что все ему известно и что теперь,
мол, в условиях полной гласности можно дальше пользоваться. И представь
себе, наш гордый господин взял этакий подарок прямо из липких рук. Взял.
Понимаешь, какая подлость? Ведь он мог бы и отказаться, мог бы сказать -
благодарю сердечно, заберите свой презент обратно, мерси. Но не сказал, а
воспользовался. Кто же в результате у нас героем вышел?
помолчал, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Зачем-то надеялся услышать
все-таки оправдания, именно от него, именно сейчас. Так верят последней
малой верой в развенчанные кумиры молодости. Верят из жалости к хорошему
времени. После сгреб со стола газету с правительственным постановлением и
подытожил:
же! Признайся, что исполнял секретную миссию центрального руководства.
Что, мол, ради полученного задания пришлось малость поступиться
собственным честным именем. Признайся, я, может быть, пойму. Скажи: да,
был при исполнении, преступал, но ради. Скажи слово "да".
обратно на стол.
бежал по пересеченной странными обстоятельствами местности, под страхом
погони и расправы за несмываемое черное пятно автобиографии, проставленное
в процессе высшего естественного образования. Оглянулся вяло по сторонам,
скользнул взглядом по серому кафелю, по белым, вычищенным Мартой
поверхностям кухонного гарнитура, чуть остановился на желтом, вечно
дозревающем пшеничном поле, и тихо засмеялся.
диковатое всхлипывание, спросил гость. - Так хочется, до такой последней
степени физиологической жажды, даже, понимаешь, смешно...
собрата. Была здесь неправдоподобная комбинация жалости и какого-то
злобного удовлетворения. Он зачем-то вспомнил далекий ночной поезд,
картежную игру, наглую придурковатую роль Константина, этакого женского
нахала. Где былая самоуверенность, где он, простой, надежный взгляд на
вещи? Ушли, растворились, остался только нервический, невеселый смех,
впрочем, вот и смех затих.
поседевший висок, - тут же, сейчас, здесь, взять и проснуться. А, Горыныч?
Разлепить веки, чтобы ничего больше не видеть. - Трофимов вскинулся. - Как
странно: чтобы перестать видеть, нужно открыть глаза. Парадокс? Ну-ка, иди
сюда поближе, друг мой проклятый, давай встряхнемся, давай-ка чем-нибудь
уколемся, и тут же окончится этот идиотский сон. Я буду дальше служить, а
ты... Ты уедешь отсюда, уйдешь, займешься наукой, наденешь очки, наденешь
свой потертый пиджак, зароешься в формулы. Сделаешь новое открытие,
хорошее, человеческое, а я тебя буду охранять от врагов. Не сомневайся,
знай себе твори во благо процветания родины. Погляди на нее, - Трофимов
кивнул в сторону бутылочной наклейки. - Пусть она живет хорошо, пускай
растет, родная. Может, и мы, Горыныч, кого-нибудь прокормим? Неужто
силенок не хватит? Ты не думай, я еще мужик - ого! У меня, знаешь, какая
реакция, и в голове, извини, не чистый вакуум. Мы все - все поколение -
все пригодимся! Наград не будем ждать, награды сами придут, - Трофимов
осекся, с хрустом сжал варфоломеевские плечи. - Сергей Петрович, это
провокация.
принес?
пакет злейшему врагу государственного строя.
почему? Не может ведь возникнуть материальное явление от одной только
мечты. Он вспоминает неудавшуюся попытку убийства Бошки. Произошла осечка,
досадная, непоправимая ошибка. Бошка успел увернуться. Абсолютно точно, он
уверен. Да и появись такой разлом как следствие нападения хотя бы на
следующий день, можно было бы понять. Но ведь не было до последнего
момента, до этого отвратительного акта целования. Неприятная сладковатая
судорога сводит скулы. По опыту долгих болезней Имярек знает: раз сводит
скулы, значит, неизбежно вырвет. Он пытается отвлечься каким-нибудь иным
размышлением - не получается. Тогда он начинает просто ходить по
Андреев Николай
Шилова Юлия
Дальский Алекс
Шилова Юлия
Акунин Борис
Лукьяненко Сергей