Чтение 90–й страницы книги ~Избранные ходы~

-- Макарон тебя закодирует.

-- Как это?

-- Главное -- дело разумей, -- спасал Толкачева Орехов.-- А переборщишь
-- Макарон тебе бахмутку в лоб впаяет!

-- Какую бахмутку?

-- Лампа такая у шахтеров. Знаешь?

-- Нет.

-- Ну вот те раз!

-- А если не буду воровать?

-- Тогда верстатку в зад воткнет. Что такое верстатка, знаешь?

-- Знаю.

-- Значит, сработаемся. Приходите в "Верхнюю Волгу", Нидворай оформит
контракт. Испытательный срок -- сто лет.

-- Ну и шуточки у вас! -- попытался воззвать к простоте Толкачев.

-- Тебя, наверное, в детстве так сильно качали, что ты вылетал из
коляски.

-- С чего вы взяли?

-- Голова не так отрихтована.

-- Ваше дело -- платить.

-- Наше дело -- разговоры разговаривать и юмор шутить. А твое -- блюсти
печать. Не то -- сократим.

-- А сколько будете платить за смену?

-- Сто рублей и трудодень.

-- И все?

-- Плюс на выбор билет МММ или ваучер, -- установил надбавку Артамонов.

-- А за час переработки?

-- На час раньше на пенсию.

Толкачев ощутил всю прелесть полной словесной фиксации и заткнулся. Но,
как и предупреждал, воровал вовсю -- уводил часть тиража и куда-то сбывал.
Кому -- непонятно. Но это устраивало нанимателей.

-- Не надо выдумывать дополнительных способов распространения, --
мыслил Орехов.

-- Может, он сдает в макулатуру? -- выказал догадку Артамонов.

-- Это тоже способ. Оттуда газета попадает в СИЗО, а значит,
прочитывается. Читатель там самый благодарный.

"Лишенец" тем временем разрастался. Немецкая версия распространялась до
дыр в породненном городе Оснабрюке по три марки за экземпляр. В Безансоне
"Лишенец" на родном языке читали за каких-то пару франков. Процесс пошел.
Идею газеты-стигматы со щупальцами в городах-побратимах и дыхальцем в Твери
одобрили итальянцы из Бергамо и шотландцы из Глазго. На горизонте замаячили
лиры и фунты. В очередь встали финны. Они оказывали помощь региону в
автоматизации управления. В разгар пребывания делегации компания сидела в
"Старом чикене" и вела разговоры о системе сетевого администрирования.

-- Мы тоже вводим подобное, -- сказал помощник мэра Гладков. -- Я даже
знаю, где лежит ключ от каморки, в которой уже два года стоит приготовленный
для этих целей компьютер.

Переводчика перекособочило, словно с него содрали цедру. В его
исполнении высказывание прозвучало мягче: под компьютеры, мол, отведено
специальное помещение -- и финны понимающе закивали головами. Что поделаешь
-- чухна.

Итогом пребывания делегации стал протокол о совместном выпуске финского
варианта "Лишенца". Финны дали переводчика, потому что все местные
умудрились закончить школу с уклоном от угорских наречий. Гладков взялся
обеспечить переводчика жильем, но забыл. Выпуск "Лишенца" для Скандинавии
сорвался.

-- Я вас ренталл! -- выразился чухонский толмач и уехал к себе на
родину переводить на добро другое говно. Что он имел в виду -- было
непонятно -- восстановить ход его красивых мыслей не удалось.

-- И правильно сделал, -- сказал ему вдогонку Орехов на ломаном
русском, как будто так иностранцу наш язык становится понятней.

О том, что до китайского варианта не доходили руки, в Инкоу никто не
догадывался.

-- Вообще регион берется нелегко, -- подвел итоги первого года
пятилетки Артамонов. -- Все пытаются кинуть!

-- Дан талант -- езжай на Запад, нет -- в другую сторону! -- пропел
Макарон.

Глава 8. ДОМ НА ОЗЕРНОЙ

Город жил насильственной жизнью. Ему насаждали чуждую архитектуру,
навязывали чудаковатых правителей и принуждали к веселью.

-- Мы будем работать так, чтобы людям по крупице становилось лучше, --
пообещал мэр на инаугурации. -- Нагрубил начальник ЖКО -- снять его с
работы!

После этого мэра больше не видели. Градоначальник не переносил
контактов с горожанами и всю работу по управлению городом брал на дом.
Текучку в мэрии на Советской площади вел клеврет Гладков, в недавнем прошлом
вор-домушник. Он отмазывал мэра-надомника по всем вопросам -- занимался
освящением знамен, участвовал в комиссиях, разрезал ленточки, зачитывал
тексты соболезнований, пускал по миру корабли, встречал и провожал
депутации. Жизнь в городе шла вразнобой. В ходе приватизации Гладков продал
одну и ту же недвижимость по нескольку раз. Истинный покупатель определялся
потом разборками с потасовкой. Город потрясали хронические бюджетные
расстройства -- объекты не доводились до ума, и вопрос с завершением
строительства превращался в философский. Собственно, это был не город, а
один сплошной долгострой.

Самой именитой незавершенкой считался тридцатиэтажный Дом творческих
союзов на тонкой монолитной ноге. Он располагался на Озерной улице и имел
запутанную кредитную историю. Хозяева помещений пытались завести в подвалах
переплетные мастерские, но сами попали в финансовый переплет. Долгострой был
настолько долог, что ему вместо 1-го присвоили 11-й номер, а послали еще
дальше -- на 11а, поскольку на финише его обошел спуртом пенобетонный гараж
по соседству. В миру высотный Дом творчества звался "унитазом". Имя
прикипело к бросовому объекту без отторжения, чему способствовала свалка
отходов "Старого чикена" у подножия. Ходили слухи, что Дом союзов должен был
вот-вот рухнуть. Будто бы поплыли грунты и стал уходить в сторону от
ответственности неправильно залитый фундамент. Строительство приостановили
на неопределенный срок. А все потому, что Тверь выстроена на историческом
болоте. В народной среде находились конкретные источники, которые ведали с
точностью до градуса, что крен обозначился в сторону обкома и "унитаз"
обязательно на него рухнет. Его обломки вздыбят частный сектор, сметут
"хрущебы" и вломятся в кабинет Додекаэдра. Квартиры и дома по оси вероятного
падения катастрофически дешевели.

-- С этим "унитазом" просто беда! -- сетовал окрестный люд. Бабки,
проходя мимо, убыстряли шаг и крестились.

Замедленное падение высотки не отмечалось глазом, как в случае с Пизой,
но ощутимо присутствовало в городе по разделу народных верований. Досужий
визирь Гладков подсказал мэру разобрать падающее чудо света до пятого этажа
и устроить казино, но из-за чертовщины, витающей вокруг объекта, на демонтаж
никто не отважился. Это бы привело к более дробному расколу электората.

Шпиль вЂ(c)'унитаза'' наблюдался из любой точки города и непрестанно
мозолил глаза. Эти неосвоенные капиталовложения не давали покоя Макарону.

-- К вам из общества слепых, -- доложила Журавлева, оторвав аксакала от
заоконного пейзажа.

-- Зачем? -- напряг он голову.

-- Как обычно -- оформить льготную подписку.

-- Слепые? Подписку? Ну, пусть зайдут.

-- Живем тут, как сервитутки! -- произнесла Галка, когда просители
удалились. -- Проходной двор!

-- Может, нам приобрести офис? -- забросил идею Варшавский собравшимся
на планерку коллегам.

-- Хорошая идея, -- согласился Орехов.

-- А то наше нынешнее присутствие приводит клиентов в ужас.

-- Особенно слепых, -- поддержал Артамонов.

-- Да ладно тебе. Яблоку упасть негде.

-- Я видел объявление о продаже Дома союзов, -- сказал Макарон. --
Гложет меня одна мыслишка по этому поводу.

-- Надо подбросить ее Мошнаку. Он обязательно на нее западет, --
посоветовал Артамонов. -- Кого-кого, а Капитона Ивановича раскрутить можно.
Он человек с понятиями.

-- Честно говоря, я бы на вашем месте и по поводу жилья призадумался,
-- добавил Макарон. -- А то Артур уже, как ледокол, расчищает путь Галкиному
животу. Переживает за свое чадо-юдо. Да и Дебора того и гляди в декрет
свинтит. И, судя по расцветке глаз, дело вряд ли завершится одним
экземпляром.

-- Детей надо сначала родить одного, а потом добавлять по вкусу, --
объяснила Дебора, застеснявшись.

-- Но они же не голосеменные в конце концов, -- вступился за молодых
Нидворай. -- У них нормальный конкубинат, живут с намерением установить
брачные отношения.