книги ужасов? Несомненно, не было в этой области автора (может быть, за
исключением Ширли Джексон), к которому не относились бы
критически-настороженно. Сотни лет моральность таких произведений ставилась
под вопрос. Один из брызжущих кровью предшественников "Дракулы", "Варни
вампир", был назван "дешевкой". В 30-е годы постоянно слышались крики, что
дешевые журналы, такие как "Странные истории" и "Пикантные истории" (на
обложке обычно изображались полуобнаженные девушки, которым угрожают
чудовища мужского пола), отрицательно сказываются на морали американской
молодежи. Точно так же в 50-е годы индустрия комиксов задушила такие
незаконные производные, как "Басни из склепа", и составила кодекс комиксов,
когда стало ясно, что Конгресс намерен вычистить дом, если издатели не
сделают этого сами. Больше не будет расчленений, воскрешения мертвых и
преждевременных похорон - по крайней мере на ближайшие десять лет. Возврат
был обозначен непримечательным рождением "Мурашек" (Creepy), журнала "Уоррен
груп", который был абсолютным возвращением ко временам комиксов ужаса Билла
Гейнса. Дядюшка Крипи и его приятель Иери <Creepy - жуткий, вызывающий
мурашки; eerie - мрачный, жуткий, сверхъестественный.> были неотличимы от
Старой Ведьмы и Хозяина Склепа. Появились даже некоторые прежние художники -
Джо Орландо, начинавший в комиксах Е.С., если мне не изменяет память,
присутствовал и в первом номере "Крипи".
кинофильмы, телевидение и литература мейнстрима, тенденция убивать вестника
за дурное известие. Не сомневался и сейчас не сомневаюсь, что подростки,
которые сожгли девушку в Роксбери, взяли эту идею из фильма "Фазз",
посмотрев его на Эй-би-си в воскресный вечер; если бы этот фильм не
показали, тупость и недостаток воображения заставили бы их убить ее
каким-нибудь более обычным способом. То же самое справедливо относительно
многих других упоминаемых здесь случаев.
уйти. Подобно аттракционам в парке развлечений, которые подражают
насильственной смерти, рассказ ужасов - это возможность заглянуть за дверь,
которую мы обычно держим запертой на двойной замок. Но человеческое
воображение не удовлетворяется закрытой дверью. Где-то есть партнерша по
танцу, шепчет нам по ночам воображение - партнерша в истлевшем бальном
платье, партнерша с пустыми глазницами, в покрытых зеленой плесенью
перчатках по локоть длиной, и в остатках ее волос шевелятся черви. Держать
такое существо в своих объятиях? Кто, спрашиваете вы меня, кто будет
настолько безумен? Что ж...
ужасной из всех историй, - потому что тебе запретил муж. - Разумеется, это
только усиливает ее любопытство.., и наконец это любопытство
удовлетворяется.
Харкеру, - кроме закрытых дверей, куда вы, конечно, не захотите входить. -
Но Харкер именно туда и отправляется.
добровольно, вероятно, потому что понимаем: рано или поздно нам все равно
придется это сделать.., и не просто заглянуть, а войти туда. Навсегда.
демобилизованный солдат, ветеран Вьетнама и наркоман. История его душевной
болезни начинается с военной службы. Женщина и раньше замечала его, он
шатается и иногда громко разговаривает с отсутствующими людьми. "Правильно,
капитан! - говорит он. - Правильно, правильно!"
на наркотики. Не важно. К этому времени он уже мертв, что бы ему там ни было
нужно. Район неблагополучный. У женщины в одежде был спрятан нож. В схватке
она им воспользовалась. Когда подходит автобус, бывший черный солдат лежит в
кювете и умирает.
увидим, что те, кто подвергает критике произведения ужасов (или просто
тревожится из-за них и своей любви к ним), говорят следующее: вы продаете
смерть, уродства и чудовищность; вы торгуете ненавистью и насилием,
болезненностью и отвращением; вы просто еще один представитель сил хаоса,
которые и без того угрожают миру.
Джорджа Ромеро, считает ли тот такой фильм, с его кровавыми сценами насилия
и каннибализма, приметой здорового общества. В ответ Ромеро - и это достойно
рассказанного выше анекдота о Хичкоке - спрашивает критика, является ли
приметой здорового общества сборочный цех двигателей ДС-10 <Один из самых
распространенных самолетов, используемых на американских авиалиниях.>.
Ответ был расценен как увертка (я почти слышу, как критик говорит: "У меня
сложилось впечатление, что Ромеро нравятся такие споры").
глубже, чем проникали до сих пор. Уже поздно, звучит последний вальс, и если
мы сейчас не выскажем кое-что, думаю, мы не сделаем этого никогда.
под своими клыками и страшным париком, на самом деле так же консервативно,
как иллинойский республиканец в полосатом костюме-тройке; главная цель его -
подкрепить норму, показав, какие ужасные вещи случаются с людьми, ее
нарушившими. В большинстве произведений ужасов мы находим моральный кодекс
такой строгий, что заставил бы улыбнуться пуританина. В старых комиксах Е.С.
нарушителей супружеской верности неизбежно ждет дурной конец, а по сравнению
с участью убийц дыба и колодки - все равно что детская прогулка по ярмарке
<Мой самый любимый (нежно сказал он): спятивший муж заталкивает в горло
тощей жене шланг компрессора и надувает ее до тех пор, пока она не лопается,
как воздушный шар. "Наконец-то ты поправилась", - радостно говорит он ей за
мгновение до взрыва. Но потом этот супруг, размером примерно с Джеки
Глисона, попадает в западню, и его расплющивает в лепешку тяжелый сейф. Это
остроумное воскрешение старой истории о Джеке Спрете и его жене не только
забавно; оно предлагает нам прекрасный пример ветхозаветной теории "око за
око". Или, как говорят испанцы, месть - это блюдо, которое лучше подавать
холодным. - Примеч. автора>. Современные произведения ужасов мало чем
отличаются от моралистических пьес пятнадцатого, шестнадцатого и
семнадцатого столетий, если рассматривать суть. Рассказы ужасов не просто
твердо стоят на десяти заповедях; они раздувают их до размера табло. И когда
гаснет свет в кинотеатре или когда мы открываем такую книгу, у нас возникает
успокаивающая уверенность в том, что злодеи почти неизбежно будут наказаны -
мера за меру.
произведение ужасов обычно описывает прорыв какого-либо дионисиева безумия в
аполлониево существование и что ужас будет продолжаться до тех пор, пока
дионисиевы силы не будут повергнуты и не восстановится аполлониева норма.
Исключая мощный, хотя и загадочный пролог в Ираке, действие фильма Фридкина
"Изгоняющий дьявола" начинается в Джорджтауне, самом аполлониевом пригороде
из всех возможных. В первой сцене Элен Берстин просыпается от громкого шума
на чердаке - будто кто-то выпустил там на свободу льва. Это первая щель в
аполлониевом мире; скоро сквозь нее кошмарным потоком польется все
остальное. Но в конце фильма эта щель между нашим нормальным миром и хаосом,
где демонам позволено охотиться на невинных детей, вновь закрывается. Когда
Берстин в конце фильма ведет бледную, но, очевидно, уже нормальную Линду
Блэйр к машине, мы понимаем, что кошмар кончился. Постоянство
восстановилось. Мы выследили мутанта и убили его. И никогда равновесие не
кажется таким прекрасным.
видимость и обман? Я этого не утверждаю, но, может быть (поскольку это наш
последний танец), стоит рассмотреть и такую возможность.
который иногда бывает волосатым, а иногда - обманчиво гладким. Предположим,
существует двойной оборотень. Предположим, что, как мы и говорили, создатель
произведения ужасов под своими пластиковыми клыками и париком ужаса на самом
деле республиканец в застегнутом на все пуговицы костюме.., но что, если под
этим костюмом - настоящее чудовище, с настоящими клыками и извивающимися
змеями Медузы вместо волос? Предположим, что вся эта мораль - ложь, и если
добраться до самой сердцевины, создатель ужасов вовсе не защитник нормы, а
скачущий, ухмыляющийся, красноглазый адепт хаоса?
засел за новый роман с рабочим названием "Дом на улице Вэлью". Это должен
был быть roman a clef <роман, в котором под вымышленными именами выведены
подлинные лица.> о похищении Пэтти Херст, о промывании ей мозгов (или о
ее социально-политическом пробуждении, в зависимости от вашей точки зрения),
о ее участии в ограблении банка, перестрелке в убежище САО
<Симбионистская армия освобождения - небольшая
радикально-террористическая группа из Сан-Франциско, в 1974 году похитила
дочь известного газетного магната Патрицию Херст.> в Лос-Анджелесе -