хранить тайну, предложила лорд-канцлеру представить ей по этому важному
делу тайный доклад, так называемый "доклад королевскому уху". Такого рода
доклады были в большом ходу во всех монархических странах. В Вене был даже
особый "советник уха", в звании советника двора. Эта почетная должность,
учрежденная во времена Каролингов, соответствовала auricularius [наушник
(лат.)] старинных палатинских хартий - лицу, близкому к императору и
имевшему право нашептывать ему на ухо.
основании, что был близорук, как и она, если не больше, составил докладную
записку, начинавшуюся так: "У Соломона к его услугам были две птицы: удод
"худбуд", говоривший на всех языках, и орел "симурганка", покрывавший
тенью своих крыльев караван из двадцати тысяч человек. Точно так же, хотя
и в несколько иной форме..." и т.д. Лорд-канцлер признавал доказанным тот
факт, что наследственный пэр был похищен, изувечен и впоследствии найден.
Он не порицал Иакова II, который как-никак приходился королеве родным
отцом. Он даже приводил доводы в его оправдание. Во-первых, испокон веков
существуют известные монархические принципы. E senioratu eripimus. In
roturagio cadut [исторгаемый из среды дворянства становится лицом
недворянского сословия (лат.)]. Во-вторых, королю принадлежит право
изувечения его подданных. Чемберлен это признавал. "Corpora et bona
nostrorum subjectorum nostra sunt" [жизнь и имущество наших подданных
принадлежат нам (лат.)], - изрек преславной и преблагой памяти Иаков I.
"Для блага государства" выкалывали глаза герцогам королевской крови.
Некоторые принцы, слишком близкие к трону, в полезных для него целях были
удушены между двумя тюфяками, прячем их смерть приписывалась апоплексии.
Удушить же - дело более серьезное, чем изуродовать. Король тунисский
вырвал глаза своему отцу, Муллей-Ассему, тем не менее его послы были
приняты императором. Итак, король может приказать лишить своего подданного
какой-либо части тела точно так же, как лишают прав состояния и т.п., -
это вполне законно. Но одно законное действие не уничтожает другого. "Если
человек, которого утопят по приказанию короля, выплывет на поверхность
живым, это означает, что бог смягчил королевский приговор. Если найден
наследственный пэр, должно ему возвратить пэрскую корону. Так было с
лордом Алла, королем Нортумбрии, который тоже был фигляром. Так должно
поступить и с Гуинпленом, который тоже король, то есть лорд. Низкое
ремесло, которым ему пришлось заниматься в силу непреодолимых
обстоятельств, не позорит герба; тому свидетельством Абдолоним, который,
будучи королем, был вместе с тем и садовником, или святой Иосиф, который
был плотником, или, наконец, Аполлон, который был богом и в то же время
пастухом". Короче, ученый канцлер приходил к выводу, что необходимо
восстановить Фермена, лорда Кленчарли, ложно именуемого Гуинпленом, во
всех его имущественных правах и титулах, но "под непременным условием,
чтобы ему была дана очная ставка с преступником Хардкваноном и чтобы
упомянутый Хардкванон признал его". Этим заключением канцлер,
конституционный блюститель королевской совести, окончательно успокаивал
эту совесть.
запирательства Хардкванона к нему следует применить "длительный допрос с
пристрастием", причем очная ставка должна произойти лишь на четвертый
день, когда для преступника настанет час "смертного хлада", о котором
говорит хартия короля Адельстана. В этом было, конечно, некоторое
неудобство: а именно - пытаемый мог умереть на второй или на третий день,
что затруднило бы очную ставку; тем не менее приходилось подчиняться
закону. Применение закона всегда встречает известные трудности.
Хардкванон признает Гуинплена.
Гуинплена, с другой - не желая обижать сестру, к которой перешли все
поместья Кленчарли, с радостью согласилась на брак герцогини Джозианы с
новым лордом, то есть с Гуинпленом.
затруднений, ибо он являлся прямым и законным наследником. В сомнительных
случаях, когда трудно бывало доказать родство или когда пэрство in
abeyance [в состоянии неизвестности (англ.)] оспаривалось родственниками
по боковой линии, закон требовал перенесения вопроса в палату лордов. Не
обращаясь к более отдаленным временам, укажем, что в 1782 году здесь был
разрешен вопрос о праве Елизаветы Перри на Сиднейское баронство; в 1789
году - о праве Томаса Степльтона на Бомонтское баронство; в 1803 году - о
праве достопочтенного Таимвела Бриджеса на баронство Чандос; в 1813 году -
о праве генерал-лейтенанта Ноллиса на пэрство и на графство Бенбери и т.д.
В данном случае не было ничего подобного. Никакой тяжбы. Незачем было
тревожить палату, и для признания нового лорда было вполне достаточно
одного волеизъявления королевы в присутствии лорд-канцлера.
так тщательно, что ни Джозиана, ни лорд Дэвид даже не подозревали о том,
как искусно под них подкапываются. Высокомерную Джозиану, державшуюся в
стороне от всех, обойти было нетрудно. Что же касается лорда Дэвида, то
его отправили в плавание к берегам Фландрии. Ему предстояло лишиться
титула лорда, а он об этом и не догадывался. Отметим здесь одну
подробность. В десяти лье от места стоянки флотилии, которой командовал
лорд Дэвид, капитан Хелибертон разбил французский флот. Граф Пемброк,
председатель совета, предложил наградить капитана Хелибертона чином
контр-адмирала. Анна вычеркнула фамилию Хелибертон и внесла вместо нее в
список имя лорда Дэвида Дерри-Мойр, для того чтобы к тому моменту, когда
он узнает о потере пэрства, лорд Дэвид мог по крайней мере утешиться
адмиральским чином.
лорду Дэвиду - прекрасный чин. С одной стороны - злорадство, с другой -
благоволение.
К тому же она убедила себя в том, что исправляет несправедливость,
допущенную ее августейшим отцом, возвращает сословию пэров одного из его
членов, то есть действует, как подобает великой монархине, что, по воле
божией, она защищает невинность, что провидение в благих и неисповедимых
путях своих... и т.д. Нет ничего приятнее, чем поступать справедливо,
когда тем самым причиняешь огорчение тому, кого ненавидишь.
красавицы-сестры будет уродливый муж. В чем именно состоит уродство
Гуинплена, каково это безобразие, - Баркильфедро не счел нужным сообщить
королеве, а сама она не соблаговолила расспросить его об этом. Подлинно
королевское пренебрежение. Да и не все ли равно? Палата лордов могла быть
только признательна ей. Лорд-канцлер, официальный оракул, выразил общее
мнение. Восстановить пэра - значит поддержать все пэрское сословие.
Королевская власть в этом случае выступала как верная и надежная
заступница пэрских привилегий. Какова бы ни была внешность нового пэра,
она не может явиться препятствием, поскольку речь идет о законном праве на
наследство. Анна, вполне удовлетворенная своими доводами, пошла прямо к
цели - к великой, женской и королевской цели, состоящей в том, чтобы
поступать так, как ей заблагорассудится.
сразу получили огласку.
предстоящих событиях.
выражение. Порою радость бывает самым отвратительным чувством.
Он не выказал при этом особого удивления, ибо удивляются только
ограниченные люди. К тому же - не правда ли? - это было для него вполне
заслуженной наградой, - он так долго ждал счастливого случая. Должна же
была, наконец, судьба улыбнуться ему.
отличительных черт его поведения. Однако, надо сознаться, в глубине души
он был поражен. Тому, кто мог бы сорвать с него личину, под которой он
скрывал свою душу даже перед богом, представилась бы такая картина: именно
в это время Баркильфедро начинал приходить к убеждению, что он, человек
ничтожный и вместе с тем так близко стоящий к блистательной герцогине
Джозиане, не в силах нанести ей хоть какой-нибудь удар. Это вызвало в нем
безумный взрыв затаенной ненависти. Он дошел до полного отчаяния. Чем
больше терял он надежду, тем сильнее становилась его ярость. "Грызть
удила" - как верно передают эта слова состояние духа злого человека,
которого гложет сознание собственного бессилия. Баркильфедро был, пожалуй,
готов отказаться если не от желания причинить зло Джозиане, то от своих
мстительных планов; если не от бешеной вражды к ней, то от намерения
ужалить ее. Но какой это позор для него - выпустить из рук добычу! Затаить
в себе злобу, как прячут в ножны кинжал, годный лишь для музея! Какое
горчайшее унижение!
любит такие совпадения!) фляга Хардкванона, перепрыгивая с волны на волну,
попадает в руки Баркильфедро. В неведомом сокрыты какие-то силы, всегда
готовые выполнять веления зла. В присутствии двух равнодушных свидетелей,
двух чиновников адмиралтейства Баркильфедро открывает флягу, находит в ней
пергамент, разворачивает его, читает... Представьте себе только его
сатанинскую радость!
отливы, бури, штили могут прилагать столько усилий с единственной целью
доставить счастье злому человеку. Однако именно такой заговор
осуществлялся целых пятнадцать лет. Непостижимая тайна! В течение
пятнадцати лет океан беспрерывно работал над этим. Волны передавали одна
другой всплывшую на поверхность флягу, подводные камни сделали все, чтобы