таким блеском как разрушение. В литературе идет даже своего рода соревнование,
как можно уничтожительнее, одной фразой, одним абзацем, убить и испоганить то,
что воздвигалось веками. Недаром все аргументы, все тезисы дьявола построены
как правило на опровержении.
преимущество в глубине отражения перед всеми другими искусствами - должна
служить не развлечению, ни упражнению ума, но очищению души, осознанию своей
всечеловечности. Нет унифицированных персонажей - каждая личность
исключительна. Вот, где настоящее богатство, настоящий колодец для
изображения.
в Киеве толпился народ. Начал стекаться он сюда еще с рассветом, а теперь к
полудню стало совсем не протолкнуться. Как гороху насыпало люда киевского: и
ремесленники с закопченных приднепровских проулков, и купеческие приказчики с
торговых рядов, и челядь из Детинца. Переговариваются, галдят, теснят друг
друга, ругаются. Внутрь храма никого не пускают: у дверей плотно сомкнулись
дружинники. На суровых бородатых лицах застыло новое, какое-то непонятное
выражение. То ли торжественность, то ли затаенная скорбь - поди разбери. Но
важное что-то, страшное - это ощущалось всеми.
изнывала от любопытства дородная купчиха.
пожилой дружинник. Его щеку до самого глаза пробороздил длинный шрам. В
глубине шрама, у глаза, что-то странно поблескивало.
Солнышко Красное, разобрал Святополк потолок между клетьми, в ковер спрятал
тело отцово, а ночью на санях свез его в Киев. Не хотел, чтоб ведали о его
смерти.
старый князь Владимир, над„жа русской земли. Вот зарыдала в голос молодуха,
вот торопливо закрестился монашек, вот чумазый подручный кузнеца неуклюже
стянул заскорузлой ручищей баранью шапку.
молодой боярич.
за грехи наши! - побирушка притворно вздохнула, не сводя глаз с кошелька.
денежку за щеку и, юрко, словно салом намазанная, протискиваясь, скрылась в
толпе. Добычливый нынче день у побирушки, такой день целый год кормит.
ножом. Киевляне молчаливо смотрели, как к храму, ни на кого не глядя, двигался
старший сын Владимира Святополк. Сквозь притворную скорбь проглядывала
озабоченность. Между бровями залегла складка. Перед Святополком, грубо
расталкивая киевлян, колотя замешкавшихся мечами в ножнах, шли его
телохранители варяги.
перепортили.
его держал. Сказывают за то, что поддавался Святополк католичество принять,
полякам отдать город свой Туров... Жена-то его самого Болеслава Польского
дочь. Она ему и нашептыват...
крестителя и заступника земли русской. Еще при жизни раздал Владимир сыновьям
уделы во владение. Старший Святополк сидел в Турове, любимец отца Борис - в
Ростове, Глеб - в Смоленске, Ярослав - в Новгороде, Святослав - в стороне
древлянской. Грузный телом Мстислав сидел в Тмутаракани, единокровный, от
Рогнеды же, брат его Всеволод во Владимире-Волынском, Судислав - во Пскове.
Святополк. Любимец отца князь Борис незадолго до этого был вызван из Ростова и
с дружиной киевской послан вдогон печенегов. Опустошили печенеги окраинные
русские земли и, стремясь сохранить захваченную добычу, ушли в степи. Им-то
вослед и отправил Владимир сына Бориса, недавно лишь вышедшего из юношеского
возраста, но уже славного своею доблестью.
слабый огонек свечи перед иконой Спаса. Старый князь Владимир, Владимир
Красное Солнышко, как с любовью называли его в народе, сидел в глубоком
деревянном кресле. Несмотря на теплую весну, в комнатах было жарко натоплено,
а на плечах у Владимира был еще и меховой плащ.
махнул рукой. Перед тем как скользнуть в дверь, грек коротко, но очень
внимательно взглянул на Бориса из-под тонких белесых бровей.
голос, который Борис помнил с младенчества, юный князь вздрогнул.
осенью ночевывал на одном войлоке. Просыпаешься поутру - а на войлоке лед...
Подойти ближе, Борис!
уже, нужна мне опора. Когда придется умирать, отдам тебе престол Киевский.
Знаю я, ретив ты к вере православной, как и мать твоя царевна греческая Анна.
Ведай, нет у меня надежды на Святополка. Когда дал я ему Туров, едва не ушел
он к полякам, запрудил город латинскими попами. Не вмешайся я - перешел бы в
католичество... Вс„ понял? А теперь поцелуй меня и ступай! Ступай же!
выскользнул из терема.
тихо сказал князь Владимир.
христианкой и детей воспитала истинными христианами - не внешними только, но и
по духу. С детства знакома им была книжная премудрость. Окруженные
священниками, больше времени проводили они не в седле и не в упражнениях
ратных, но в храме либо в тереме отца своего Владимира, слушая, как решает он
дела государственные.
мучеников, Борис обливался слезами и, падая на колени, горячо молил: "Господи
Иисусе Христе! Удостой меня участвовать в произволении Святых Твоих; научи
меня идти по их следам. Молю тебя, Господи, да не увлечется душа моя суетой
мира сего; просвети сердце мое, чтобы оно знало Тебя и Твои заповеди; даруй
мне дар, какой даровал Ты угодникам своим".
глазенками, повторял за ним маленький Глеб.
ними в степях. Сколько русичи не всматривались вдаль, ничего не видно было,
кроме ковыля и знойного марева, висевшего в воздухе от полудня до самого
заката.
найдешь их теперь? - хмуро говорили усатые киевские дружинники.
Альты. Здесь и нашел князя Бориса прискакавший на взмыленном коне гонец,
привезший ему весть о смерти отца его князя Владимира.
молился, оплакивал отца. Тем временем известие о смерти Владимира облетело
лагерь. Собравшись вокруг шатра, дружина обратилась к Борису через своих
воевод:
садись на отчий стол, как тебя все желают!
придется обойти старшего брата и, возможно, пролить его кровь. "Да не
увлечется душа моя суетой мира сего", - всплыли в его памяти слова детской
молитвы, столь глубоко запавшей ему в душу.